Литмир - Электронная Библиотека

– Иви! – Босс раз за разом выкрикивал ее имя. – Сейчас же надень эту чертову маску!

Когда она наконец перестала сопротивляться, он помог ей встать на ноги и поправил маску со всей возможной осторожностью.

…Запах стал ее наваждением. Паразитом, вселившимся в нее. Иви позволила ему взять контроль над своей душой и телом. Ее имя было лишь именем, именем пленницы или рабыни. Она была марионеткой на веревочке, оболочкой прежней себя. Словно губка, впитывала его, пока сама не растворялась в воздухе, впитываясь в другие вещи в комнате.

В горле у нее что-то булькнуло – одновременно стон и смех. А может, попытка изгнать запах, вытошнить его… Ничего не получилось. Наверное, глубоко внутри ей не хотелось его отпускать.

Иви готова была остаться там до конца жизни, притворяясь, что действительно живет, как делала, пока не лишилась контроля: притворялась, что все нормально и что она не так уж одинока. Стремилась погрузиться в эту вонь, в трупные ароматы, навечно. Она научилась бы жить с ними, точнее, они научили бы ее жить заново. С этого момента она будет стремиться к смерти, но уступать желанию жить.

– Ну вот, вот так… – Босс похлопал ее по плечу, потом обнял одной рукой. – Всё в порядке.

Кислый влажный дух окутал ее, словно воронка из тумана. Впервые со смерти брата Иви разрыдалась до истерики, проливая по Хансу потоки слез и соплей.

9

Она еще много куда совала свой нос. На свалки и мусороперерабатывающие заводы, в компостные ямы и даже в печально знаменитый общественный туалет на первом этаже парковки в храме Бангка-Люньсян. Бесполезно. В местах, которые казались другим людям невыносимо вонючими, Иви ничего не ощущала.

Пока однажды утром, после бессонной ночи, она не пошла на рынок и не увидела курицу, которая металась на мясницкой колоде, пытаясь расправить крылья и улететь. Курицу зарубили прямо у Иви на глазах, и на долю секунды девушка унюхала запах птичьей крови, а потом и все рыночные ароматы. Это было потрясающе. Великолепно. Она едва не лишилась чувств.

Позднее ей стало ясно, что обоняние возвращается только там, где присутствует телесное разложение. Смерть даровала ей пробуждение. Она совершенно точно выбрала нужную профессию, потому что на местах жестоких преступлений легче всего было практиковаться. Поначалу обоняние могло подводить; ей не хватало зрелости и профессионализма. Запахи наваливались на нее, трудноразличимые, и, недостижимые, ускользали. Самым сильным был запах крови. Он брал верх над всеми остальными, не давая возможности разобраться в них, – оставляя только общее ощущение упадка.

Но постепенно Иви научилась следовать по определенной траектории. Научилась разделять потоки, двигаться против течения, идти от устья реки к истоку. Разбирать перепутанные линии, одну за другой, выделяя и распознавая молекулы чистых ароматов, а потом фиксируя их у себя в мозгу.

Это была зависимость, наваждение, привычка, от которой она не могла отказаться. Похоть – чистая и незамутненная. Самая честная эмоция из всех.

Иви работала днями и ночами, словно лунатик. Дело было не в усердии; ей хотелось снова отдаться запахам, насытиться ими. Она всегда первой приезжала на место, снимала маску и впитывала темноту. Иногда ее рвало – некоторые запахи по-прежнему казались невыносимыми, хотя она и вдыхала их десятки раз; например, отвратительный душок перезрелого «счастливого» ананаса, который забывали выкинуть в офисе похоронной конторы наверху, и он оставался там на несколько дней. Она выблевывала содержимое желудка, впускала запахи вместо него, и так повторялось раз за разом. Однажды ее вырвало на труп, который она осматривала, и рвота залила одежду мертвеца.

Но в основном она упивалась запахами. Босс, Ширли и остальные, приходя, заставали ее в прострации, опьяненную, горячую на ощупь. Иногда казалось, что у нее оргазм.

Иви стонала.

10

– Эй!

Окрик вернул Иви к реальности. Она сонно приоткрыла глаза. Среди одуряющих запахов девушка сладко заснула, всхрапывая и причмокивая. И не услышала, как открылась входная дверь.

– Какого черта с тобой творится? – Ширли стояла над ней, уперев руки в бока. Кроме откровенной злости, в ее голосе сквозил страх. Она смотрела на лицо коллеги – без маски.

Иви облизнула растрескавшиеся губы. Ее глазам потребовалось время, чтобы привыкнуть к свету, а мозгу – чтобы снова заработать. Запах обжег ей ноздри, в горле зацарапало. Она передозировала его, перегрузила обонятельные центры. Иви дважды рыгнула и почувствовала знакомый позыв к рвоте. На лице невольно проступила улыбка.

– Мерзость какая! – недоверчиво сказала Ширли, вытаращившись на улыбающиеся губы Иви. Маска приглушала голос, но не скрывала возмущение и ярость. – Чем вообще ты тут занимаешься?

Иви не ответила. Часы, минуты, секунды… Она выключила таймер, выпустила из рук хирургический костюм, в который утыкалась носом, взяла свою маску и, с усилием встав, пошла прочь от Ширли в сторону гостиной.

– Иви! – застенчиво окликнул ее Твиг. «Прошу, не ругайся», – взмолился он про себя, беспомощно заглянув ей в глаза. Твиг очень надеялся, что Иви поймет.

Проигнорировав его, она подошла к ящику с инструментами, чтобы взять средство для антибактериальной обработки.

– Иви Ян! – рявкнула Ширли. – Эта работа – наша с Твигом. Не вздумай путаться под ногами.

Кровь у Твига застыла; он медленно повернул голову к Иви.

– Ты, мать твою, меня не слышала? – взорвалась Ширли.

– Заставь меня, – сказала Иви холодно. – Иначе я уйду, только когда он придет.

Ширли сложила руки на груди и уставилась на Иви своими орлиными глазами.

Иви пошла по комнате, подбирая мусор – тот, что не растворился в крови: тапочки, бумажные мешки, книги и пластиковые бутылки. Ее небесно-голубые перчатки быстро стали малиновыми. Она сдернула их и затолкала в пакет. Достала из поясной сумки пару чистых и потрясла, чтобы они надулись – так легче было просовывать пальцы.

Затем схватила спрей и нажала на рукоятку. Белая пена, попадая на пол, окрашивалась алым и коричневым – это растворялись жир и кровь, высвобождая кислород.

– Маска бы… – Твиг проглотил конец фразы, опустился на колени рядом с Иви и начал скрести.

– Думаешь, ты помогаешь, – ухмыльнувшись, обратилась Ширли к Твигу, – но все знают, что ты – ее сучка.

Твиг не сводил глаз с Иви, боясь ее реакции. Потом все-таки бросил взгляд на Ширли. Та изо всех сил старалась демонстрировать презрение, а не страх. Иви наконец услышала ее, но отзываться не стала. Только вытащила металлический скребок из поясной сумки, присела и тоже начала скрести пятно крови, словно мастер тэппаньяки[16].

* * *

Твиг слышал от Андре, что Иви и Ширли возненавидели друг друга с первой минуты знакомства. Стоило им оказаться рядом, и они готовы были вцепиться друг другу в глотки. Каждый раз разыгрывался один и тот же сценарий: острый язык Иви помогал ей одержать верх над Ширли в словесной перепалке, и последняя кидалась к боссу жаловаться.

Но это было раньше. Теперь Иви стала похожа на живого мертвеца, оболочку человека, наполненную злобой и гневом. Молчание превратилось в ее нормальное состояние, а достигая критической точки, она взрывалась: и не вербально, а физически. Ширли стала жертвой одного такого взрыва и на память о нем получила шрам под левым глазом – изогнутую белую полосу. Это произошло два месяца назад.

* * *

Дело было наутро третьего дня отчаянной битвы, которую Иви, Твиг, Андре и Ширли вели в доме хордера[17]. Дома, где умирали одинокие люди, вычищать было сложнее всего, потому что трупы так и разлагались сутками, неделями, месяцами и даже годами, прежде чем их обнаружат. Сосед, который не мог больше выносить «вонь дохлых крыс», или хозяин, явившийся за квартплатой, звонил полицейским, и раздутый труп, рай для личинок, наконец-то находили.

вернуться

16

Тэппаньяки – стиль приготовления пищи.

вернуться

17

Хордер – человек, склонный к патологическому накопительству.

10
{"b":"887931","o":1}