– Всё, на одного землекопа стало меньше. Придётся «писхателя» нам всем обрабатывать, пока он дневники военных гидрологов в дремучих лесах Витимского плоскогорья искать будет. Ну такая у нас, шерпов, доля, – наигранно протянула Селина, и все засмеялись.

– Минуточку, коллеги, минуточку, – академик, судя по всему, собирался сказать что-то очень важное, потому что даже привстал.

– Рукопись дневников капитана Иванова я не так давно обнаружил в одном из центральных архивов и предусмотрительно сделал копию. Завтра же покажу её Трифону Петровичу и всем жаждущим. Профессор, коллеги, почитайте, пре-любопытнейшие дневники, скажу я вам… И да, я тоже иду в землекопы…

Название «нефрит» произошло от греческого «нефрос» – «почка». Почему почка? Да потому, что было поверье, что камень лечит болезни именно этого органа. А ещё нефрит считали камнем жизни.

Известный минералог академик А. Е. Ферсман посвятил нефриту многие страницы своих книг: «Своеобразна и загадочна судьба плотного зелёного камня – нефрита. Он встречается в виде малопривлекательных галек или обломков тёмно-зелёного, почти чёрного или светло-молочного цвета. Никогда не встречается он в виде кристаллов, которые своей красотой могли бы привлечь внимание первобытного человека.

А между тем именно нефрит сделался материалом для изготовления первых орудий не только в Центральной Азии – этом очаге древней культуры, но и в Европе, среди Альпийских гор, в Америке, на берегах Ориноко и Амазонки, и на островах Новой Зеландии и Австралии. На заре зарождения культуры, в самых различных её центрах у разных народов нефрит вместе с кремнем сделался первым орудием борьбы за жизнь. Его прочность и вязкость[9], сочетающиеся с незначительною твёрдостью, сделали нефрит неоценимым материалом. В свайных постройках швейцарских озер, в прибрежных становищах Байкала, в древних постройках знаменитых Микен в Греции, на далеких островах Карибского моря, у племени маори на островах Новой Зеландии – всюду выделывались из тёмно-зелёного нефрита ножи, наконечники для стрел, молотки, топоры. Они передавались из поколения в поколение и, не снашиваясь, находились в употреблении целые века…

Наконец, и с технической точки зрения в некоторых отношениях нет веществ, равных нефриту, не только среди природных, но и среди искусственных соединений.

На одном из заводов попытка разбить на наковальне глыбу нефрита окончилась тем, что наковальня рассыпалась на куски.

Для разламывания нефрита нужны удары в три раза более сильные, чем для базальта или порфира.

Секрет исключительной прочности нефрита заключается в особенностях его кристаллической структуры.

Рассматривая нефрит под микроскопом, можно видеть, что плотная масса камня состоит из бесчисленного множества тончайших волокон, сложно переплетающихся друг с другом. Это своего рода каменный войлок. Мы знаем, что для раздавливания гранита нужно давление от 1 до 2,5 т на квадратный сантиметр; для стали давление должно доходить до 4–5 т, но для лучших кусков нефрита из Саянских гор нужен груз до 7 т, чтобы раздавить этот замечательный камень, более стойкий, чем сталь.

Такова поразительная прочность этого минерала, и хотя нефрит и много мягче простого кварца, но по своей вязкости и сопротивляемости механическим воздействиям он превосходит почти все другие минералы»[10].

Май выдался сухим и жарким. Дождей давно не было, и в Иркутском городе опасались, как бы не полыхнули пожары. Поглядывали подозрительно на ребятню, что без присмотра шарахалась меж домов. Не ровен час… Воевода усилил караулы.

Вечерело. Заход солнца на Ангаре стал поздним. Да и куда ему спешить – впереди лето – день заметно прибавлял и становился длиннее. Михей сидел на лавочке, примостившись у пенька, и щепил лучину. Многие занимались этим, когда выдавалось свободное время. Её всегда нужно много. Весной и летом лучина шла в дело только для растопки. С Благовещенья до Ильина дня, а то и до Успенья избы освещать – баловство.

Дни долгие – и так светло. Да и старинному поверью следовали: «После Благовещенья грех зажигать огонь».

Без лучины в хозяйстве никак – ни печь не растопить, ни избу осветить, ни в подполье тёмное не спуститься.

Абы какое бревно не пойдёт. Лучшая щепа из сосны и берёзы, да чтоб осмола было поболе, тогда огонёк полыхает ярче и ровнее. Хочешь побольше света, бери несколько лучин, а то и вовсе пучок.

Щепить тоже уметь надобно. Для того дела в хозяйстве имеется специальный нож-косарь, припечный топорик. Лучины лучше делать длинными и тонкими.

А бревно для того, чтобы щепить, готовили специально – распаривали в печи. Как? Клали его поверх чугуна с водой, вода кипела, пар дерево увлажнял, делал мягким и податливым. Но это ещё не всё, опосля брёвнышко топориком с одного конца надкалывали рядами меньше чем наполовину и тогда податливое дерево можно и руками драть.

А как жгли в избе? Тоже не просто – закрепляли в светец – специальное приспособление, нижний конец которого крепился на чурбачке или на специальной подставке. Чтобы больше света было, под светец ставили корытце или любую ёмкость с водой. Вода отражала свет, а угольки падали в воду, не дай бог пожар.

…За забором забрехала собака.

– Эй, Ангар, чё те лается, – лениво шугнул Михей. – Сыт, спишь на сене, не какая-нибудь бездомная животина, опять же при деле – сторожишь Хватушку. Я вот с тобой говорю, а ты всё одно лаешь и лаешь.

Михей положил косарь[11] и пошёл поглядеть, чего там собака лает. Заглянул за калитку – никого.

Ангар сидел на крыльце дома и сердито фыркал на соседний забор. Там, как птица на жёрдочке, восседал рыжий кошак. Он, не обращая никакого внимания на Ангара, неспешно облизывал то одну, то другую лапу.

«Ах ты, кошара, совсем страх потерял, весь в хозяина пошёл», – подумал Михей. Поднял с земли камешек и уже было замахнулся, как из-за забора возникла голова Хвата.

– Я вот те кину, кидальщик нашёлся. Ты чего котярку обидеть норовишь, а, Михей?

«Мать честная, чуть было не вмазал Хватушке по роже», – подумал Михей.

– Ты чего, злыдень, на кошака махнуть хотел?

– Да что ты, Хватушка, что ты! Порядок вот навожу. Смотрю, где чего валяется не по делу.

– Смотри, Михей. Коли пожалуется Кешка, будет тебе… – Из-за забора показался огромный кулак Хвата. Котяра, словно бы почувствовал защиту, заурчал, замурлыкал, всем своим видом показывая, что с таким хозяином ему ничего не страшно.

– Хватушка, ты пошто такой-то? Не зайдёшь, из-за заплота кулаками машешь. Не серчай, дружок ты мой… Кирька всё ещё на воде?

– Так пошто я знаю, не видал сегодня. Ефимий сказывал, воевода хочет новую пристань ставить. Дело долгое, а без Кирьки-то не обойтись, он у нас знатный мастер. Поди, расскажет?

Михей согласно кивнул.

– А то заходи, кваску попьём. Завтра опять день-деньской работный.

– Может, и зайду, делов вроде мало.

…Четыре дома в ряд поставили для Михея, Ефимия, Кирьяна и Хвата после возвращения из прошлой экспедиции. Воевода Леонтий Кислянский был доволен: много сведений привезли казачки, камешков разных, гербарий собрали. Леонтий с интересом слушал рассказы следопытов и уже обдумывал новую экспедицию. А как же, всё больше китайские купцы интересуются нефритом, всё больше слухов, что этот камень находят в иркутских местах. Стало быть, надо искать! Казна прирастёт!