— Познакомиться? А ведь мы знакомы. Не припоминаешь старого друга, а, Микки?

— Простите, нет.

— Ну конечно, я сильно изменился за эти годы. Алек Борски.

— Боже мой! Алек. Я даже как-то не сопоставил, впрочем, я не знал, что ты занимаешься физикой. Дружище, как я рад тебя видеть!

Майкл уже раскрыл объятья, но Алек суховато протянул ему руку.

— Что ж, я тоже рад, проходите, чувствуйте себя как… в гостях.

Алек провел их в свой кабинет, заварил чай, достал с полки коробку с изрядно подсохшим овсяным печеньем.

— Да, неожиданная встреча, — начал Майкл. — А что же ты не признался еще тогда, в гостинице? Мы бы посидели, выпили, повспоминали юность… Хотя нас объединяют грустные воспоминания. Помнишь, Мара, я обещал рассказать тебе, как вывихнул ногу в первый раз?

— Да.

— Так вот. Мы все тогда были молодыми, студентами, знаешь, сил много, жизненного опыта мало, хотелось какого-то драйва, жизнь казалась слишком размеренной и скучной. Началось все с кружка чтения. Читали всяких древних философов, писателей, прочитали несколько антиутопий, стали обсуждать, и знаешь, нам вдруг показалось, что мы тоже живем в антиутопии. Что свободы мало, что за нас как будто всё выбирают, а тут еще закон новый приняли о создании единой базы ДНК всех граждан Уэя. Нам это не понравилось! Речь шла, как нам показалось, уже не о безопасности граждан, а о возможной искусственной селекции. Правда, потом правительство специально прописало в законе пункт о запрете селекции, но это было уже после нашего выступления. И после не значит вследствие, но тем не менее. В общем, мы создали тайную организацию, куда входили студенты разных факультетов и другие сочувствующие, и решили провести массовую акцию протеста, чтобы «открыть глаза» нашим гражданам.

— Да, да, какая ирония, — вмешался Алек, — Майкл Трэмсон, всегда и во всем лучший, первый ученик, стипендиат, спортсмен! И вдруг взбунтовался, свободы ему, видите ли, захотелось! Где же ты был, когда мы все вышли на площадь? Наш юный гений, громче всех кричавший про свободу и права человека, струсил.

— Неправда! Ты же знаешь, что накануне того злополучного дня я участвовал в соревнованиях по прыжкам и очень сильно вывихнул ногу. Я просто не мог ходить!

— Ну, конечно! Какое несчастье — ножку повредил! Даже свои поражения ты умел превращать в победы. Когда всех зачинщиков акции протеста арестовали, ты оказался ни при чем. А нас приговорили к высылке на остров Оу, навечно.

— Но я же поехал вместе со всеми!

— Поехал. Но по своей воле, а не под конвоем. И у тебя всегда было право вернуться. Ты не знаешь, что значит «без права на возвращение»! За одну глупую выходку, придуманную тобой, мы расплачивались всю жизнь на этом проклятом острове!

— Не я один это придумал. И я расплачивался за случившееся вместе со всеми. Кроме того, многие впоследствии подали прошение о помиловании, и им в конце концов разрешили вернуться. Ты бы тоже мог, но нет, ты же слишком горд для этого, Алек. Лучше же ненавидеть и проклинать весь белый свет, как этакий Каин или Манфред.

— Не в этом дело. Я не собирался возвращаться.

— Да и я бы не уехал с Оу, если бы не ты! Ты же сам меня уговорил, буквально насильно впихнул на паром, а теперь упрекаешь! Да, я оказался слабее, чем думал, но…

— Ты всегда был слабаком, Майкл! Слабаком и трусом! За что только Анабэль любила тебя? Ты не смог даже вернуть девушку, которую любил больше жизни, как ты говорил!

— Я пытался ее найти, ты же знаешь, мы ведь вместе ходили, расспрашивали у надежных людей, даже нашли одну из вилл ее отца в пригороде Шарна, но там никого не было, кроме прислуги. И прислуга сказала, что молодая хозяйка вышла замуж и отправилась погостить к родителям мужа, куда-то вглубь острова.

— И ты тут же скис. Она вышла замуж, ах, какая трагедия! Хороший повод, чтобы уйти в запой и отказаться от непосильной для тебя задачи!

— Но что я еще мог сделать?!

— Ты — ничего.

— В каком это смысле?

— А в таком. Ты трус и неудачник, Майкл. Когда я погрузил твое бренное тело на паром, я почувствовал такое облегчение, такую радость! Теперь я знал, что мне делать. Я бросил работу в порту и через одного знакомого наркоторговца устроился работать курьером в одну из фирм Хосе (мужа Анабель), через год дослужился до старшего курьера, мне стали доверять важные поручения. Еще через год Хосе понадобился новый личный шофер, и я устроил так, чтобы ему порекомендовали меня. Так я получил возможность видеть Анабэль, женщину, которую я любил больше всего на свете.

— Ты любил?!

— Я. Я полюбил ее с первого взгляда, с того вечера, когда она внезапно появилась у нашего костра на берегу. Она замерзла и хотела немного обогреться. И я накинул свою рубашку ей на плечи. А ты даже не подвинулся, чтобы уступить ей местечко получше. И все равно она выбрала тебя! Почему?!

— Подумать только! Анабэль многим нравилась, она была очень красивая, но я и вообразить не мог, что ты был в нее влюблен…

— Ты был моим другом, а она выбрала тебя, везунчика Майкла, всегда выходящего сухим из воды… Ты даже не любил ее по-настоящему! Ты бы не смог пройти через то, через что прошел я ради нее. Однажды Хосе поручил мне отвезти его жену в город. Пока мы ехали, я рассказал Анабэль все. Как разрушили колонию хиппи, как мы с тобой отправились в Шарн, как работали на погрузчиках в порту, как искали ее повсюду, как узнали, что она вышла замуж, и наконец, как я отправил тебя домой на Уэй, а сам остался, чтобы найти ее, и вот — нашел. Она все еще любила тебя! Знаешь, о чем она меня попросила? Чтобы я скорее дал тебе знать, что нашел ее, чтобы ты приехал и забрал ее. Святая простота! Она думала, что я нашел ее для тебя, как настоящий верный друг, этакий Санчо Панса…

— Предатель! Ты ведь мог мне сообщить, я бы приехал!

— Ну, конечно! Ты бы приехал! Предатель здесь только ты, бросивший своих друзей, оставивший девушку, которая тебя любила. Ты ведь и сам мог вернуться на Оу и еще раз попытаться ее найти, что тебе мешало? Но ты не вернулся.

— Я хотел, но…

— Мы ждали тебя больше года. Точнее, Анабэль ждала. Она верила, что ты приедешь и спасешь ее. Я тянул время, всячески стараясь при этом заслужить ее доверие, ее признательность. Она говорила со мной о тебе, я стал для нее чем-то вроде лучшей подруги, которой можно доверить все секреты. Я опекал ее как мать и отец вместе взятые, исполнял все ее прихоти и капризы, утешал, когда муж обижал ее. Хосе был ужасным мерзавцем, и я думаю, что его недавняя смерть была для него незаслуженно легкой. Однажды он уехал куда-то по делам на целую неделю, а меня оставил при Анабэль на вилле. Мы с ней уже успели очень подружиться к тому времени. Каждый вечер я тайком пробирался в ее комнату, чтобы прислуга не видела, и мы часами разговаривали обо всем на свете. Но больше всего — о тебе. И вот, как-то раз мы сидели перед камином, а за окнами тоскливо завывал ветер, разгулялась осенняя буря, и Анабэль вдруг сказала: «Мне так тревожно что-то, на душе так тяжело, смутно… Ведь он не приедет. Майкл не приедет за мной. Скажи! Скажи мне правду, он не приедет, он забыл меня?». И я ответил: «Да, боюсь, что так». Как она плакала в ту ночь, бедняжка! Я утешал ее как мог. Мы стали любовниками. Но горькая это была любовь. Потому что, даже обладая ею, я знал, что Анабэль не любит меня. Какая это была пытка — любить ее всем своим существом и знать, что она все равно любит тебя, Майкл, даже несмотря на твое предательство, что она отдала бы все на свете за то, чтобы на моем месте оказался ты.

Майкл закрыл лицо руками. Алек продолжал:

— Через некоторое время она поняла, что беременна. Тайком от мужа сделала анализы и узнала, что ребенок от меня, и что будет девочка. Сказала мужу, что скоро родит девочку, а он ужасно разозлился. Хосе хотел мальчика, наследника. Я слышал, как он орал на нее: «Мало мне одной потаскухи в доме, еще решила наплодить, сука, тварь, не могла постараться, чтобы был мальчик!». Мы с Анабэль долго ломали голову — что делать. Врачи сказали ей, что если сделать аборт, детей у нее больше не будет. Она решила оставить ребенка, но не хотела и думать о том, чтобы наша дочь росла в доме Хосе и, не дай бог, повторила несчастную судьбу своей матери. Когда ей пришло время рожать, я подкупил акушерку и врача, чтобы они отдали мне новорожденную девочку, а Хосе сказали, что Анабэль родила мертвого ребенка. Они так и сделали. Как раз накануне одна бедная женщина родила очень слабенькую девочку, которая вскоре умерла, ее-то и предъявили Хосе. Ребенка похоронили с большой помпой, на это Хосе не поскупился. А маленькую Мару отдали мне, и я растил ее как мог.