Боря уже хотел показать следом пачки с крупными купюрами, но рука дрогнула. Только трусы достал с самого верха, закрыл плотно и добавил, пытаясь припомнить, как они там оказались:

— Я пока труханы на руках простирну. И пока будут сушиться, подумай. А пока думаешь, ты мне лучше вот что скажи… есть у Нины Альбертовны золото? Драгоценности всякие, старьё в шкатулке.

— Конечно есть! — даже обрадовалась Леся и полезла рыться в шкатулках. — А ты что теперь, ещё и скупщик сокровищ?

— Я бы взял на реализацию, если хочешь, — добавил Боря уже из коридора, немного подумав, не став развивать и этот момент.

Судя по внедрённым в общество Вишенкам, болтун — находка для шпиона. Но если Леся даже не заикнулась о содержимом сумки, значит не заглядывала.

«Такой не то, что жизнь надо облегчить, такую замуж с ходу надо брать!» — предложил внутренний голос: «Вот только с Наташкой сначала бы разобраться. И о Дашке подумать. А той вообще бассейн сначала построить надо. Это если о её сестре не вспоминать, да?»

Дел как всегда — невпроворот. И лишь одна фраза Степаныча на ум приходит: «хочешь жить — умей вертеться». И если сам наставник следует этому совету, то вертит Зою как хочет. В конце концов кто сказал, что после пятидесяти секс отсутствует?

Зинаида Фридрих так и не успела стать Князевой, зато успела схлопотать срок за убийство. Полное раскаянье, однако, помогло слабо, а сотрудничество со следствием даже не предлагали. И так всё очевидно: месть на фоне семейных ценностей. Суд учёл все потуги Зины скосить себе срок, но живых людей ценил больше жмуриков. И цифра оглашения приговора всё равно состояла из двух чисел, без права УДО в ближайшие десять лет.

Вот и получалось, что вместо любимого массажа отныне Зину заставляли строчить платья. Совсем не от Кардена или Габанна. Скорее робы от Гобы. Он же — Гоблин. Так называли начальника тюрьмы за глаза.

Князь был отомщён, но это не радовало. Колония строго режима и близко не стояла по сравнению с коттеджем Князевых. Вместо пиццы с пеперрони под телевизор в личном кинотеатре теперь давали лишь макароны по-флотски и возможность читать потёртые книги или писать длинные письма на честно заработанные в колонии деньги.

«Труд сделал из обезьяны человека» — честно предупреждал плакат на входе в рабочую часть зоны.

Жизнь словно не успевала смеяться над Зиной. Казалось бы, ещё до Нового года

любила делать людям массаж и выходила замуж за столько выгодную партию, как пухленький ОПГ-медвежонок. И вот на тебе — переигровка и теперь каждый вечер пишет письма Кире. Причём даже не электронные.

Но единственному человеку, который не только не бросил, но и упрямо называл её «мамой», не писать она просто не могла. Своих детей у Зинаиды никогда не было. Всю жизнь работа на ногах или скиталась по салонам, а жила исключительно на съёмные квартирах или ютилась в комнатках, сколько себя помнила.

Радость до встречи с Князевыми была по жизни лишь одна — однажды съездила за границу. В Израиль. По направлению, уж больно фамилия интересная. Заодно предлагали и кровь сдать, чтобы точно проверить.

Проверили, им понравилось. Она же зацепилась за страну и ей понравилось тоже. Кому может не понравиться мир без зимы и вечнозелёные пальмы? А ещё песок и пустыни — романтика.

Зина никогда бы не подумала, что туризм на малую родину предков, что спорили за своё ещё с римлянами, обернётся для неё службой в снайперской роте.

Но и выходило, что хотела по удачному стечению обстоятельств на месяц туристом побывать, чтобы подешевле, а получилось на два года и полной программе по пустыням и оазисам побегать, в полной боевой.

То вроде бы дело прошлое и почти забылось. Но однажды вечером в камеру пришёл охранник и позвал к Гоблину на ковёр. А у того в кабинете уже человек сидит загорелый. Сразу видно — не местный.

Зина только поздоровалась. Может, массаж кому понадобился? Она давно предлагала по специальности в колонии массажный кабинет открыть. Чтобы всем в радость, а ей хотя бы печеньки к чаю вместо чифиря.

Но загорелый вдруг улыбнулся и сказал:

— Шалом Алейхем, Зина.

— И вам не хворать, — ответила, немного подумав, Фридрих, едва не ляпнув «вечер 'в хату» ещё на входе.

Этого человека она уже знала. Майор!

Если точнее, то майор каракалей. Именно он пяток лет назад уверял её, что кого попало в ЦАХАЛ не берут. И хоть батальон Каракаль на две трети состоит из женщин, пахали они там похлеще иных мужиков из бригады Гивати. Но больше всего поджопников ей досталось от Майора по специальной подготовке, когда учил стрелять так далеко, насколько хватало глаз. Ведь как оказалось на полёт пули влияет не только ветер, но и влажность и даже время суток, что влияет на неё напрямую.

За год из неё получился сносный снайпер. И на этом вроде бы всё. Истосковавшись по снегу, рванула домой. Березы фоном грели душу. А в пальмах какой толк? Ни веника в баню не сделать, ни сока по весне пригубить. Только и остаётся, что одиннадцать приветствий на иврите кричать.

Если Майор только что пожелал ей «мир вам», то она могла в ответ сказать как минимум «ма нишма», что означало бы — «как дела?». Или ляпнуть «ма хадаш». Вроде как «что нового?»

Могла. Но не стала. Не настолько близки. Впрочем, аборт можно было засчитать как за близость. Потому и отпустили, чтобы разойтись миром. Тогда ещё юный Майор не был настолько подкован, чтобы всё держать в своих руках. Это теперь — глаза потухли.

«Насмотрелся», — всё поняла Зина: «Прознал же как-то про меня, вот проныра».

— Зина, скажу прямо, — тут же перешёл он к делу. — Обстановка на Ближнем Востоке накаляется. Нам пригодится твой опыт. Как насчёт разменять срок на пятёрку службы? В обстановке, приближённой к боевой. А если войну объявим, то до трёх упадёт.

— Я за! — не раздумывая ни секунды, ответила Зина.

Так как массажный кабинет всё равно открыть не позволят, а от макарошек в стиле «аль денте» у неё изжога.

За убийство у неё, конечно, появился определённый авторитет на зоне. Да и подмять под себя девок не долго. Но меньше всего ей хотелось десятки лет ныкать сигареты под матрасом или вручать шоколадки за кунилингус самым ответственным «подругам».

— О! Быстро ты, — даже немного удивился Майор. — Что, даже никаких требований?

— А я могу забрать с собой малую? — немного подумав, спросила Фридрих.

— Малую? — переспросил Майор, очень надеясь, что речь не о другой арестантке.

«Ещё и наверняка не еврейке», — заранее поморщился служивый.

— Кира Князева, — уточнила Зинаида. — Пропадёт она тут одна без меня. А там чаем торговать будет. Там это больше ценят. Настоящий чай. У неё хороший вкус. Поднимется.

— И какой у неё срок? — осторожно поинтересовался Майор, имя которого и раньше предпочитали не упоминать, а тем более фамилию. Всё-таки из спецслужб.

Ей иногда казалось, что и должность у него другая, а Майор — скорее кличка. Но это был один из немногих людей, кто бегал с ними по полигону без отличительных знаков. А само понятие «майор» расшифровывается как «главный». Потому так и называли главного, кто бегал с ними. Майор же ж!

— О, нет. Она не сидит. Это моя дочка… названная, — добавила Зина и посмотрела на Гоблина, которому вручили в качестве приветственного бонуса длинные кубинские сигары и теперь он тайком пытался их понюхать, чтобы оценить качество.

Зине он был по боку. И что начальник колонии будет делать ближайшие годы с её отсутствием, тоже по боку. И за сколько покрывать её исчезновение вообще не имеет значение. То вопросы риторические. Ответы на них никому не нужны. Если всё заранее не уладили сверху, конечно. И на ведомство всегда могут выйти важные люди. Вот только чего в ней такого важного, чтобы тратить на неё каждый день пайки и требовать платья?

«Или у них там действительно такой дефицит кадров, что снайпера на вес золота?» — ещё подумала Зина, но ей очень хотелось думать, что дело в прошлой подготовке и высоких показателях, а не в принципе «призывай всех наших, скоро грянет».