Он собирается уходить, но я выкрикиваю его имя, в то время как Тобиас остается стоять между моих ног, не вмешиваясь в разговор.

— Ты ожидаешь, что я расскажу тебе все и соглашусь с твоими правилами, но ты не рассказываешь мне ничего об Илане, что помогло бы мне. Чем скорее я получу информацию, тем скорее отстану от тебя, — заявляю я. Руки Тобиаса, лежащие на моих бедрах, сжимаются, но я продолжаю смотреть на Ксавье.

— Я тебе не доверяю, — отвечает он, едва оглядываясь через плечо.

— Я не прошу тебя доверять мне. Я прошу тебя рассказать мне хоть что-то, что угодно, — рявкаю я, мой голос становится громче по мере того, как я это делаю.

— Нет.

— Пошел ты со своим тупым гребаным "нет". Ты не хочешь, чтобы я ушла? — Я усмехаюсь, мои руки сжимаются в кулаки, когда он снова поворачивается ко мне лицом.

— Ни хрена ты не знаешь, Иден.

— Именно! — Кричу я. — Это моя гребаная проблема! — Этот парень издевается?

— Нет, ты ни черта не знаешь обо мне и о том, чего я хочу.

— Тогда, черт возьми, скажи мне. Скажи мне что-нибудь, что угодно. — Положив ладони на грудь Тобиаса, я немного отталкиваю его назад, чтобы я могла встать, и он неохотно двигается. Ксавьер не двигается, когда я устремляюсь к нему, мое сердце колотится в груди, когда эмоции вырываются на поверхность. — Пожалуйста. — Добавляю я, отчаянно желая чего угодно.

Его карие глаза сверкают золотыми искорками, эмоции бурлят передо мной, когда он скрежещет зубами. Мы стоим лицом к лицу, наши груди почти соприкасаются, и я жду.

— Ты не заслуживаешь ответов, — наконец бормочет он, и всякая надежда, которая у меня была, исчезает.

— Ты придурок. Самый большой гребаный эгоистичный придурок которого я когда — либо встречала.

Отступая назад, я провожу руками по лицу. С меня хватит. Я чертовски устала от них и их постоянного движения взад-вперед.

Хватит.

— Мы ничего не знаем, — выпаливает Тобиас, заставляя Ксавьера повернуться в его сторону, бросая на Тобиаса убийственный взгляд.

— Заткнись нахуй, Тобиас, — рычит он.

— Мы не знаем, что делает Илана, мы в таком же неведении, как и ты, — говорит мне Тобиас, но его взгляд прикован к Ксавьеру, и у меня перехватывает дыхание. Они ничего не знают?

Ему, очевидно, не нравится признавать, что он не в курсе событий так же сильно, как и я, но он, должно быть, ищет ответы, если ему нравится быть в курсе всего. Он явно ничего не понимает.

Выпрямляя спину, я отодвигаюсь от них обоих, мне нужно оставить между нами как можно больше пространства.

— Мне нужна помощь в поиске ответов. Ты либо на моей стороне, рядом со мной, либо на моем гребаном пути. Я предоставляю тебе решать. Но к черту ваши правила. Я сделаю все, что должна, чтобы быть в безопасности.

С этими словами я поворачиваюсь и так быстро, как только могу, иду к кухонной двери, натыкаясь при этом прямо на Хантера. Черт, мне не нужны воспоминания о нем в моих мыслях прямо сейчас, я зла. Мне нужно оставаться злой.

Протискиваясь мимо него, я ничего не говорю, проскальзываю в дверь, в которую Тобиас внес меня, и направляюсь к лестнице. Я уже на полпути к пляжу, когда понимаю, что забыла свои чертовы наушники.

Оглядываясь через плечо, я останавливаюсь, когда вижу, что они втроем стоят бок о бок и смотрят, как я возвращаюсь к Арчи. Часть меня хочет отмахнуться от них, крикнуть, чтобы они убирались восвояси, но я заставляю себя игнорировать их. Даю им попробовать их собственное лекарство.

Вот тебе и пробежка, чтобы прочистить мозги. В голове у меня как никогда хреново.

30

Иден

— А ты уверена, что не хочешь спуститься вниз? Или я могу остаться с тобой, я не возражаю, — повторяет Чарли в сотый раз, и я уже качаю головой, прежде чем она заканчивает.

— Честно, Чарли. У меня месячные. Иден Грейди во время месячных — худший человек в мире, с которым можно общаться. Я делаю тебе одолжение, потому что я действительно бешеная стерва, — отвечаю я, еще сильнее прижимаясь к одеялу и ожидая, когда подействует Мидол. Она выглядит очень мило в синем цыганском топе, джинсовых шортах и с вьющимися волосами.

Я не пошла на игру сегодня вечером, из-за судорог я готова упасть в обморок, так что я определенно не пойду туда и не окружу себя всеми людьми, которые мне не нравятся. Не тогда, когда я ворчу. Головы буквально покатятся.

— Хорошо, но если ты передумаешь или тебе что-нибудь понадобится, просто скажи, хорошо? Я сразу же поднимусь сюда.

— Иди повеселись, — бормочу я, заставляя себя улыбнуться, и выпроваживаю ее за дверь, вздыхая с облегчением, когда дверь со щелчком закрывается за ней, одновременно выключая свет.

Вечер пятницы, и, очевидно, будет еще одна вечеринка. Я люблю вечеринки, правда люблю, но они никогда раньше не проводились у меня дома или там, где я останавливалась. У меня жуткие ПМС, и я просто хочу, чтобы все заткнулись и разошлись по домам.

Приподнимаясь на локте, я взбиваю подушки, пытаясь взбить их, но никак не могу устроиться поудобнее. Судороги буквально убивают меня. Поэтому я сдаюсь и плюхаюсь обратно на матрас, пытаясь устроиться поудобнее.

Наверное, мне следовало сказать, что я хочу немного пиццы и шоколада, чтобы почувствовать себя лучше, но я не хочу беспокоить Чарли. Она должна хорошо повеселиться с Арчи сегодня вечером.

Интересно, "Звезды" уже там?

Я не сказала им ни слова с понедельника, и они тоже не общались со мной. Мы сидели на своих местах, игнорируя друг друга, как будто никогда не делали ничего большего. И как бы я ни пыталась сказать "пошли вы нахуй" их правилам, Арчи или Чарли были со мной везде, куда бы я ни пошла, до сих пор. Наконец-то.

Они не душат меня. Если уж на то пошло, это приятно, но я ненавижу знать, что Ксавье получает то, что хочет. Мудак. Я чувствую себя немного спокойнее, зная, что у меня есть друзья, чувство потери и одиночества не такое сильное.

Пока я хлопаю рукой в поисках пульта дистанционного управления, раздается стук в дверь, прежде чем она распахивается, и входит Хантер, его глаза оглядывают комнату, прежде чем остановиться на мне.

Я знала, что должна была встать и запереть ее, когда Чарли ушла.

— Хантер, я не в настроении выслушивать чье-либо дерьмо, я просто…

— Что с тобой не так? — спрашивает он, его лицо выражает беспокойство, когда он оглядывает меня. Я хмуро смотрю на него, и он воспринимает это как указание присесть рядом со мной на кровать. — Чарли сказал, что ты не спустишься, потому что плохо себя чувствуешь. Что случилось? — повторяет он, заставляя меня вздохнуть.

У меня руки чешутся взъерошить его светлые волосы, когда он сидит рядом со мной в джинсовых шортах, белой футболке и красной клетчатой рубашке с расстегнутыми пуговицами и закатанными рукавами. Такой горячий. Но мне слишком больно, чтобы заботиться о том, чтобы выглядеть такой же красивой прямо сейчас.

— Уходи, Хантер, — ворчу я, съеживаясь и пытаясь перевернуться, мой желудок чувствует, как в него вонзаются тысячи ножей.

— Я не собираюсь уходить, когда ты вот так корчишься от боли, — тут же бросает он в ответ, и я закатываю глаза.

— У меня, блядь, месячные, Хантер. Со мной все будет в порядке. Я просто чертовски раздражительна первые два дня, когда судороги становятся невыносимыми. Так что, не мог бы ты сейчас отъебаться, пожалуйста? — Я ворчу, ожидая, что он побежит, поджав хвост, но вместо этого он наклоняется вперед, поглаживая пальцами мою руку.

— О, хорошо. Дай мне десять минут, — бормочет он, поднимаясь с кровати. Он застывает надо мной, между нами нарастает неловкость, прежде чем он внезапно приходит в себя и уходит. По крайней мере, он снова закрыл дверь, но мне показалось, что он почти собирался наклониться и поцеловать меня. От одной мысли об этом у меня учащается сердцебиение.

Но он не вернется, мысль о месячных и крови, вероятно, пугает его.