Я обхватила свой живот, защищаясь и нуждаясь в утешении от чего-то чистого и невинного. Столько уродства за мои двадцать пять лет — конечно, я могла бы обрести красоту и покой, продолжая двигаться вперед. И, словно послание свыше, я была вознаграждена легким толчком прямо под ребра, как бы говоря: «Я все еще здесь, и я знаю, что ты моя мама». Да, мой ангел-бабочка, я твоя мама.

— Итак, твоя жизнь изменилась после той ночи... так же, как и моя, — сказала я спустя мгновение.

— Да. Выбор, который я сделал в ту ночь, изменил все.

***

Мы попрощались на оживленной улице в окружении еще большего количества медиа-цирка, с которым я сталкивалась раньше, с охраной, водителями и фотографами. Мне действительно нужно было вернуться в квартиру, чтобы приготовить ужин для Итана, так как это был наш последний вечер вместе за целую неделю. Равно утром он должен был уехать в Швейцарию.

Вся встреча с Лэнсом была странной, но мне стало намного легче от чувства вины, услышав его откровение. Мне все еще стыдно за свое поведение, из-за которого я оказалась за тем бильярдным столом семь лет назад, но я избавилась от значительной части отвращения к себе. Я почувствовала огромное облегчение и впервые поняла, что это чувство может остаться со мной навсегда.

— Спасибо, Лэнс.

Он с любопытством посмотрел на меня.

— За что, Бринн?

— За то, что поделился своей историей. По какой-то причине это помогает мне отпустить... это. — Я положила руку на верхнюю часть своего живота, неспособная объяснить такую личную мысль ясно, но для меня это имело абсолютный смысл. — Я скоро стану мамой, и хочу, чтобы у моего ребенка была мама, которая может гордо держать голову и знать, что не сделала ничего плохого, что она хороший человек, который совершил глупость из длинной череды глупостей.

— Ты хороший человек, Бринн... И, к сожалению, мы все совершаем глупости. И иногда плохие вещи случаются с нами без какого-либо вмешательства, даже если мы делаем глупости. — Он посмотрел на свой протез.

— Что теперь будешь делать, Лэнс?

— Вернусь домой и обдумаю, что могу сделать теперь, когда закончил службу в армии. Учиться жить на одной ноге. Может быть, я вернусь в институт и наконец получу диплом юриста.

— Тогда тебе следует это сделать, если это то, чего ты хочешь, — я улыбнулась. — Держу пари, чопорным профессорам права в Стэнфорде точно понравятся твои рисунки на теле.

Он рассмеялся.

— Да, примерно так же, как и людям в Вашингтоне, но время от времени полезно встряхнуться, — его водитель открыл дверцу машины, давая понять, что пора ехать.

— Тебе пора, — сказала я, указывая на машину.

— Да, — он выглядел так, словно хотел сказать еще что-то, пока его глаза изучали меня.

— Бринн? — Услышала я.

— Да, Лэнс?

— Поделившись с тобой этой историей стало не только тебе легче, но и мне. Больше, чем ты можешь себе представить. Ты очень давно заслужила услышать это от меня. Так что еще раз спасибо, что согласилась встретиться со мной, — он глубоко вздохнул, как будто собирался с силами. — Сейчас ты еще красивее, чем в семнадцать, и я очень рад, что увидел тебя беременной. Ты будешь замечательной матерью. И хочу, чтобы ты помнила, ты прекрасна, несмотря на то, какими иногда видим самих себя. Я буду помнить тебя такой, какая ты есть прямо сейчас, — закончил он с улыбкой, но я видела, что все эти признания начинают его раздражать. Эта встреча была эмоциональной и для него, и для меня — и теперь нам пришло время попрощаться друг с другом.

Я не была уверена, как реагировать на его многочисленные комплименты, но, опять же, было приятно их слышать от него.

— Я желаю тебе всего наилучшего, Лэнс. — Я протянула ему руку. — Надеюсь, что теперь у тебя будет шанс осуществить свои собственные мечты.

Он взял мою протянутую руку и наклонился ко мне, чтобы полуобнять и даже прижаться своей щекой к моей. Затем он сел на заднее сиденье лимузина и дверь за ним закрылась. Я перестала его четко видеть, когда окна, настолько затемненные, скрыли его лицо.

И вот так просто Лэнс Оукли исчез.

***

Моросящий дождь странным образом успокаивал меня по дороге домой. Это напомнило о тех унылых днях, к которым я научилась привыкать, когда климат был для меня еще в новинку. Вначале, когда только переехала в Лондон, я скучала по калифорнийскому солнцу. Но по мере того, как расцветала в своей новой среде, погружаясь в учебу и сильное культурное влияние вокруг, я полюбила лондонский дождь. Так что, когда моросящие капли упали на мою фиолетовую шляпу и шарф, я нисколько не дрогнула. Дождь всегда казался мне очищающим.

Я зашагала быстрее, торопясь попасть домой до того, как Итан обнаружит мое отсутствие и у него возникнут вопросы о том, где я была. Я знала, что пока абсолютно не готова обсуждать с ним Лэнса. Я знала правду о том, что произошло со мной семь лет назад на той вечеринке, и повторное обсуждение этого разговора было не совсем тем, чем я была готова поделиться, даже с Итаном. Он должен был понять, что мне нужно было сделать это по-своему, и поверить в то, что я приму лучшее для себя решение. И, во многих отношениях, для нас. Также Итану следовало бы понять этот процесс теперь, когда сам, наконец, занялся терапией. Вынужденное повторное переживание травмирующих событий не всегда помогало жертве. Иногда это причиняло сильную боль.

Я толкнула тяжелые стеклянные двери нашего здания и помахала Клоду, направляясь к лифту. Затем нажала на кнопку и стала ждать, чувствуя, что немного вспотела пока бежала от дождя. Я стащила с себя шляпу и прикинула, что теперь у меня взъерошены волосы из-за шляпы, и понадеялась, что не придется ни с кем ехать, чтобы избавить его или ее от необходимости видеть меня в таком образе.

Двери открылись, и оттуда вышла высокая блондинка, которую я видела раньше. Сара Хастингс промокала уголок глаза носовым платком в цветочек, словно вытирала слезы.

Она резко остановилась, поняв, что я заметила ее, и было уже слишком поздно притворяться, что я ее не заметила.

— О, Бринн, привет, это я, Сара. Ты помнишь меня по свадьбе Нила?

— Да, конечно, помню. Как ты? — На самом деле я хотела спросить ее немного о другом: Почему ты выходишь из моего здания, и ты только что была с Итаном?

Однако у меня были свои причины опасаться Сары. Сообщения от Итана на ее телефоне были одной раздражающей вещью, но когда она позвонила ему позже тем же вечером, моя интуиция пробудилась. И теперь она была здесь, у нас дома? У меня возникло ощущение, что она использовала его, или, возможно, что-то большее, и мне это не понравилось. Я также знала, как трудно было Итану общаться с ней. Самой тяжелой травмой Итана была потеря Майка, когда они были заключенными. Он был вынужден наблюдать за убийством и все это время подвергался эмоциональным пыткам. Для него было ужасно заново переживать события через Сару каждый раз, когда она звонила, или хотела предаться воспоминаниям, или что там, черт возьми, она пыталась сделать с моим мужем.

Девушка окинула меня взглядом, делая акцент на мой живот и, к большому раздражению, на растрепанные волосы и влажную кожу. Я знала, что выгляжу ужасно.

— О, я уже ухожу, но все в порядке, спасибо. — Она моргнула и опустила взгляд на пол. Ее глаза были красными, и мне было ясно, что она плакала.

— Уверена? Выглядишь расстроенной.

— Вообще-то, я только что от твоего мужа... было... кое-что, что мне нужно было… отдать ему.

— Могу я спросить, что? — Смело спросила я.

— Эм... Кажется, тебе нужно спросить Итана, Бринн, я не имею права говорить это. — Она покачала головой, и, казалось, ей было больно стоять и разговаривать со мной. Сара Хастингс обижалась на меня, и если бы мне пришлось допытываться у нее дальше, я бы сказала, она тоже чувствовала себя виноватой из-за этого. Возможно, она завидовала той жизни, какая была у нас с Итаном, в то время как у нее были только воспоминания о Майке.

Именно этого я и боялась. Чувства, охватившие меня, были нежелательными и неприятными. Я чувствовала себя ревнивой и бесполезной одновременно. Я не знала, что ей сказать, поэтому просто кивнула и вошла в лифт. Сара уже отвернулась, когда двери закрылись.