Было около четырех часов пополудни, когда Линн Келлог постучалась в дверь комнаты для допросов. Одного взгляда на ее лицо было достаточно, чтобы Резник понял: что-то произошло.

– Только что позвонил специалист из лаборатории, сэр, – сообщила она в коридоре. – Ничего не нашли на полу, но они взяли частичную пробу волокон. Они те же, что были найдены на Глории Саммерс.

– Это точно?

– Вы знаете, как это бывает, сэр, они всегда стараются ответить уклончиво. Вероятно, не решаются, чтобы это пошло в суд до того, как они проведут дополнительные исследования. Но это звучало вполне определенно.

– Шеф знает?

Линн покачала головой.

– Скажите ему. Скажите также, что я собираюсь налечь на Шепперда, чтобы получить признание.

– Удачи, сэр.

Впервые за долгое время Резник улыбнулся.

Лоррейн и Майкл сидели по обе стороны стола, держась за руки. Кроме сирены машины «скорой помощи», направлявшейся в больницу, до них не доносилось никаких других звуков, за исключением голосов детей, игравших на тротуаре.

Каждый раз, когда возобновлялся допрос и снова начинали крутиться бобины, наматывая время и пленки, Шепперд выглядел все более старым. Его резкая вспышка в отношении Резника, произошедшая в предыдущий день, являлась свидетельством того, что силы его на исходе и что это был последний случай, когда он, по-видимому, мог еще контролировать себя. Иногда еще бывали отдельные моменты, когда он повышал голос, если какое-то обвинение оскорбляло его. В остальное время он покорно отвечал на вопросы, опустив вниз голову и избегая смотреть в глаза тому, кто задавал вопрос.

– Как вам удалось уговорить ее пойти с вами? – спросил Резник. – Вы сказали, что там находится ее учительница? Вы это сказали ей?

Шепперд сделал какое-то движение головой. Он сидел в знакомой инспектору позе, кулаки были зажаты между коленями.

– Миссис Шепперд поручила мне прийти сюда и привести тебя, она приглашает тебя на чай – так это было?

Резник представлял, как девочка, не зная, что ей следует делать, поискала глазами свою бабушку. Шепперд мог сказать: «Не беспокойся, я схожу за ней через минуту». Или так: «Ты ищешь свою бабушку? Она только что завернула за угол нашего дома».

Стивен Шепперд поднял взгляд на Миллингтона. Сержант смотрел на него с презрением, так же, как посмотрела на него дома жена. «Неужели это было только сегодня утром? Не может быть, чтобы один день длился так долго»

– На чем вы ее купили, Стивен? Пирожное? Мороженое? Не говорите мне, что это было что-то банальное, как конфеты.

– Послушайте…

– Да?

– Я не понимаю, о чем вы говорите, ничего этого никогда не было.

– Стивен, – обратился к нему Резник, – я не поверю, чтобы кто-нибудь из присутствующих в этой комнате думал, что вы говорите правду.

Шепперд провел руками по лицу. Затем повернулся к адвокату, но тот поспешно отвел глаза в сторону. Человека вытащили из глубин, в которые он был погружен. Ели бы не это дело, он сидел бы на семинаре на тему: «Беннетт и Чувство Места», нетерпеливо дожидаясь показа вечером фильма «Карта», особенно того великолепного места в конце, когда Алек Гиннесс разобрался во всех прелестях и хитростях Глинис Джонс и убегает к искренней и очаровательной Петуле Кларк.

– Конечно, – заявил Резник, – вы могли отвезти ее вначале куда-нибудь еще, особенно если вы были на машине, но, рано или поздно, вы все равно должны были привести ее в дом. В гостиную. На ковер. На половик.

– Нет. Вы не можете, вы не можете…

– Доказать твою вину? Стивен, доклад из полицейской лаборатории распечатывается сейчас на факсе.

Голова Шепперда стала медленно, медленно подниматься, пока впервые за долгое время он не посмотрел прямо в лицо Резника.

– Сегодня утром мы взяли не только фотографии, улавливаете? Были и другие вещи, например, из подвала, из машины.

– Машины?

– Багажника машины.

«Ночью, это должно было быть ночью, – подумал Резник. – Тело Глории завернули в клетчатый половик и стащили в уже открытый багажник машины».

– Вы проделали довольно тщательную работу, очищая его. Я не сомневаюсь, что вы и пропылесосили его. Но все равно несколько ниточек попало в запасное колесо.

Наконец-то он привлек к себе серьезное внимание Шепперда, который старался не пропустить ни одного слова Резника.

– Нити от половика, Стивен, половика в клеточку с красными и зелеными волокнами.

– Совершенно верно. Совершенно верно. Я думал, что я уже говорил. Именно так я свез его на свалку. В багажнике своей машины.

– В конечном счете, Стивен, я уверен, что вы именно так и сделали.

– В конечном счете? Я не понимаю.

– Когда мы нашли тело Глории, Стивен, на той заброшенной железнодорожной ветке, завернутое в пластин, и эти мешки для мусора, среди крыс, мы нашли еще кое-что. Например, красные и зеленые ниточки, такие же, как от половика.

Напряжение, в котором весь день находился Стивен Шепперд, достигло предела.

– Всего несколько, Стивен, совсем, совсем немного, но этого достаточно, чтобы провести сравнение. К нашему счастью, она, Глория, боролась, когда вы делали то, что вы делали с ней. К счастью, она дралась и пыталась освободиться и убежать…

– Не надо!

– Иначе мы могли бы вообще никогда не обнаружить тех волокон.

– Замолчите, пожалуйста!

– Эти нити застряли у нее под ногтями, плотно вошли почти в ее тело.

– Нет! Нет, нет, о Боже, о Боже, нет, нет, пожалуйста, нет. Нет. – Шепперд оттолкнулся от стола, повернулся на стуле, уткнулся в своего адвоката, схватил его за руки. Его слова превратились в поток чередующихся выкриков и стонов.

Напуганный и пораженный адвокат, казалось, пытался оттолкнуть от себя Шепперда одной рукой, в то же время поддерживая его другой, чтобы не дать ему упасть. Глядя через плечо Шепперда, он всем своим видом просил Резника, чтобы ему была оказана какая-нибудь помощь.

– Грэхем, – сказал Резник.

Миллингтон обошел стол и постучал пальцем по плечу Шепперда, стараясь обходиться с ним как можно осторожнее. Сейчас было крайне необходимо вести себя с ним вежливо. Любой ценой нельзя было допускать даже малейшего намека на физическое воздействие.

Только когда Стивен снова сидел прямо на стуле, а его одежда была приведена в должный порядок, когда его дыхание из судорожного снова стало почти ровным, Резник, устроившись напротив него, мягко произнес:

– Не хотите ли вы рассказать нам об этом, Стивен? Не думаете ли вы, что вам станет легче и вы почувствуете себя лучше, если вы сделаете это?

И Стивен Шепперд напугал Резника, схватив его за руку и крепко сжав ее. Голос его был таким же спокойным, как и у Резника.

– Да, – произнес он. – Да.

– Эй, Рей, черт тебя побери! Ты что, собираешься спать там или что?

– Опять выдавливаешь свои прыщи? Он играет со своей висячей игрушкой.

– Поторапливайся, дай и нам возможность воспользоваться ванной комнатой. Не забывай, что сегодня суббота.

Вернувшись в свою комнату, Рей облачился в черные джинсы, заправив в них рубашку, прежде чем поднять молнию. Не застегивая рубашки, он взял дезодорант, который лежал на краю кровати, и еще раз обработал им подмышки. В задний карман он положил деньги и ключи. Прежде чем покинуть комнату, он вытянул перед рубашки так, чтобы она свисала свободно над талией. Подобно человеку, у которого болит зуб и который не может заставить себя не трогать его языком, Рей поднес концы пальцев вплотную к носу. Ничто не могло уничтожить этот специфический запах свежей крови, сырого мяса.

Сара вышла из магазина в туфлях на низком каблуке, черной юбке на несколько дюймов выше колен, в белой кофточке под пиджачком. Этим вечером они будут, как двойняшки.

Он дожидался ее в дверях какого-то дома по другую сторону широкой пешеходной улицы. Сара болтала с двумя другими девушками, одна из них уже с сигаретой в руке, другая прикуривала от зажигалки, продолжая разговор. Рей уже начал проявлять беспокойство и переступать с ноги на ногу, но они повернулись и пошли в сторону города, взявшись за руки. Сара подождала некоторое время и заметила присутствие Рея только тогда, когда он вышел из подъезда дома и направился к ней, засунув руки в карманы.