Рей сидел в «Молт-Хаус» уже целый час, выпил две с половиной пинты пива, глазея на ярко раскрашенных, с визгливыми голосами девиц. У дальней стены бара музыкальный автомат играл песни, которые он едва помнил и не знал ни певца, ни текста. Только изредка слышались знакомые мелодии хард-рока, обрушивающие на посетителей море звуков.

Рей стал нервничать, заметив у стойки парней, вызывающе наблюдавших за ним. Он знал, что они не начнут задираться в самом баре, а подождут, когда он соберется уйти, и выйдут вслед за ним на улицу. А когда он свернет за угол, начнут насмехаться, затем толкнут, окружат и станут перебрасывать от одного к другому. Неделю назад, здесь же, он видел, как какого-то паренька прижали к витрине магазина готовой одежды. Когда они отпустили его, у паренька не открывались оба глаза, а лицо напоминало то, что Рей взваливал себе на плечо на работе, и обычно при этом кровь заливала его комбинезон.

Правда, теперь с Реем они не расправятся так легко. Теперь у него есть кое-что, чем можно нанести ответный удар.

Он прошел в самый конец стойки. Еще полпинты пива, и пора идти. Когда он двигался вдоль стойки, какая-то девушка, засмеявшись и взмахнув светлыми кудряшками, протянула было к нему руку, но, быстро оценив его жадным взглядом, сразу же поставила на нем крест. Ожидая, пока его обслужат, Рей искоса поглядывал на девушку. На ней было голубое платье с тоненькими, уже его мизинца, бретельками, которые стягивали платье на белой спине. Она зажмурила глаза и напевала какую-то душещипательную ерунду из прошлогоднего списка хитов. Такой же примитивный текст, как и в других, – «Обними меня, бэби» и «Всю долгую ночь». Рей, взяв кружку, отошел от стойки бара. Девушка, мурлыкающая на табурете у стойки, была никак не старше, если не моложе его самого. Теперь он вспомнил, что однажды видел исполнителя этой песни по телевизору – надутая пустышка в гофрированной сорочке и в смокинге. Кажется, это был он или такой же, как он, какая разница? Во всяком случае девицы готовы были выскочить из трусов и бросить их на сцену, чтобы он мог вытереть ими пот с лица. Рею стало неприятно смотреть на девушку.

– Эй! Ты чего уставился?

Он поставил недопитую кружку и вышел.

– Чарльз, ты не должен уходить так рано, – проворковала она с умоляющей улыбкой. – Мы могли бы еще потанцевать.

Последний раз они танцевали именно здесь, в клубе. Тогда его бывшая жена перехватила их, когда они возвращались на свои места. Они узнали ее только по голосу. Элен, раньше всегда так аккуратно и тщательно ухаживавшая за своими волосами, расчесывавшая их щеткой и делавшая укладку, была с короткими, неровно обрезанными, торчащими клочьями жесткими патлами. Кожа покрыта прыщами, одежда запачкана. Узнать ее было невозможно.

Она набросилась на него с упреками: «Ты не ответил ни на одно мое письмо! А на все мои выстраданные звонки ты вешал трубку, не произнеся ни слова».

Если бы он тогда сразу не ушел, то, наверное, ударил бы ее. И слава Богу, что ушел, потому что никогда не смог бы простить себе этого.

Вот почему Резнику совсем не хотелось танцевать. Он попрощался с Марианной, коснувшись губами ее напудренной щеки. Дома его с нетерпением ждут коты. Они вспрыгнут на каменную ограду, чтобы он поскорее погладил их теплой руной, будут крутиться у ног, когда он подойдет к двери. Конечно, он накормил их перед уходом, но, раз он вернулся, значит, будут и «Вискас», и сырные обрезки от его бутерброда, а если у него будет хорошее настроение, то и подогретое молоко.

Темные зерна никарагуанского кофе отливали в его ладони маслянистым блеском. Было около десяти часов. Из темноты времени Элен вновь вошла в его жизнь, в его дом, в его воспоминания. Он совсем не хотел этого. Она воскрешала только боль и вызывала злость. Но, после того как она рассказала ему о своем неудачном втором замужестве и о том, что последовало за этим, у него остались только жалость и единственное желание – прижать ее к себе и попросить прощения за все, случившееся с ними. Но он не сделал этого. И она снова ушла, не сказав ему куда. С тех пор о ней не было ни слуху ни духу.

Резник отнес кофе в гостиную, налил шотландского виски и поставил стакан и кружку на пол по обеим сторонам высокого кресла. Он не стал включать свет, в темноте лишь ярко горел огонек стереопроигрывателя. Непонятно, почему он поставил Телониуса Монка. Мелодия пианино, в которую иногда врывались контрабас и барабан. Руки атаковали мелодию хаотично, со всех сторон, беспорядочно. «Хорошо, тебе не нужно», «Не трогай малолетку», «Доказательство», «Попроси меня сейчас». Однажды Элен пренебрежительно заметила: «Звучит так, как если бы он играл локтями». По правде говоря, он иногда так и делал.

Рей хотел выпить напоследок в «Нельсоне», но один из вышибал отказался впустить его. В результате он оказался в том самом трактире, где встретил напавшего на него парня ровно неделю назад. Набравшись к этому позднему часу вместе с пивом храбрости, он надеялся снова увидеть там своего обидчика снова. Но его там не оказалось. Рей стоял у самого края, прижатый к стойке. Девушку он заметил, только когда смог немного подвинуться влево. Она не выглядела проституткой или недотрогой, как та девица в «Молт-Хаус». У нее были прямые, подстриженные рамкой вокруг лица темные волосы. Да и личико было простоватым.

Она сидела за общим столом, но ее стул был отодвинут в сторону, как бы свидетельствуя, что она сама по себе. Черная юбка не закрывала сжатых коленок, а белая свободная кофта навыпуск была такой шелковистой, что ее хотелось погладить рукой. Содержимое полупинтовой кружки, стоявшей у ее локтя, было странного красного цвета, и Рей догадался, что это, должно быть, смесь пива с черносмородинным сиропом. Когда девушка заметила, что Рей наблюдает за ней, она не отвернулась.

– Так тебя зовут Сара?

– Да, Сара.

– Мою двоюродную сестру тоже зовут Сара.

– О!

Рей не мог поверить в свою удачу. Когда она допила свой напиток и направилась к двери, он, набравшись смелости, догнал ее.

– Привет.

– Привет.

Они остановились у телефонных будок. Люди, направляющиеся в клубы «Живаго» и «Мэдисон», были вынуждены обходить их стороной. Урча мотором, у обочины ждал полицейский фургон с собакой внутри. Рей знал: Сара ждет, когда он заговорит, но не знал, что сказать.

– Если хочешь, мы могли бы…

– Что?

– Пойти поесть пиццу.

– Нет!

– Тогда еще что-нибудь. Может, чипсы?

– Нет, ничего не надо. Я не хочу есть.

– А-а…

– Почему бы нам просто не пройтись? – Ее лицо оживилось. – Ну, просто прогуляться.

Они пошли по Маркет-стрит, потом дошли до середины Куин-стрит и вновь повернули на Кинг-стрит. Затем на Кламбер-стрит присоединились к стоящим у «Макдональдса», встали в очередь из двенадцати или четырнадцати человек. Работало шесть линий, и везде были небольшие очереди. Рей удивился. «Какие они должны загребать деньги!» Он взял стограммовый гамбургер, жареный картофель, стаканчик коки и кусок яблочного пирога, Сара – молочный коктейль с шоколадом. Все места были заняты, так что им пришлось прислониться к стене, ведущей к боковому выходу. Откусывая котлету, Рей смотрел, как Сара оторвала крышку от картонной банки и стала пить коктейль через край – он был слишком густым, чтобы сосать его через соломинку.

Когда он сказал ей, что работает у оптового торговца мясом, она просто пожала плечами. Но позднее, когда они шли к Лонг-роуд, она вдруг спросила:

– На работе ты… ну, там мясо… ты должен это резать?

– Ты имеешь в виду – рубить на куски?

– Угу.

– Туши?

– Да.

– Это квалифицированная работа. – Рей покачал головой. – Я, конечно, мог бы. Хотел бы. За такую работу платят гораздо больше. Но мне не дают ее. Я в основном перетаскиваю куски мяса на спине, загружаю, паную, ну, в общем, всякие такие вещи.

Сара работала в кондитерском магазине близ Брод-Марш. Это была яркая, розовая с зеленым стекляшка, где посетитель сам проходит мимо открытой витрины и набирает конфеты в пакет. При выходе продавец взвешивает все, что вы набрали. «Вот здесь-то, – засмеялась Сара, – и бывают самые забавные моменты. Покупатель неожиданно для себя обнаруживает, что должен заплатить больше, чем думал. Тогда он начинает просить вынуть из пакета часть конфет, а она, улыбаясь и не повышая голоса, но настойчиво, как учила заведующая, объясняет, что «это очень сложно сделать, ведь конфеты взяты из десятка разных мест и весьма затруднительно укладывать теперь каждую в свой ящик. Вы уверены, что не хотите заплатить за выбранные вами конфеты, хотя бы в этот раз? Я уверена, вы не пожалеете об этом, все конфеты такие вкусные, я сама не могу удержаться и то и дело таскаю их по одной»