Литмир - Электронная Библиотека

Рей покинул участок в семь минут четвертого. Его рубашка прилипла к спине. Запах пота шел от подмышек, от брюк при каждом шаге, каждом движении. Под взъерошенными волосами чесалась кожа, в правом виске стучала сильная и неутихающая боль, от которой начался тик глаза.

Они давили на него снова и снова. Особенно мужчина, но женщина тоже. Все время одни и те же вопросы. Глория, Глория… Насколько хорошо он ее знал? Что имел в виду, говоря, что видел ее? Оставляли ли с ним когда-нибудь чужих детей? Помогал ли бабушке Глории в магазине? Просили ли его что-нибудь сделать? Забирал ли иногда Глорию из школы? Насколько близко они были знакомы? Был ли он ее другом? Глории! Глупо! Как может ребенок шести лет быть его другом? Хорошо, какая она была? Расскажи, расскажи, расскажи…

Ему хотелось поскорее добраться домой и помыться. Влезть в ванну и полежать в ней подольше. У него пересохло в горле. Он купил баночку сока в палатке и выпил, прислонившись спиной к стене здания страховой компании на Дерби-роуд.

Глория была совсем малышкой. Он обратил на нее внимание из-за копны светлых волос, которые почти всегда торчали в разные стороны. У нее были синие-синие глаза. Как у куклы. Рей удивился, почему в голову пришло именно такое сравнение, ведь у него никогда не было сестры, а значит, и кукол. Впервые он заметил Глорию, когда она бежала по улице ему навстречу, размахивая леденцом на палочке, а ее бабушка, тогда он думал – мать, кричала вслед: «Осторожно, посмотри, что ты наделала! Только посмотри на себя!» Казалось, она была везде одновременно: в китайском магазинчике, где торговали чипсами, на игровой площадке, на автобусной остановке. Почти всегда с бабушкой, которую держала за руку. Она ни мгновения не стояла спокойно – размахивала руками, поддевала что-то одной ногой, тут же била по чему-то другой. Однажды ему даже пришло в голову, что, если высунуться из окна под определенным углом, он сможет видеть часть школьного двора, где она играет на переменках.

– 9 —

Резник предпочел свернуть с дороги А-153 на южную окружную, чтобы избежать неотвратимых пробок в Слифорде и на мосту Таттершалл. По дороге Б он проедет мимо дальнего края болота, без помех минует Ашби де ла Лонд, Тимберленд и Мартин-Дейлз. После Хорнкастла можно проехать через Салмонби или Соммерсби, затем Сваби, Бизбей, Молтбей ле Марш – и он на месте. Инспектор решил про себя, что обратно поедет через холмистый Волдз по верхней дороге. Там сначала будет Лаут, а затем появится башня собора Линкольна. Ее огни обычно видны за несколько миль, даже через сгущающуюся пелену тумана. Великолепное зрелище.

Но это будет позднее и, надо надеяться, хоть немного скрасит печальную миссию, которую он взял на себя.

А пока что его ждет небольшое удовольствие от лежащих на соседнем сиденье фляжки с кофе и свертка в вощеной бумаге. Там, в свертке – сыр эмменталь и ломтики ветчины, такие тонкие, что готовы обернуться вокруг пальца, подобно лепестку золота, толстый, с пупырышками, маринованный огурец, нарезанный и разложенный на солонине, сдобренной хорошим слоем горчицы, а также четыре небольших, вытянутых, словно слива, помидора, готовых лопнуть во рту, оставив на языке сладкую мякоть и маленькие зернышки.

Резник притормозил, позволив «лендроверу», обогнать его на повороте. Очевидно, еще один разорившийся фермер опаздывал в банк.

Вытащив одной рукой кассету из футляра, он вставил ее в магнитофон и прибавил громкость. Это был «Бэзи-бэнд» в самом начале пути, в 1940 году. Америке еще только предстояло вступить в войну. Из рояля лилась река звуков, в мелодию вонзались и взмывали в высоту солирующие, когда наконец в игру вступил Лестер, он повел мелодию, опираясь на четкие звуки отбиваемого ритма.

Лестер Янг.

Разъезжая с места на место с оркестром, ему удавалось избегать призыва на военную службу до 1944 года, пока под видом поклонника на него не вышел офицер по набору рекрутов. Несмотря на медицинское заключение о наличии у него сифилиса, на его пристрастие к алкоголю, таблеткам и марихуане, Лестер был призван рядовым под номером 39729502. Через шесть месяцев военный суд с позором изгнал его из армии и посадил почти на год в тюрьму. Еще до вынесения приговора был поставлен диагноз: психопатия. Суд гарантировал ему исцеление в исправительных бараках армии США в Форт-Гордоне, штат Джорджия.

Резник зажал фляжку коленями, отвинтил крышку, сделал большой глоток и перемотал пленку с тем, чтобы прослушать еще раз «Я никогда не знал». Это была одна из тех мелодий, которые Газ Кхан, по всей вероятности, сочинял на своем рояле между двумя сигарами. Вначале ведет тромбон с то мягкими, то резкими переходами, затем вступает Лестер. Он низко сгибается к микрофону, прокладывая путь, словно по камешкам через ручей, отдельными нотами, чтобы потом каскадом звуков гордости и красоты создавать мелодию, которую невозможно повторить. Резник представил себе очень худого мужчину, который сидит, откинувшись, в оркестре и слегка качает головой, пиджак-униформа ему великоват и сидит мешком, а сзади уже поднимаются трубачи, чтобы обрушить на зал финал с размахиванием национальным флагом.

Что же заставляет нас так поступать с человеком, который, несмотря на болезнь и неуверенность в себе, может создавать такое великолепие? Бросить его в каторжную тюрьму, отказывая во всем; тридцатичетырехлетнего негра из глубинки штата Джорджия? Или взять девочку с синими фарфоровыми глазами и светлыми волосами и надругаться над ее телом, захоронив его в мусорных мешках в заброшенной темноте? Что же?

«Я никогда не знал».

Резник нажал на газ и отвернул до упора регулятор громкости, так что звук, вибрируя на грани искажения, заглушал все вокруг, все мысли.

Мейблторп, городок на расстоянии менее двадцати миль вверх по побережью от Скегги, так и оставшийся его бедным родственником, встретил Резника, подобно динкенсовскому члену похоронной команды, вышедшему зимой из богадельни. Хотя вывески и предлагали обилие леденцов и сладостей, громадные сосиски и свежие сладкие бублики по пять штук за один фунт стерлингов, витрины магазинчиков по всей длине единственной и главной улицы были заколочены до самого верха досками. Седой человек в старой шинели Королевских Воздушных Сил поклонился Резнику, а его фокстерьер с короткой, словно проволочной шерстью, проявил повышенный интерес к его ногам. Перед ним лежала широкая бетонная набережная, выглядевшая так же гостеприимно, как «Линия Мажино». За ней, теряясь в тумане, монотонно посылало на берег свои холодные волны Северное море, больше похожее на грязную лужу.

В домике постройки 30-х годов, с фасадом, украшенным набрызганной на него мелкой галькой, жила переехавшая сюда Эдит Саммерс. Он был третьим от углового кафе, рекламировавшего фирменное блюдо из свежевыловленной трески с жареным картофелем: «В стоимость входит чай, за хлеб и масло – дополнительная плата». Она не произнесла ни слова, когда узнала стоявшего перед входной дверью Резника, съежившегося под мелким дождем и ветром.

Бабушка Глории перевезла сюда из старой квартиры аквариум и столик с позолоченной окантовкой, взяла в аренду новый телевизор, закрепленный на черном металлическом столике на колесиках. На экране, цвета которого оставляли желать лучшего, Петула Кларк задумчиво смотрела на Фреда Астера, с легким ирландским акцентом исполнявшего песню «Как идут дела в Глоссо-Морро?» Эдит оставила Резника в этой маленькой комнате с низким потолком и вскоре вернулась с чашками и блюдцем.

– Я не очень долго?

А затем, когда он устроился поудобней и начал пить чуть теплый чай, добавила:

– Я знаю, почему вы здесь. Резник кивнул.

– Я была права, не так ли?

– Да, но…

– Ведь я не ошиблась?

– Да.

Вначале ему показалось, что она сможет сдержаться, сохранить мужество до его ухода, но, сидя напротив, на расстоянии вытянутой руки, увидел, как сразу осунулось ее лицо, сморщилось, словно надувной шарик, из которого выходит воздух.

10
{"b":"88687","o":1}