Некоторые горцы даже захлопали этой речи. Она обнадёживала, и у многих появилась надежда на лучшее будущее, а главное – вера в то, что Хлод IV действительно желает добра арихейцам, раз готов вместе с ними проливать кровь карлов в борьбе против нелюдей. На самом деле он преследовал и свои интересы. Ведь до этого как раз участились нападения нелюдей на рудники карлов, поэтому борьба с этими дикарями была на руку прежде всего Хлоду и его народу.

– При нашей власти! – объявил Хлод напыщенно. – При нашей власти бедные станут вершить судьбы. Вы, друзья мои, – настоящий цвет народа! Бедные люди и настоящие труженики – вот на ком держится целое государство. И потому именно вам надлежит иметь при себе оружие, чтобы вы могли защитить себя от рабства.

Князь карлов лгал, совершенно не краснея. Ведь все горцы и так имели при себе оружие, иначе не было бы и ополчения. Зато множество знатных арихейцев, которые были наиболее умелыми воинами, опасными для власти Хлода, были разоружены. Им было запрещено носить при себе оружие и иметь его в своих домах. При этом карлы не стали забирать его себе, но по велению Хлода передали наиболее бедным горцам из Нижнего конца, а оставшееся – сложили на складе, доверив охранять своим ратникам. Так дорогое оружие знати оказалось у простых людей, которые даже не умели с ним толком обращаться. Однако иная судьба ожидала мечи и доспехи членов княжеского рода. Это оружие, овеянное славой и окутанное легендами, карлики переплавили в железный постамент, на который водрузили трон Хлода IV в Подземельном городе.

Так горцы утратили прежнюю вольницу. Так померк цвет их народа. Лучшие сыны благородных домов сложили головы в борьбе с нелюдями ужасными, были растоптаны карлами подлыми, а выжившие в этих кровавых схватках были оплёваны завистью низких и ничтожных, что долгие годы клокотала в сердцах кабацкой голи. В этот же день Тагнарод, единственный сын Тагнараха, был отправлен в изгнание – ему под страхом смерти было запрещено возвращаться в Рухрог. Однако карлы сдержали часть своих обещаний. Они действительно загнали нелюдей подальше в горы, пусть и не истребили их под корень, как говорил Хлод.

Этот день и последующая ночь запомнились на всю жизнь и Итилмиру. Именно тогда он лишился отца и брата. Бездыханные их тела привезли к ночи в дом и положили на столы. Всю ночь мать плакала над ними, трясясь от ужаса и горя. Подобный плач доносился почти из каждого соседнего дома. Потому эта ночь была прозвана в народе Ночью Плакальщиц.

Итилмир молча смотрел на белые лица своего отца и брата и не понимал, что теперь делать и какова будет завтрашняя жизнь. Казалось, если он уснёт, то завтра всё должно быть как раньше – отец снова будет поутру напевать что-то под нос, а брат весело делиться своими размышлениями за завтраком. Но нет, ничего этого больше не будет. И оттого слёзы наворачивались Итилмиру на глаза. Он знал, кого во всём винить: карлов, конечно же, карлов и их подлого князя, поправшего воинские заветы и честь. Однако вскоре сон начал одолевать Итилмира, и мальчик уснул.

Во сне Итилмир увидел поистине прекрасную картину. Он будто бы проснулся и всё действительно было как встарь: отец и оба брата живы, а он бегал по улице и веселился. «Хорошо, что всё снова так!» – думал мальчик и радовался. Вдруг отец позвал его к себе и сказал: «Не упивайся горем. Прошлого не воротишь – живи и помогай матери и нашему народу!» Тут Итилмир проснулся и понял, что всё это был сон, всего лишь сон, а не правда.

Похороны Кремлемира и Дорогаста прошли не так, как все ожидали. Карлы строго-настрого запретили горцам сжигать умерших по старому арихейскому обычаю. Ведь на это расходовалось дерево. «Это всего лишь ложный ритуал! – сказали они. – А дерево нам нужно для других важных дел. Ваши вымыслы не учитывают деловой истины». На самом деле карлы просто боялись сами соваться в Бусый лес, что рос к западу от Смарагдовых гор, а если и делали это, то очень неохотно. Многие из них, пойманные берегинами, и вовсе не возвращались оттуда. Поэтому они считали каждое срубленное дерево, не позволяя и горцам в этом деле быть, как они считали, расточительными.

Кремлемир и Дорогаст были погребены даже без гробов – в белых тканях. Не смогли с ними положить их верного оружия – ведь его карлы раздали бедноте. Оттого на душе у Итилмира и его матери Ольбеды было ещё тяжелее.

Нижний конец Рихога, однако, долго не лежал в руинах. Вскоре карлы помогли своим недавним врагам отстроить избы бревенчатые и разрушенные чертоги. Но многие постройки были сооружены уже в стиле карлов, в то время как арихейское зодчество постепенно приходило в упадок. Дворец Тагнараха и вовсе был перестроен для наместника князя карлов. Также карлы надёжно заложили туннели, по которым нелюди могли проникнуть в Рихог.

Вскоре среди горцев даже появились такие, кто слился со своими прежними недругами, и их подрастаюшие дети обещали быть коренастыми и широкими в плечах. Они скорее напоминали родичей карлов, нежели самых обычных людей. Среди вступивших в связи с карлами было больше женщин, которым не досталось мужей среди своего народа. Несмотря на то, что некоторые горцы препятствовали этому и готовы были взять в жёны по две или три девы, те, напротив, противились. Ведь их отцы и братья пали в битвах, и в итоге власть в семье постепенно перешла к недальновидным матерям, которые радовались таким бракам, полагая, что именно в смешении с карлами состоит будущее арихейского народа.

В последующие годы род Хванира пришёл в упадок, несмотря на то, что в нём не допускалось таких браков. Но, к счастью, в воспитании Итилмира Ольбеде помог её брат Ольбенир – дядя мальчика. Он очень кстати вернулся из путешествия на запад и помог поддержать какой-никакой порядок в доме.

Шли годы. Под внимательной опекой дяди Ольбенира и своей матери Итилмир превратился из мальчика в мужа, достойного рода Хванира, который изревле славился витязями мудрыми и почти былинными удальцами. Итилмир вырос высоким и статным, в отличие от низкорослых потомков смешанных браков с карлами. Об арихейском происхождении говорили и его каштановые волосы, ниспадавшие на слегка покатый лоб, и серые, как боевой булат, очи, окаймлённые слегка выгоревшими ресницами. Лицо Итилмира было не круглое, как блин, да и не острое, как топор, но лишь слегка заострённое, с бледными округлыми щеками и небольшими, почти незаметными веснушками под глазами и на носу. Длинной бороды Итилмир не носил, а порой и вовсе её сбривал. После перенесённых ужасов нрав его стал жёстким, а ум трезвым. Можно было подумать, что он за свою жизнь прошел жестокую войну – такой отпечаток наложили на него потери родных в детстве.

К счастью, семье Итилмира удалось сохранить отчий дом – гнездо родовое, что принадлежало древнему роду Хванира целые века. У некоторых других знатных семейств дома были отобраны по указу местных общин, которым князь карлов дал такие полномочия. В этих общинах заседали старосты из числа самых отъявленных бездельников с подвешенными языками. Они умели быстро обвести простой люд вокруг пальца и с помощью своего деревенского красноречия сделать своё мнение мнением всех граждан. Но Ольбенир, дядя Итилмира, был человек ещё более красноречивый, с зычным голосом и буйным нравом, и ему удалось убедить общины местные в том, что потомки Хванира всегда благожелательно относились к крестьянам, пастухам и ремесленникам, а потому заслужили право сохранить своё вековое наследие. Старостам пришлось уступить, ибо людям нравился дядя Итилмира и его речи. Стоит сказать, что храмина, о которой идёт речь, была довольно большой и её давно присмотрел для себя и своей семьи один из старост – Брадо. Конечно, дом Итилмира был не такой высокий, как чертоги знатных карлов, которые поселились в стольном Рихоге за последние годы. Но для горца это жилище было вовсе не скромной обителью, потому завистник Брадо, не способный сам ни на подвиги, ни на честный труд, давно плёл козни против благородного семейства.