Когда я уже свалю из этого абсурда? Свиридова что ли поторопить с путевкой в капстрану? А то что-то молчит, не чешется.

С этими невеселыми мыслями я, наконец, доехал до отдела.

— Четвертной, как договаривались, — передал я фиолетовую купюру таксисту, что катал меня по городу целый день.

На крыльце курил Курбанов и наблюдал за тем, как я иду. Видимо, тоже только что приехал. Вон и служебная машина стоит на месте.

— На такси значит разъезжаешь, — произнес он очевидное.

— А что поделать, товарищ майор, тачку же вы мне зажали, так что приходится свои кровные на служебные нужды тратить.

Он мне хотел что-то ответить, наверняка что-то жизнеутверждающее, но дым не в то горло попал. И я, не стирая осуждающего выражения с лица, прошел мимо.

Поднявшись на третий этаж, я заперся у себя в кабинете, решив немного вздремнуть. Докладывать все равно было некому, Журбину же от дела отстранили, так что до оперативки подождет. Недолго осталось. Официально рабочий день у нас был до шести вечера, но все следователи за исключением дежурных и тех, кто проводил в это время следственные действия были обязаны присутствовать на оперативных совещаниях, как утренних, так и вечерних. А совещания начинались, как начальство решит. Бывало в половине седьмого и в семь, и даже позже. Поэтому, следователи, порою, задерживались на работе часов до восьми-девяти.

Не успел я дойти до вожделенного кресла, как в дверь постучали.

Нелегкая принесла Войченко.

— Говорят, ты опять отличился, — с порога заявил он.

— Ага, скоро к награде представят, — проворчал я недовольный его приходом.

— Не, Альберт, кто бы что ни говорил, но провести обыск без приказа от начальства и без санкции прокурора — это сильно. Могешь! — он картинно побил кулаков в ладонь и заржал.

— Окей, побуду для тебя примером, — покладисто согласился я.

Гогоча на весь кабинет Денис по-дружески долбанул мне по спине.

— Ты поаккуратнее, убьешь ведь героя. Кем потом восторгаться будешь?

— Это да, другого такого Альберта захочешь — не найдешь, — и опять заржал, гаденыш.

Что-то я сегодня с утра всех веселю. Когда уже этот день одного клоуна закончится?

— На оперативку! — заглянула в кабинет помощник следователя Ирочка, и Войченко переключился на нее.

Сбил девушку с траектории, донжуан местечковый, и соседний кабинет она в обходе пропустила. Пришлось звать свою начальницу самому.

— Люда, ты идешь? — заглянул я к ней.

— Убирайся!

Нихрена себе прием.

Журбина сидела в кресле и курила, стряхивая пепел в кружку.

— Ты же вроде не куришь? — переступил я порог.

— Ты не слышишь, что я тебе говорю?! — она обожгла меня злым взглядом. — Закрой дверь с той стороны!

— На оперативку всех позвали, — сообщил я ей и вышел.

— Идите вы все в жопу! — услышал я в спину. Дальнейшие ругательства заглушила захлопнувшаяся дверь.

Значит помашем рукой нашим с начальницей хорошим отношениям. По ходу они себя изжили.

Мы, нераскрытчики, со своей «Камчатки» прибывали на оперативные совещания самыми последними. Вот и в этот раз я зашел в кабинет начальника следствия, когда там уже были все.

Встретили меня коллеги заинтересованными взглядами, несколькими хлопками в ладоши и возгласом «Красавчик!». Это не удержалась старший следователь Акимова, что ехидно мне улыбалась.

— Добрый вечер, — решил я быть вежливым, гадая про себя, позволено ли мне будет сегодня занять, уже ставшее родным, кресло.

— Ну что там у тебя? — нетерпеливо спросил меня Головачев.

— У меня все по плану, товарищ подполковник. Сотрудника сберкассы допросил, выписку по номерам купюр получил. Они частично совпали с изъятыми при обыске, — бодро отчитался я, кладя перед начальником озвученные документы, а также протокол обыска.

Изучал Головачев материалы дела в абсолютной тишине. По мере моего доклада лица коллег вытягивались, а сейчас все напряженно ждали реакции начальства. Подтвердит ли тот мои слова.

— По краю ведь, Альберт, прошел, — Головачев поднял на меня взгляд. — Ты это понимаешь? — строго спросил он.

— Так точно, товарищ подполковник, — и не подумал я спорить.

— Овсянникова своего срочно в розыск объявляй, — перешел тот к распоряжениям. — И документы больше не рви, — подполковник усмехнулся.

— Так точно, — произнес я удивленно. — А меня разве не отстраняют от дела?

— За что тебя отстранять? — теперь уже, но на показ, удивился Головачев. — На время расследования уголовного дела поступаешь в распоряжение товарища Курбанова. Тебе все понятно?

— Ага, — не по уставу ответил я, поскольку был не рад такому повороту.

Я посмотрел на Курбанова. Он посмотрел на меня, и мне его ухмылка совершенно не понравилась.

С расстройства я плюхнулся в кресло, уже не рассуждая о том позволено ли мне такое самоуправство.

Домой я попал только после девяти вечера и, даже не поужинав, завалился спать. Вымотал меня этот Овсянников. Увижу — пристрелю. А вообще, удачная получилась бы комбинация. Провести негласный обыск у Овсянникова, а затем при задержании его ликвидировать. На этой мысли я и заснул.

Утром уже не был так кровожаден. Перегруженный мозг отдохнул и бредовые идеи больше не генерировал. Встретив в коридоре райотдела Овсянникова лишь слегка удивился. Его конвоировали на третий этаж два вооруженных сотрудника дежурной части.

— Пока ты бегал, я твою подружку Анечку отодрал, — поприветствовал я его душевно.

Он дернулся, обжигая меня ненавистным взглядом. Конвоиры едва успели удержать такого бугая.

— Врешь, ментяра! — процедил он, краснея лицом. Жилы на его шее вздулись, мышцы напряглись. Овсянников пытался освободиться и дотянуться до меня.

— У нее родинка на попке, — я гнусно улыбнулся.

Он зарычал, его взгляд помутнел. Конвоиры принялись выворачивать ему руки, а для профилактики, прописали по почкам.

— Следак, ты чего творишь?! — наехал на меня один из них.

— Моральную компенсацию получаю, — огрызнулся я и, удовлетворенный, свернул к себе в кабинет.

— Альберт, все нормально, не в претензии, — окликнул меня второй из позавчерашней дежурной смены. — Спасибо за повод!

Минут через пять ко мне заглянула Ирочка.

— Тебя Курбанов зовет, — передала она распоряжение первого зама.

Оказалось, старший вновь созданной следственно-оперативной группы, куда включили и меня, решил провести мне мастер-класс по допросу подозреваемого.

Курбанов не стал отпускать конвоиров. Он толи шестым чувством, толи из-за слегка помятого вида подозреваемого, понял, что тот буйный. Еще и недавний его побег говорил за то, что надо подстраховаться. Поэтому в кабинете мы находились впятером.

Я примостился возле двери на кресло. У нас здесь почти в каждом кабинете кресло-кровать стоит — очень удобно. Овсянников сидел ко мне спиной, еще и один из конвойных за его спиной маячил, так что он меня не видел.

Курбанов начал допрос, как и положено, с удостоверения личности допрашиваемого, затем, минуя стадию ознакомления подозреваемого с его правами, приступил к выяснению обстоятельств дела. Когда, куда, в каком составе и каким способом проникли, сколько и где конкретно нашли денег, откуда о них узнали, кто навел, как распорядились и так далее.

Курбанов сразу зашел с козырей — с результатов обыска. И, как пишут в учебниках, подозреваемый признал вину под тяжестью доказательств. И Анечку он тоже сдал, плюясь слюной и называя свою бывшую подружку шлюхой.

— Понял, как надо работать? — упиваясь собственным профессионализмом, обратился ко мне Курбанов.

— Я в восхищении, — состроил я подобающее случаю выражение лица.

Овсянников медленно обернулся на звук моего голоса.

— Рррррры! — прорычал он, и каким-то непостижимым образом, оттолкнувшись ногами от пола, совершил гигантский прыжок в мою сторону. Стул, на котором, он до этого сидел с грохотом рухнул, конвоир, что оказался на пути подозреваемого, от удара корпусом отлетел к стене, словно сбитая шаром кегля. Второй конвоир сорвался с места и рванул следом за Овсянниковым. Курбанов орал во всю глотку «Держи его!»