— Этот маг заслужил место в твоем сердце, — бывший Владыка помолчал, отступая, — иди. Ты более жесток, чем я, война и плен закалили тебя, сын. Я верю, что ты не оступишься.

Глаза в глаза. Ладонь у сердца. Горький оскал древнего дракона.

— Иди, Кинъярэ. Я больше не вправе тебе указывать, — усмешка.

Впрочем, нынешний Шэнне не обольщался. Да, пока отец раздавлен многолетними пытками и пленом, дезориентирован происходящим и лишен своих сил, но, стоит ему немного прийти в себя — и он ещё урвет свою часть власти. В конце концов — это в их крови, и это правильно.

Тишина — напряженная, обволакивающая, опасная. Тишина, как перед боем. От легкого касания руки двери распахиваются, открывая взгляду комнату с зарешеченными окнами, укрытыми легкими занавесями. Большую её часть занимает роскошная кровать с небольшой тумбочкой около неё и встроенным шкафом в углу.

Тишину, словно клинком плоть взрезает отчаянный хрип. Все-таки сорвал горло? Алькон делает шаг к постели, к которой прикован за ноги и за руки его бывший противник. Рубашка намокла от пота, как и волосы, он исхудал — обращение всегда сжигает слишком много сил — и это одна из главных проблем. Если залезть в неприкосновенный резерв организма, обращенный умрет или сойдет с ума. Ладонь ложится на прохладный липкий лоб, диагностируя. Нет, Азгар все ещё достаточно силен. С ним все будет в порядке, даже не стоит сомневаться.

Стон. Мутные, подернутые пленкой слез глаза бывшего ирра распахнулись, в упор уставившись на Первого.

— Asharalat te naelgin?

— Ne, ashhar daer no alkone, — отозвался с усмешкой.

Раньше истинный язык Азгару совершенно не давался…

— Дивные глазки. Три зрачка всегда лучше, чем один, — отозвался с усмешкой, — из тебя выйдет неплохой алькон. Уже вышел.

— Это… месть?

Мужчина на постели скривился, отчаянно закашлявшись, дернулся беспомощно и зло и обмяк, скрипя зубами.

— Это сделано для твоей же собственной безопасности. Распорешь себя собственными когтями — будет весьма неловко, право слово.

— Когт…?!

Мужчина дернулся, отчаянно пытаясь себя рассмотреть, что, впрочем, не слишком удалось. Связывать Кинъярэ умел, и не без умысла. Мужчина подошел ближе, протягивая дернувшемуся сопернику бокал с прозрачно-чистой водой.

— Тшш-шш. Осторожнее. Что кривишься? Тебе сейчас нужна вода, слишком много сил потерял на перерождении, пей, или волью насильно!

— Ты умеешь… мотивировать…

— Вы, — прохладное, — чтобы обращаться к Правителю на «ты» нужно ещё это заслужить. Пока твои «заслуги» говорят об обратном.

Тихий вдох. Выдох. Лицо бывшего ирра разгладилось, словно он разом нашел свою точку умиротворения, отрешаясь от происходящего.

— Где Сайнар?

— Тринадцатый разминает крылья, не все ему безвылазно сидеть у твоей постели.

— А он сидел? — темно-лиловые глаза жадно блеснули.

Да, альконам нужны привязанности, нужны близкие, чтобы не потеряться в безумии силы.

— Почти не отходя. И теперь-то оторвал его с трудом. У тебя удивительный сын, ты его не заслуживаешь, Младший.

Растерянность. Злость.

— Младший?!

— У тебя пока нет имени. Прошлого ты лишился, а новое… новое тебе должен дать я, с ним закрепляя тебя в этом мире, позволяя влиться в наш народ. Но Азззз, — он прошипел, наклоняясь над сверкавшим глазами мужчиной, сразу помолодевшим на несколько десятков лет, — я ведь могу и не делать этого…

Презрительное молчание. Да, легко с ним не будет.

— Зачем тогда спасал?

Когти почти нежно сжали чужое горло, царапая до выступающей крови.

— Мне повторить правила?

— Спасали…

— Мой Шэнне, — ласковая усмешка в которой виднеются клыки.

— Мой… Шэнне, — выдавил, давясь собственными словами, мужчина.

Когти тут же исчезли, оставив мужчину приглушенно выдыхать. Юный Азгар… забавное зрелище. Даже ненавидеть бывшего друга и уже, наверное, бывшего врага не получается.

— Молодец. Привыкай, что теперь у тебя нет власти, — когти скользнули по щеке, ухватывая за подбородок. Ты ведь хочешь спросить, отчего я пощадил тебя? Знаю, что хочешь, но промолчишь из пустой гордости.

Алькон присел в кресло у постели, откинувшись на спинку и склонив голову на согнутые в локтях руки.

— А ведь все очень просто, Аз… мой мортэли. Ты щадил меня, несмотря на всю свою ненависть и обиды. Ты пытался щадить и ту алькону, что родила тебе Сайнара, глупую девочку, плод чужой безумной любви. Тринадцатая была прекрасной советницей, но, как и все женщины, легко поймалась на крючок любви… Ты — лучшее, что могло случиться с её дочерью.

Впервые он заметил в чужих глазах это чувство. Бессильную злость на самого себя. Надлом. Усталость. Неуверенность.

— Я не смог её спасти… не смог даже объяснить, насколько я к ней привязан. Из-за… — тонкие пальцы сжались в кулаки, чуть не раня ладони когтями.

— Осторожнее, — усмешка, — забудь о своем брате, считай, что его никогда не было и уже никогда не будет.

— Вы?! — и сколько надежды в голосе! Где же ты раньше был, друг?

Он стряхнул застарелую горечь.

— Да, он мертв. Окончательно. Его душа уничтожена и никогда более не переродится.

Мужчина метнул на него внимательный взгляд, кивнув каким-то своим мыслям. Кинъярэ давно уже перестал пытаться угадать, что у этого человека было в голове, почему он поступал порой именно так, а не иначе. В конце концов, он не всевидящ, хоть и многое может.

— И слава богам, — тихое, едва слышное, — во мне не осталось к этому существу никаких чувств, Ки… мой Шэнне, — неуловимо поморщившись, закончил бывший ирр, — когда вы меня развяжете и что должен буду сделать за все ваши дары?

— Смотрю, четкость сознания и остроту мысли ты не утратил, — усмешка, — завтра развяжу, сегодня тебя ещё не раз скрутит, так что нужно соблюдать осторожность. Единственное, что я бы посоветовал — не напрягаться слишком в оковах. Напротив, постарайся расслабиться, у тебя сейчас начнет резаться хвост, — спокойно сообщил.

— Не понимаю, как это возможно. Я столько мечтал… так хотел, но ты все время отказывал…

Видимо, и правда сильно выбит из колеи, раз настолько расслабился и потерялся в своих тревогах.

— Мечты исполняются. Правда, не так, как ты того желал, но это ведь не так уж важно? — когти прошлись по чужой руке, проверяя плотность кожи. Кое-где уже выступила чешуя. — Отдыхай, как можешь и пока можешь. Позже ты принесешь мне клятву крови на алтаре Смерти, клятву вечной нерушимой верности. А это значит… — хищник выскользнул из кресла, вьясь по комнате, — никакого своеволия. Никаких интриг и заговоров. Никакой попытки навредить своим. Ничего серьезного, несогласованного со мной. Даже мысли о вреде у тебя не будет. И нет, это не рабство, мой друг. Это залог твоей безопасной жизни среди нас. Среди тех, кто помнит, кем ты был, и мечтает разорвать тебе горло, ты же понимаешь? В остальном — я все ещё надеюсь вырастить из тебя уважаемого члена общества, — негромкий прохладный смешок и шипение.

— Согласен, — кривятся болезненно губы. Это лучшее, чего он заслуживал, и Азгар это полностью осознавал. — Только…

Кинъярэ уже почти вышел из комнаты, когда послышалось слабое, тихое, до жути неуверенное:

— Прости меня, Кин… если когда-нибудь сможешь…

Алькон обернулся, смотря на безвольно обмякшее, слабое, худое как щепка существо. На его запавшие глаза и потускневший взгляд, в котором все ещё тлела упрямая воля к жизни.

— Не у меня тебе надо просить прощения, Аз, но мое расположение у тебя ещё есть шанс заслужить, — бросил, выходя.

На сердце было спокойно, несмотря на все то, что им ещё предстояло сделать.

Этот день настал. Вернее — эта ночь. Все ритуалы, посвященные Смерти лучше всего проводить именно ночью.