- Очаровательная малыш-шшка, — сообщил он, внезапно в его лице проступило что-то хищное, жесткое, глаза засияли ярким светом, становясь двумя сапфирами с росчерком единственного вертикального зрачка.

Оттуда смотрел зверь — хищный, заинтересованный, снисходительно-величавый. Казалось, за спиной мужчины снова распускается странная темная тень — крылатая, мощная, нереальная. Тень его дракона.

- Давай, вставай, красавица!

Это он ей? Он назвал её красавицей?! Йаррэ вздрогнула, дернула ногой, пытаясь встать… и с громким стуком села на попу, теряясь аж в четырех чудесных и очень красивых чешуйчатых лапках. Лапках. Чешуйчатых. Из горла вырвался рык, больше похожий на писк. Сзади снова что-то загрохотало.

- Сейчас разнесешь нам весь храм, — беззлобная усмешка, — дракошка.

Дракошка? Маленький дракон? Где? Она завертела головой, пытаясь посмотреть себе за спину, но только и увидела, что кончик чешуйчатого хвоста, отливающего глубоким пурпурным оттенком. Она все ещё не понимала. Боялась понимать, признаться. Боялась подумать. Боялась решиться и признать. В её жизни не бывает сказок.

Мужчина наклонился, смотря на неё сияющими глазами старшего зверя, и из горла вырвался тихий просительный писк.

«Ты такой умный, такой сильный, я совсем маленькая и испугалась, ну что же ты мне не поможешь?»

Даже мышление было каким-то обрывчатым, полудетским — и, в то же время, все казалось необъяснимо четким, правильным, цельным. И сама она была цельной, завершенной. Как будто всю свою жизнь ждала именно этого момента, шла к нему, желала его, даже не зная о нем.

Забилось-задрожало сердечко, когда маленькое тельце осторожно подхватили под пузико, поглаживая. Она помещалась свободно на двух больших ладонях алькона — маленькая драконица с памятью девушки из далекого мира.

- Не думал, что это произойдет так скоро, видимо, очередное смешение нашей крови спровоцировало твою хвостатую ипостась. Правда, она великолепна?

Чужой голос звучал непривычно мягко, почти ласково, услаждая слух вкрадчивыми низкими нотками. Этот голос ей очень нравился, как и его обладатель. Дракона осторожно высунула из пасти язык, пробуя подставленную ладонь на вкус. Приятный. От него так чудно пахнет смертью и её любимыми цветами! Чужие ладони осторожно переворачивают на спинку, почесывая когтями подставленное радостно пузико. Из горла вырывается радостное урчание с присвистом, коготки на лапках судорожно сжимаются.

— Хорошая девочка. Просто очаровательная. Как же тебя назвать?

Они идут прочь из храма, от этой вкусной уютной силы, в сырые противные коридоры и пропитанный вонью дворец, который вызывает у неё недовольное рычание и маленькие искры темного цвета из пасти.

- А ну прекрати! — строгое, — не время для баловства, малышка. Сейчас пойдем, покажу тебе твою прекрасную мордочку, и будешь перевоплощаться.

Она смутно понимала, о чем он, но звучание этого голоса так нравилось, что приятный Старший снова был облизан — куда попало. А попала она прямо по любезно подставленной щеке.

- Ф-фууу. Давно я не имел дело с детьми, — устало вздохнул любимый голос. После чего её развернули к огромному зеркалу.

В нем отражался высокий среброволосый мужчина в строгом черном полувоенном мундире, разбавленном все теми же нитями серебра и маленький дракончик у него на руках — вытянутое тельце, тонкий пока хвостик, маленькие ушки, мелкие острые зубы и зачатки крыльев, плотно прижатые к хребту.

Дракоша скосила темно-лиловый глаз на стеклянную поверхность, беззаботно мотая хвостом.

- Черный с лиловым… чудесный оттенок, — задумчиво заметили сверху.

А потом её, такую милую, такую красивую, несмотря на все протесты опустили на пол.

Алькон отошел подальше, к двери и скомандовал, добавляя в свой голос какие-то особые, рычаще повелительные ноты, от которых хотелось упасть ниц:

- Оборр-рачивайся, живо!

Мир закрутился вихревой воронкой, вспыхнуло яркой точкой осознание происходящего — и её выкинуло на пол. В том самом месте, где сидела маленькая дракошка. Там, где — мгновение назад — была так невероятно счастлива, лишившись разом всех человеческих проблем.

Наверное, все это было написано на лице, потому что мортэ Кинъярэ смотрел серьезно, почти зло.

- Оборот произошел, но твой дракон, в отличие от смертного тела, пока мал. Его сознание отлично от человеческого, в его теле ты себя перестаешь контролировать, не так ли?

Как же он был прав!

- Налагаю запрет оборачиваться без меня.

Чужие глаза ярко вспыхнули — и она отчетливо поняла, что действительно теперь не обернется даже случайно, даже с перепугу. Приказ Старшего невозможно игнорировать. Йаррэ вдохнула, расправляя плечи и осторожно, почти неуверенно приподнимаясь. То, что было… это было просто невероятно. Ученичество, оборот… неожиданная ласка.

Она хотела его поблагодарить, хотела сказать хоть что-то, но замолчала, напоровшись на равнодушный прохладный взгляд. Ему это не нужно. Ничего из того, что она могла бы дать. Глупо было на мгновение размечтаться…

- Теперь иди и отдохни, — от бархата низкого баритона хотелось восторженно зашипеть, — мы будем заниматься и развитием твоего дракона, помимо всего прочего. Хорошо, что он проснулся, без этого ты не смогла бы полноценно стать одной из нас.

Она развернулась и медленно побрела в комнату, которую называла своей. Уютная небольшая постель, зажатая между арками книжных шкафов, пара кресел у окна, высокий письменный стол и камин в углу — спальня действительно оказалась дивно уютной. Йаррэ плюхнулась на постель, уже сквозь сон чувствуя, как Ттмара в образе гончей пристраивается рядом, обнимая её лапой. В общем-то жизнь не так уж плоха…

Всю ночь ей снились драконьи синие очи с вертикальным зрачком.

***

Интерлюдия 2. По ту сторону.

Наследник Сайнар

Сайнар сжал пальцы, наблюдая с любопытством за тем, как быстро исчезают когти. Вообще удивительно вот так, спустя десятки лет мучений, получить такое нежданное освобождение. Быть свободным. Вернуть свою силу. Ощущать её биение, её ток в крови, её смертельную прохладу и ласковую песню. Мог ли он помыслить такое ещё неделю назад? Мог ли он поверить, что спасение придет от тех, кого он, безусловно, не ненавидел, но относился с изрядной настороженностью из-за своего происхождения?

Однако, все оказалось куда проще, чем можно было вообразить. Есть те, кому плевать, законный ты сын или ублюдок. Кем была твоя мать или твой отец. Какой герб ты носишь, если вообще носишь. Иногда твари оказывают человечнее людей. Люди — самые страшные из них. Реиннарэ Кинъярэ, мортэ Амондо несмотря на отвратительный характер оказался куда человечнее родственников. Да и какие родственники, право слово. Пыль. Фикция. Те, кто мучил и убивал его мать. Древняя сволочь, жадная до власти и богатства. Рассыплется, небось, скоро на части, а все думает об одном — как бы прожить ещё побольше! О, как же нынешний ирр ненавидел всех нелюдей, а, особенно, своих рабов-альконов! Как он только их не унижал, как не издевался…

Сай негромко рассмеялся, выглядывая в окно и жадно втягивая ноздрями воздух. Как же приятно чувствовать себя живым! Внизу, в городе, цвела серебристая гальтана, расточая медовый аромат, сверкали под солнцем шпили городских построек, коньки крыш у поместий аристократов, шумела разноголосица улиц.

- Выглядишь живенько по сравнению с нашей прошлой встречей, — знакомый голос не заставил напрячься.

В конце концов, если вы с кем-то вынужденно проводите минимум несколько дней наедине и не перегрызаете друг другу горло — это что-то да значит. Безумец Дьергрэ был ис-ирру симпатичен.

- Да и вы неплохо сохранились для сумасшедшего, — вернул любезность Сай, насмешливо щурясь.

В ответ его сжали в крепких объятьях, от которых затрещали кости. Показывали, как рады видеть.