Азвестопуло попытался ободрить шефа:

– Но ведь Кетола вам поможет. Дело не безнадежно.

Юнас Кетола и был тем приятелем статского советника, которого упомянул Белецкий. Десять лет назад в Даниловке они вместе арестовывали опасного убийцу. Сейчас Кетола служил генеральным комиссаром криминальной полиции Гельсингфорса.

– Все сложнее, – возразил шеф. – Ты не знаешь особенностей их законодательства. Черт ногу сломит. Во-первых, финны часто и легко меняют фамилии, им достаточно разместить об этом объявление в любой провинциальной газетке. Ищи потом нашего жулика, если его теперь зовут по-другому. А во‑вторых, там легко спрятаться за лжесвидетелей. По финскому праву, два свидетеля составляют полное алиби, а один – половинчатое. Если наш беглый кассир купит парочку пьяниц и те подтвердят, что во время аферы пили с ним водку в Сёрнесе, как ты его арестуешь?

– Сёрнес – это где?

– Самое беспокойное предместье в Гельсингфорсе, возле Северной гавани.

Сергей думал недолго:

– А я возражу. Какие такие лжесвидетели, если служащие Русского для внешней торговли банка хором подтвердят, что в день кражи Раутапяя был там и лично выдал деньги своему сообщнику? А не пьянствовал в Сёрнесе.

– Ты меня не слышишь, – покачал головой Алексей Николаевич. – Раутапяя теперь наверняка зовут по-другому. Он переменил фамилию или просто купил чужой паспорт. Подобрал кучу доброхотов, которые за деньги подтвердят его инобытие. Как это опровергнуть? Везти вора на опознание в Россию? Финская полиция откажет. Вот документы, вот свидетели, идите к черту…

– Даже так? – поразился коллежский асессор. – Ну дела… Однако мы сами можем доставить к ним банковских служащих, и те докажут личность Раутапяя.

– А тот ответит, что в первый раз их видит и он просто похож на афериста. Дактилоскопической карты нет, а двойники действительно встречаются.

– Если Кетола захочет вам помочь, он придумает как.

– Если захочет, – вздохнул статский советник. – А если нет? Без содействия их полиции я там буду пустое место.

Лыков взял переписку Департамента по финляндским делам, углубился в нее и узнал много нового. В 1909 году правительство ожидало, что в Великом княжестве Финляндском вот-вот вспыхнет вооруженное восстание. С чего бы это? В бумагах не объяснялась причина опасений. Тревогу забили военные – видимо, они получили секретные данные о намерениях сепаратистов.

Сыщик с изумлением прочитал «Сводку сведений о военной подготовке Финляндии». В ней без всякого якова сообщалось, что план войны с Россией уже разработан. Подготовка к ней идет полным ходом! Воинственные суомцы готовы выставить против империи сто тысяч войска – имелись в виду обученные милиционеры. А уже заготовили двести тысяч винтовок, шестьдесят пулеметов, сорок горных орудий, десять орудий других систем и многочисленный моторный флот. Далее следовала приписка: «Есть непроверенный слух о приобретении пяти подводных лодок».

Дойдя до этого места, статский советник побагровел и полез в конец сводки. Она была подписана начальником Штаба гвардии и войск Петербургского военного округа генерал-лейтенантом бароном фон ден Бринкеном. Скрепил его подпись некий подполковник Свечин.

Лыков снял трубку телефона и попросил соединить его с Таубе. Тот оказался у себя в кабинете. В последние годы положение Виктора Рейнгольдовича укрепилось. Он курировал в совете Военного министерства вопросы разведки и контрразведки, в которых действительно был крупным специалистом.

– Здравствуй, – буркнул сыщик генералу. – Ты ведь у нас фон-барон?

– Да уж не лапоть заволжский, как некоторые, – ответил тот. – А ты куда клонишь?

– Знаешь другого барона, фон Бринкена?

– Разумеется. Мы с ним вместе воевали с японцами. Награжден Золотым оружием. Сидит в штабе округа, но на днях будет назначен командиром Двадцать второго армейского корпуса, расквартированного в Финляндии. Решение уже принято.

– А у него все в порядке с головой?

– Вроде да. Он на два года моложе тебя! Рано еще Александру Фридриховичу в маразм впадать.

– Хм. А кто такой подполковник Свечин?

– Свечиных несколько, ты какого имеешь в виду?

Лыков глянул в сводку и ответил:

– Он из штаба войск гвардии.

– Тогда Михаил Андреевич. Но он давно уже полковник. А в чем дело?

– Читаю его записку по подготовке восстания в Финляндии от тысяча девятьсот девятого года…

– Значит, ты имеешь в виду его младшего брата Александра, – перебил друга барон. – Этот сейчас в ГУГШ[7], во Второй части обер-квартирмейстера. Изучает армии Австро-Венгрии, Германии, Румынии и Швеции. И тоже полковник. Умный! Впрочем, как и Михаил.

– Мне бы надо поговорить с этим умником, – сердито сообщил сыщик. – И срочно. Можешь организовать встречу? Хорошо бы и сам поприсутствовал.

– Александр Андреевич будет у меня сегодня в два пополудни. Подтягивай свои обозы к этому часу.

Оставшееся до встречи время Лыков изучал бумаги. Его поразило, как были напуганы военные. Они утверждали, что бомба взорвется чуть ли не на днях, а армейские силы в Великом княжестве недостаточны. Двадцать второй корпус состоит всего из двух бригад и лишь называется корпусом, а по численности равен дивизии. Его части разбросаны по городам небольшими отрядами. В случае бунта их легко уничтожить. Железнодорожное и телефонное сообщение находится в руках финской администрации, и она охотно оставит наших военных без связи. Шхеры и вся прибрежная полоса тоже во враждебных руках: можно хоть тащить контрабанду, хоть высаживать десант. Нет даже подробной рекогносцировки внутренних частей Финляндии. Как будто она находится на Северном полюсе и у штабистов за сто лет не нашлось времени изучить вероятный театр военных действий…

Правительство под давлением военных разработало целый план борьбы с мятежом, который был утвержден государем в Ливадии 5 октября 1909 года. Чего только не было в этом плане! Наполнить страну солдатами до предела. В том числе гвардейскими частями. Мобилизовать Балтийский флот. Ввести железнодорожные войска и перехватить у финнов управление движением. Заменить заодно и всех телефонистов на русских. Лоцманов – заарестовать, а на их место поставить мужиков с Каспия. Подчинить станции беспроволочного телеграфа МВД. А министру «озаботиться разработкою мер в видах предотвращения возможных злоупотреблений означенными станциями». Усилить пограничную стражу. Было даже поручение Министерству юстиции: подготовить благонадежный контингент тюремщиков для окарауливания лиц, подлежащих аресту.

Некоторые абзацы документа вызвали у сыщика оторопь. «Упорной обороной Карельского перешейка финляндцы предполагают дать время разгореться и окончательно организоваться внутреннему восстанию и, по возможности, покончить с разбросанными частями 22-го армейского корпуса. Можно предполагать нападение со стороны финляндских партизан, переодетых в форму русских войск, для чего у них имеется достаточное количество запасов одежды русских солдат. Ставши полными хозяевами в крае, финляндцы имеют все данные для продолжительной и упорной борьбы против вторгающихся русских войск… Лабиринт шхер с целым флотом лоцманских судов и собственным беспроволочным телеграфом является прикрытием с моря и делает полную блокаду крайне затруднительной». Неужели это больное воображение генералов, напуганных минувшим лихолетьем? Или опасения вызваны агентурными донесениями контрразведки?

Именно об этом и спросил Лыков у Свечина, когда Таубе их познакомил. Полковник ему понравился: смотрел умно, не торопился с ответами… Он чем-то напомнил другого полковника, Снесарева, специалиста по Тибету, которого начальство засунуло в штаб кавалерийской дивизии, чтобы помалкивал насчет союза с англичанами… Есть в русской армии хорошие штаб-офицеры, подумал сыщик. Даже генералы есть; один как минимум сидел перед ним.