– Цель оправдывает средства?

– Конечно, Алексей. Где политика – морали не ищи. Финский народ желает сам решать свою судьбу. Царизм, гниющий на глазах, ему препятствует. Что может быть важнее исполнения сокровенного желания целого народа? То-то…

– Пусть так. Вы нашли исполнителей, убедились, что записка не уловка фартовых, а правда. Спустили дознание на тормозах, оставив убийц безнаказанными. Согласен даже с тем, что это ваше внутреннее дело. Начальству скажу то, что сочту нужным. Например, Раутапяя зарезал другой негодяй. Вор у вора дубинку украл. Убийца, видимо, сбежал с добычей через Швецию в Америку; поимка его невозможна…

– Хорошая версия, – одобрил Кетола. Вихтори, вертевшийся на стуле, подхватил:

– Очень хорошая! Сколько вокруг нераскрытых убийств?!

– Но есть вероятность того, что здесь не политическое убийство, а рядовая уголовщина, – продолжил Лыков. – Это можно выяснить относительно быстро – объяснившись с верхушкой «Воймы»[33]. Ты сам только что сказал, что подобное объяснение не составит особого труда. Обещай мне честно рассказать о его результатах. Говоря по совести…

Лыков остановился, глянул на несчастного кассира, лежащего в луже крови, и повторил:

– Говоря по совести, я не верю, что тут политика. По мне, так рядовой разбой.

– Почему?

– А посмотри, как вскрыта шкатулка.

Русский сыщик указал финскому на раскуроченную жестяную шкатулку с национальными орнаментами на крышке, валявшуюся у них под ногами.

– Обрати внимание на излом. Сбоку от замка, совершенно по-фартовому. Опытный человек вскрывал. Революционер возился бы и так и сяк и в конце концов разодрал бы крышку в клочья. Она из мягкой жести. А убийца ловко взломал замок одним движением. Нет, видна рука профессионального уголовника.

Кетола опустился на колени и стал рассматривать шкатулку, не трогая ее руками. Потом вынул лупу и опять погрузился в изучение. Когда он встал, Лыкову показалось, что на лице комиссара видна растерянность.

– Согласен со мной?

– Ну… определенно ничего сказать нельзя. Твое заключение всего лишь предположение, сделанное второпях. Просто хочешь, чтобы было по-твоему.

– А почему у тебя такое лицо?

Комиссар провел по щеке рукой, словно убирал прилипший к усам после обеда кусок капусты:

– Какое такое?

– Ты что-то заметил, но не хочешь говорить.

Юнас пытался отшутиться:

– Господин Лыков еще и физиономист?

– Любой опытный сыщик – физиономист. А Лыков достаточно опытный.

Комиссар приказал кандидату на должность:

– Позови сюда управляющего.

Тот, когда обнаружили труп, был выставлен на лестничную площадку. Теперь управляющий вошел и замер в дверях, не в силах оторвать глаз от лежащего на полу тела.

Криминал-комиссар что-то приказал ему и кивком отправил прочь. Потом пояснил приятелю:

– Я велел ему телефонировать в управление и вызвать группу с фотографом. Нам с тобой здесь делать больше нечего. Их встретит Вихтори. Дождемся заключения, обсудим его. Пусть парни обратят внимание на то, как взломана шкатулка, хорошо, Вихтори?

– Будет сделано, господин генеральный комиссар.

– Идем, Алексей Николаевич. Мне предстоит неприятный разговор с полицмейстером. Нечего его оттягивать.

– Погоди, – остановил его командированный. – Я сначала все тут обыщу. По свежим следам и лично, а не с помощью твоих парней.

Лыков шарил в помещении полчаса, до самого приезда сыщиков с фотографом, но ничего интересного не обнаружил. Записная книжка велась убитым на финском языке, и из нее вырвали несколько страниц. Билетов, счетов, почтовой корреспонденции не оказалось. Кто-то еще до статского советника тщательно обыскал квартиру и забрал все бумаги. Почерк указывал на опытного человека.

Вернувшись на Александровскую, сыщики сразу пошли к полицмейстеру. Русского в кабинет не позвали, финн зашел один. Через закрытую дверь до Лыкова сначала доносился только голос полковника Вальмквиста. Тот распекал подчиненного на повышенных тонах. Затем шеф дал слово Кетоле и, услышав его объяснения, сбавил обороты.

Минут через десять секретарь попросил статского советника зайти. В кабинете полковник, красный и возбужденный, заявил:

– Криминал-комиссар дал мне отчет о происшествии. Вор Раутапяя мертв, деньги пропали. Мы продолжим поиск похищенных средств. Пока, в силу возникших обстоятельств…

Он запнулся в поисках нужных слов, потом пробормотал:

– Короче говоря, господин Лыков, мы просим вас обождать. Политическая подоплека заставляет нас провести расследование убийства беглого кассира особенно аккуратно. Мы понимаем друг друга?

– Думаю, что да. Я не стану пока сообщать в Петербург о записке. Сообщу лишь, что кассир убит, деньги исчезли, дознание продолжается.

– Очень хорошо! Со своей стороны я даю слово офицера, что результаты расследования будут вам сообщены немедленно и в полном объеме. То есть я хочу сказать – честно. Мы не расскажем всего, но главного не утаим. И если окажется, что записка правдива, что она не уловка преступников, то ваше дознание… как бы сказать…

– Делается бесперспективным.

– Вот правильное выражение! И вам нужно… маткустаа пойс в своя избушка… то есть ехать домой в Петербург.

От волнения полковник начал путать русские слова с финскими.

– Господин полицмейстер, – Лыков тоже начал подбирать выражения, – вы ведь отдаете себе отчет о возможных последствиях? Ваш предшественник полковник Берг вынужден был оставить должность после конфликта с генерал-губернатором Зейном. Как раз на почве «политической подоплеки». Прежний полицмейстер отказывался выполнять распоряжения имперских властей…

– Да, я помню, – хладнокровно ответил Вальмквист. – И за должность, если она оплачивается такой ценой, держаться не буду. Выдавать людей, которые борются за свободу моей родины… Извините, я из другого материала. Можете указать это в рапорте министру Маклакову. А Зейна мы называем «пожиратель Финляндии», да будет вам известно.

– Маклаков обойдется. Честь имею.

– Честь имею.

Лыков ушел в кабинет начальника сыскного отделения, сел там на диван и чуть было не задремал. Но через полчаса вернулся хозяин, злой как собака. Он вперил в гостя суровый взгляд и вдруг спросил:

– Что ты делал накануне отъезда в кабинете генерала Таубе?

– Он мой старинный друг. Так-то я заходил к сыну Павлу, он служит в Главном штабе. Заодно сунул нос к Виктору Рейнгольдовичу.

– Но там еще был полковник Свечин.

Статский советник сделал вид, что задумался:

– Свечин, Свечин… Был, кажется. А почему ты интересуешься?

– Свечин – враг финской государственности, – рубанул Кетола.

– Ха! Таких в России миллионы. А то ты не знал.

– У тебя нет никакого тайного задания помимо поимки кассира Раутапяя? Ответь как на исповеди. И еще скажи, зачем ты расспрашивал Вихтори о нашем полицейском резерве?

– Я его расспрашивал? – чуть не закричал русский сыщик. – Это он меня расспрашивал! Что я там преподаю, как часто меняется кадр резерва…

– Ты там преподаешь? – ухватился за фразу генеральный комиссар.

– Да. Уже пятый год. Два дня в неделю, по вторникам и четвергам, по полтора часа. Словесный портрет, способы маскировки преступников, осмотр места происшествия, основы криминалистики, приемы задержания.

– И сколько тебе за это платят?

– Пять рублей сорок копеек за полтора часа.

Юнас мысленно умножил сумму на курс марки к рублю и довольно кивнул:

– Четырнадцать марок! Неплохо. Я бы не прочь почитать такие лекции. У меня ведь лесных имений нет…

– У меня тоже нет, имение принадлежало моим детям. И потом, они его продали год назад.

– Это отчего же? – удивился финн. – Помнится, ты говорил, что доходность лесной промышленности растет с каждым годом.

– А то не догадываешься, – понизил голос русский. – Скоро начнется большая война. Чем она кончится для нас, предсказать невозможно. Вот мы и решили… сказать по правде, инициатива была моя… что лучше имение обратить в золото. Которое вывезти и поместить во французские банки. Это между нами!