Когда Лайна выросла, она определила для себя, что весь этот страх просто следствие заботы няни. Шустрая девочка, бегающая по всему саду, вполне могла перелезть через ограду. А страх перед какими-то удивительными явлениями влиял на нее больше страха перед наказанием. И все же, стоя сейчас на холме и глядя в невидимые глаза леса, Лайна почтительно склонила голову. Высокие стволы, сливающиеся в сплошную темно-коричневую стену, остались чем-то величественным и непостижимым.

Когда она спустилась с холма и вернулась в здание, экономка и сторож уже успели уйти куда-то внутрь. Лайна медленно прошагала в обеденную залу: столы сверкали чистотой, но вокруг них – ни души. Две дверцы вели на кухню, более живую, ведь здесь лежали какие-то тряпки и свертки. Но снова – никого. Герцогиню Аргаст ждали в столице, в особняке Сегардов, а вовсе не в Роденкриде. В поместье за умеренную плату могли разместиться богатые гости, но приезжали они только в праздничные недели, посвященные луне. Тогда здесь было много слуг и суеты. Но не сейчас.

Лайна поднялась на второй этаж, где под более высокими потолками шаги звучали особенно гулко. Она тронула ручку высокой двери, ведущей в бальную залу, совершенно пустую. Лишь в углу стоял рояль, в другом – пара стульев, да спускались с окон величественные занавеси – темно-синие с золотыми узорами.

Когда-то здесь постоянно звучала музыка, кружились пары. Но после жуткой ночи, когда убили императрицу и ее первого советника, над Аргастами нависла пугающая туча. Мать и отец ходили нервные, бледные, не принимали гостей и регулярно ездили на допросы в главное управление имперской службы безопасности. Маленькая Лилиан в такие дни забивалась в свою комнату и молилась, чтоб родители вернулись домой.

Она знала, что Ференца и Лорина Сегардов арестовали, что город наводнили солдаты, что среди слуг идут самые небывалые сплетни, а над дворцом даже посреди ночи рдеет шатер розово-бордового цвета и блестят искры магической энергии. Лилиан много раз пыталась расспрашивать мать. Та качала головой и твердила, мол, это ошибка. Скоро все поймут, что Аргасты невиновны. В то же время в их окна начали лететь камни. Народ открыто возмущался, почему изменников и заговорщиков ещё не арестовали.

Лилиан запомнила день, когда в парадную дверь ворвался малочисленный отряд, предводимый худым бледным человеком в красном. С улицы ему вслед неслись яростные выкрики. Однако он лишь на пороге остановился, чтобы ледяным голосом заявить:

– Все любезные вашему сердцу заговорщики находятся в императорском дворце, – и захлопнул за собой парадную дверь.

Отец смотрел на него с явным недоверием, мать – со скрытой надеждой. Молодой человек некоторое время помолчал, оглядывая их в ответ.

– Обвинения с вас сняты, – наконец сказал он. – Но в городе лучше не оставаться. Его Величество Дориан возвращает Аргастам их старые земли в Экоре, вот предписание, – рука в черной перчатке протянула отцу сложенный лист. – Думаю, в ваших интересах отправиться туда незамедлительно.

– Его Величество Дориан? – удивился Лорин Аргаст.

– Это ссылка? – выпалила мать почти одновременно с ним. Отец дернул ее за руку.

Гость медленно приподнял брови.

– В вашем положении это лучшее, не находите? Я ничего не имею против вашей фамилии и очаровательной розы на гербе. Но для общего спокойствия вам лучше показать, что вы выходите из игры. Возвращение Экоры – это извинение императора за преступления его отца, а вы решили туда уехать, чтобы переждать непростое время.

– За преступления его отца? – в ещё большем изумлении повторил Лорин.

Гость кивнул.

– Сэмерс Хаз будет казнен послезавтра на главной площади города за подготовку переворота и убийства своей супруги. Я не рекомендую вам при этом присутствовать.

С того дня пугающая туча ушла, но жизнь не вернулась в прежнюю струю. Родители уехали в Экору, климат которой был вреден для детского здоровья, а потому Лилиан поступила в роденкридский пансион на казённый счёт. Принадлежал он ордену Лилейника. Здесь учились девочки с хорошими магическими способностями, которым в будущем предстояло стать сестрами ордена. В пансионе она и получила известие о смерти обоих родителей от вспышки холеры.

Герцогиня Аргаст вышла из зала. В конце коридора находилась винтовая лестница, как в старинном замке, ведущая к черному ходу. Лайна торопливо сбежала по ней вниз, пока не закружилась голова. Железные ступеньки ухали и дребезжали под быстрым перестуком ее ботинок.

Внизу уже суетились несколько служанок, вынося вещи из экипажа. Далекая колокольня возле роскошного храма луны, главной достопримечательности Роденкриде, пробила половину пятого. Времени оставалось совсем мало. Обнаружив в одной из нижних комнат письменный прибор и наскоро набросав весточку дяде, Лайна отправилась в парк.

Встреча с Хейаном Камтом была назначена на пять часов. Сначала очень хотелось ее оттянуть, и хорошо бы на пару дней, но потом она собралась и решила покончить с самым неприятным сразу. А затем можно будет спокойно навестить все любимые места, не ощущая над собой нависших дел.

Лайна приехала сюда впервые за семь лет, прошедших с похорон родителей. Признаться, она и не надеялась увидеть Кану и Роденкриде. Порядки в ордене были строги. Однако пять дней назад ее вызвала к себе магистр Мадлен и поинтересовалась, скучает ли сестра Лайна по родному городу.

– Я люблю столицу, но люблю и Хадри, – вежливо отозвалась та.

– А как ты смотришь на то, чтоб съездить в Кану на несколько дней?

– Я исполню любое ваше поручение, – склонила голову Лайна, все ещё играя роль послушной дочери, а затем ей надоело: – И очень здорово, если будет время побывать в дорогих мне местах. Надеюсь, с дядей ничего не случилось?

– У графа Сегарда все хорошо, – магистр Мадлен улыбнулась. – Дело в другом обитателе столицы, до сих пор уверенном, что я охочусь за его письмами и вашими ответами.

Лайна вздохнула.

– Опять Хейан Камт.

Это длилось уже пять лет. Сначала было забавной игрой, потом – чем-то совершенно странным. Лайне пришлось несколько раз написать, что она верноподданная его величества Дориана и не видит никаких прав, якобы принадлежащих Аргастам. Чтоб он находил новый способ тайнописи и с его помощью сообщал, мол, он понял, что начальница снова перехватывает письма. После этого Хейан притворялся, что просто любезно переписывается с родственницей своего покровителя. Рассказывал о нюансах магии, делился какими-то забавными событиями из жизни. Она, в свою очередь, не представляла, как воспринимать такого знакомого и что с ним обсуждать. А потому писала какую-то ерунду, которую Хейан воспринимал удивительно серьезно. Со временем их общение стало чем-то, что вносило разнообразие в обыденную орденскую жизнь, и Лайна поймала себя на том, что с нетерпением ждет нового письма. Особенно в периоды, когда он тактично выдерживал паузу и ничего не говорил о правах Аргастов.

– Пора разобраться с этим раз и навсегда, дитя мое, – Мадлен была серьезна. – И поэтому ты поедешь в Кану на несколько дней. Встретишься с ним лично, объяснишь, что и в самом деле ты верна Его Величеству.

Лайна нахмурилась.

– Целая поездка ради этого? Если вы опасаетесь его влияния на меня, можно просто прекратить переписку. Столько лет терпели – что изменилось теперь?

– Хейан Камт стал рисдреном. А это значит две вещи: во-первых, он примирился со своим орденом, во-вторых, приобрел большую силу.

– Рисдреном? – ахнула Лайна. – Сколько ему? Двадцать четыре? Не верю, что это исключительно из-за заслуг в магии.

– И правильно делаешь. Никто не верит. То, что магистр карадильцев согласился с явной фальшью, мне тоже не нравится.

– Я удивлена, что магистр в принципе стал с ним разговаривать. После того скандала, с которым эрцгерцог покинул орден.

Мадлен аккуратно поправила на груди магистерскую звезду, выделявшуюся тусклым бронзовым блеском среди желтого шелка ее платья.

– Стал бы, если б знал, что получит выгоду. Но это ещё одна загадка: отчего Хейан Камт захотел принести выгоду ордену, который когда-то покинул? Так или иначе, его возросшей силой, м-м-м, озабочены. И лучше уж новому рисдрену Гафельда знать, что ему нет никакого смысла противостоять императору.