– Нисколько вас не обвиняю, господин маршал, – лицо Таргисса было приветливо и непроницаемо. – Вышвыривать ненавидящих тебя подчиненных слишком хлопотно. Да и будет стоить половины армии, кому, как не мне, это знать. Прошу, – он указал жестом на ближайшую дверь, намекая, что здесь неподходящее место для разговора.

«Кому, как не мне». Действительного тайного советника по магическим делам и впрямь обвиняли во всех бедах страны, считая его злым гением, в чьи сети угодил молодой неопытный Дориан. В народной молве Таргисс представал злобным древним колдуном из сказок, и как-то забывалось, что ему немногим больше тридцати. Впрочем, его по-своему красивое и одновременно отталкивающее лицо словно принадлежало старику, запертому в молодом теле. Раймонд не любил этого надменного и многословного мага, но иногда до боли завидовал его умению смеяться над чужой ненавистью. Особенно когда злые шепотки проносились эхом над всеми биваками Шестого корпуса.

– И все же мы отвлеклись, – продолжал Таргисс, едва они очутились в небольшой светлой комнате, очевидно, рабочем кабинете кого-то из старых владельцев. – Вы слишком буквально поняли мои слова насчет перемирия. Вековой мир с Корлентом нас не устраивает.

«Нас» – это королевство Тефу, разумеется. Их могучего юго-восточного соседа, снабжающего империю союзными армиями, боевыми магами и заклинаниями, увеличивающими дальность огня и поражающее действие снарядов. Пожалуйста, сколько угодно, чтобы руками Гафельда расправиться со своими врагами. В последние тридцать лет основным врагом стал Корлент, и это была уже вторая война с ним, развязанная Тефой.

– Его Величество Дориан ясно дал понять, что не намерен продолжать войну.

– Разумеется, перемирие одобряют все, – Таргисс выделил слово «перемирие». – Но созывать конгресс, подписывать мирный договор? Вы перегрелись возле своих пушек, генерал. Мы не можем дать Корленту время, чтобы он нарастил боевую мощь.

– Мы не можем продолжать войну, которая истощает Гафельд и армию, – отрезал Раймонд. – Если уважаемые союзники заинтересованы в результатах кампании, то пусть заканчивают ее сами. Или соблюдают договоренности по оказанию нам помощи в полной мере.

– Разумеется, им придется соблюдать договоренности. И, разумеется, мы используем все возможности перемирия во благо нашей мужественной родины. Но ваши заявления о том, что конфликт между Корлентом и Гафельдом исчерпан, просто недопустимы. Солдатам такое нравится. Каково им будет узнать, что их генерал их обманул?

– Ну что ж, – голос Раймонда стал ещё тише. – Тогда пусть их обманывает император. И я не понимаю, почему вы обсуждаете это со мной, а не с ним.

– Может, потому что причина в вас? – Таргисс усмехнулся и вдруг сделал плавное быстрое движение рукой, будто задергивал в воздухе занавеску. Мир и в самом деле перекрыла темная пелена.

Пока Раймонд оглядывался, пытаясь различить пропавшие в сумерке очертания комнаты, над ухом что-то вдруг отчаянно, надтреснуто зазвенело. Полыхнуло зелёной вспышкой где-то справа, и хриплый шепот произнес в ухо: «Берегись коридора!»

Она замедлила шаг и запрокинула голову, глядя на небо в обрамлении зеленых крон. Было пасмурно и ветрено. Лайне это нравилось: никакого солнца, бьющего в глаза, и можно слушать, как ветви склоняются друг ко другу, шелестят о чем-то на своем языке и внимательно выслушивают ответ.

– Вам наверняка говорили, что я стал рисдреном, – произнес Хэн.

– Много чего говорили, – Лайна неторопливо вернула взгляд к его лицу.

– Ну конечно, это настолько неправильно, – на губах Хэна появилась довольная ухмылка. – Посвятить в рисдрены того, кто покинул орден, а вдобавок слишком молод. Но возраст не помеха магическому искусству. Да и вообще, – он рассмеялся, – я старше любого мага в этой стране, не считая эрцгерцогини.

– Дело не в возрасте, а в опыте. Впрочем, если б человек вашего возраста непрерывно находился у источников ордена и работал над своим мастерством, это посчитали бы удивительным, но не невозможным.

– А я, значит, бездельник? – живо откликнулся Хэн. – Тут загвоздочка, все помнят аттебаутскую битву, исходом которой Гафельд обязан мне. И вряд ли она состоялась бы, если б я остался сидеть в горах.

– Как вы догадываетесь, Аттебаут считают демонстрацией силы, а не умения, хотя мне сложно судить. И все же, почему магистр ордена согласился присвоить вам звание рисдрена?

– Намекаете на тот шикарный скандал, с которым я ушел? О, поверьте, магистр получил бы выгоду вне зависимости от того, опозорюсь я или нет. Реальную или моральную. Увы, вместо того, чтоб лицезреть мою мучительную смерть от внутренней стороны, ему пришлось довольствоваться усилением позиций ордена. Не менее скандальным, разумеется, – Хэн пожал плечами. – Кажется, он больше надеялся на мучительную смерть.

– И как вам удалось ее избежать? – хмыкнула Лайна.

– А что самое сложное в звании рисдрена? Сопряженность с внутренней стороной. Сплести костюмчик из множества заклинаний – дело кропотливое, но недолгое. Я справился за шесть месяцев. Но порфира основана на внутренней стороне и стремится своего владельца изменить или подчинить. К этому не готовы будущие рисдрены, вынужденные годами корпеть над своим мастерством. А я провел на изнанке сотню лет и выработал устойчивость.

– Знаете, странно видеть вас рисдреном, потому что вы вписываетесь только в одну грань этого понятия, – Лайна заговорила негромко и неторопливо, как всегда делала, настраиваясь на длинную речь. – Подобные звания получают после бурной жизни и обширного магического опыта. Маг и его порфира – это ходячие энциклопедии, чего о вас не скажешь. Но у вас есть могущество рисдрена. То есть близость к изнанке и возможность использовать плетения гораздо быстрее и в огромном объеме. Вы стали очень сильной фигурой, но недостаточно авторитетной в отношении знаний и умений. Помните, порфиру назвали так не только в честь одежды, но и в часть камня? Резьбой по нему может заниматься лишь очень искусный мастер. Но один тефалийский скульптор изобрел хитрый способ закалки своих инструментов, позволяющий им преодолеть необычайную твердость порфира. Это ваш случай.

– Вы правы, – кивнул Хэн. – Многим нравится считать меня безыскусным выскочкой – пусть считают. А авторитет заработаю, когда верну стране магию. Да, теперь, когда я обладаю такой силой, а вы наконец прибыли в столицу, мы можем заняться этой проблемой.

– Послушайте, – с осторожностью произнесла она, – в ваших выдающихся способностях я не сомневаюсь, а вот в своих – сильно. Я девять лет нахожусь среди магов и знаю себе цену. Со временем из меня выйдет недурный аллерен, но мои таланты ничем не отличаются от тех опытных людей, которые годами бьются над возвращением магии.

– Они не наследники Киневардов! – возразил он возмущенно.

– Хэн, Аргасты все это время были под рукой у Камтов, и если все дело в крови, то их бы уже использовали. А если необходимо быть на троне… Что ж, при самом смелом прогнозе вы не коронуете меня, пока не вернете магию, и наоборот.

– Видите ли, – он растянул губы в лихой ухмылке, – Аргасты имели дело не с теми Камтами.

– Можете объяснить точнее?

– Извольте, – Хэн тряхнул головой. – Сто лет назад император Матисс собрал энергию из всех источников Гафельда и поместил ее в огромную ёмкость на внутренней стороне мира. Эту ёмкость принято называть Накопителем, считается, что она играет роль в общем балансе магии в мире, но может быть подвластна людям. В частности, у меня и у моей сестры есть с ним хорошая связь. Поэтому я могу доставать оттуда больше энергии, чем какой-нибудь из ваших магов использовал за всю жизнь. В отличие от всех Камтов на троне. Но для полного возвращения источников нам надо повторить путь Матисса.

– И как вы намерены это сделать?

– Найти в лунном гроте шкатулку, в которой хранится Накопитель, и получить над ним контроль. Для этого надо подобрать ключи, точнее, подчинить блокирующие заклинания, которые назвали ключами. Они сложные и требуют владения большим количеством плетений, потому я так рвался получить звание рисдрена. Ну и чтобы не просить помощи грота, конечно.