Да, Сауле до усрачки любила бегать. И одним своим видом появившийся из ниоткуда парень эту любовь оскорблял. В движении он размахивал руками-макаронинами, а пятками загребал песок, который фонтаном разлетался у него за спиной. Кое-как добравшись до кромки воды, парень согнулся вдвое то ли из-за неправильного режима дыхания, то ли от стыда за свою технику бега, и некоторое время Сауле и хозяйка сетей могли видеть только копну спутанных темных волос.

Когда он поднял взгляд, Сауле показалось, что в самый разгар дня стало еще светлее. Виной ли были приторно-благодушные, как у ретривера, глаза или сочный фингал на левой щеке, она не решила.

– Ссоритесь? – спросил парень, и Сауле отчего-то стало стыдно.

Чтобы избавиться от непрошенного чувства, она перешла в нападение:

– Миримся. Не видишь что ли?

Парень устало вытер лоб тыльной стороной ладони. На смуглой коже остались еле-заметные черточки крови.

– Твоя?

Даже хозяйка сетей, Варма, смягчилась в его присутствии. Вон, палку воткнула в песок рядом с собой. Беглого взгляда на Сауле незнакомцу хватило, чтобы расплылся в щербатой улыбке.

– Наша.

Сауле подтвердила его слова без лишних вопросов и резких движений: очень уверенно моргнула. Сейчас она была готова примкнуть ко всем, кого не били палкой.

– Поднимайся, това, – прежде чем Сауле успела ответить, Варма схватила ее за шкирку, как котенка, и поставила на ноги. Сеть легко сползла в воду. Рыбы, и правда прилипшие к ней, как бабочки к паутине, затрепыхались. Лицо Вармы заметно вытянулось. Она перевела взгляд с Сауле на сеть и обратно.

– Иди в тень, това Даня. Располагайтесь и ждите меня.

Только сейчас Сауле заметила фигуру, которая скучающе наблюдала за ними с расстояния. Если этот Даня явно был ее ровесником, то мальчик на берегу казался не старше шестнадцати. Встретившись взглядом с Сауле, выдавившей из себя кривую улыбку, он раздражительно дернул плечами и отвернулся. Маленький говню…

– Твое? – Варма успела поднять со дна обклеенную стикерами красную трость. Взглядом, полным неприкрытого любопытства, она окинула протез, – Тонкая работа.

Сауле молча приняла трость. Теперь они с Вармой могли бы устроить дружеский матч по фехтованию.

Решив пощадить оппонентку, Сауле перехватила рукоять поудобнее и поковыляла к берегу. Даня без особых усилий поравнялся с ней, меря воду длинными, как у цапли, ногами. Заметив их приближение, мальчик вцепился в лямку сумки, которая оттягивала ему плечо. Сегодня он был вторым человеком, заподозрившим Сауле в воровстве.

Это было на два раза больше обычного.

– Ты долго.

Говорил он едва открывая рот, будто нестерпимо хотел в туалет, а идти до дома было еще очень и очень долго.

– Ромчик! – представил Даня. Непрошибаемый энтузиазм, похоже, причинял его собеседнику физическую боль.

– Рома.

Похоже, поправлять приходилось не в первый раз.

Сауле провела долгие часы в раздевалках чужих спортивных комплексов. Закончились те времена, когда гладиаторы выходили против друг друга с копьями и трезубцами. Теперь в краю Спартаков женской легкой атлетики балом правила пассивная агрессия.

Кинутое вскользь “что-то ей шортики узковаты стали” в зоне слышимости противника считалось приемом любительским и могло впечатлить разве что нежную новенькую, только перешедшую из младшей в старшую юнку. Занять чужой любимый шкафчик – уже лучше. Элемент предварительного планирования, как никак. Высший же пилотаж – заставить соперницу трепетать одним взглядом. В детстве Сауле даже получала от этого удовольствие. Смотрела, как соперница нервничает, дергается и неизбежно опускает глаза, пытаясь прикрыть мандраж излишней суетливостью сборов. И хотя потом у Сауле появилась Саша, с которой все гляделки рано или поздно превращались в игривые перемигивания (первый Настоящий Противник как первый секс, не то чтобы Сауле разбиралась в последнем), отличить дилетанта пассивной агрессии от профессионала она могла легко.

А Ромчик, чтоб его, был профессионал.

Серые глаза – лезвия – скользнули по Сауле снизу вверх, от промокших кроссовок к переносице, демонстративно не задержавшись на протезе.

“Ты будешь нас тормозить”, – говорили эти глаза. – “Мы здесь попали в полную задницу и выбираться с тобой будем дольше и труднее.”

Ауч. Это кольнуло сильней, чем Сауле думала. Она показательно переложила трость из одной руки в другую.

“Только если я не сравняю количество ног.”

“Ты мне не нравишься.”

“Тебе никто не нравится, дружище. В шестнадцать это нормально, знаешь ли, прикрывать страх быть непринятым под жирным слоем сарказма и презрения. Плавали, знаем. Тут главное вовремя остановиться, пока те немногие, что тебя еще терпят, не отвернулись. Попробуй, что ли, улыбаться хоть иногда.”

Ромчик отвел взгляд.

Как конфетку у младенца!

Весь разговор произошел за миллисекунды, так что стоящий между ними Даня ничего не заметил. Сауле невинно подмигнула поверженному противнику и назвала свое имя. Руку протягивать не стала. Все равно бы Ромчик ее не пожал.

Сладость победы испортила вода, которая при ходьбе унизительно хлюпала в гильзе протеза. В полном составе улов Вармы расположился под навесом. Здесь же, подставив брюхо лучам, проникающим через худую крышу, отдыхали после утренней ловли рыбацкие лодки.

Без зазрения совести забравшись на одну из них, Сауле поспешила стянуть протез. Следом отправились любимая красная толстовка и джинсы – влажная материя нагрелась на солнце и неприятно липла к коже. Оставшись в одних трусах и футболке, Сауле накрыла ноги. Только спрятав культю, которая уже начала неприятно пульсировать, она решилась снять силиконовый носок. Заметив на себе брезгливый или, тем более, жалостливый взгляд, Сауле бы сейчас просто схлопнулась.

Мальчикам было не до того. Даня развалился на песке, скинув майку и явно домашние тапочки. Ромчик же яростно записывал что-то в блокноте с отрывными листами, который он выудил из своей внушительной сумки.

Ветер переменился и теперь задувал прямо в спину, принеся с собой сладкий маслянистый запах, настолько тяжелый, что оседал в носу. Он показался таким чужеродным и таким знакомым одновременно, что Сауле испугалась.

– Кто-нибудь знает, где мы вообще?

Рома обернулся на голос, как встревоженный сурок.

– На пляже, – пробубнил Даня. Он уже дремал. За это Сауле с удовольствием ткнула его в плечо тростью.

– Прости. Тяжелый день, – Даня встрепенулся и сел, мгновенно превратившись в образец сосредоточенности.

Он пустился в сбивчивый, но в целом складный рассказ, то и дело отвлекаясь от основной канвы на мелкие детали. Так Сауле узнала, что Даня очутился на пляже с рассветом (“они здесь синие, можешь представить?”), что до того, как очнуться на мелководье, он ехал вдоль реки на велосипеде и скатился вниз (“жаль, велик пропал”). И что до появления Ромчика он помог Варме насобирать палок для костра. Та как раз вытащила из бесхозных сетей пару рыбин к завтраку.

– Так это не ее сети?

– Нет.

Даня покраснел, точно это его поймали на воровстве.

– И рыбой, надо полагать, она не поделилась?

– Я сам отказался, – он будто объяснял самую очевидную вещь в мире, – Это же краденое!

– Значит, за завтрак вы не дрались?

Шутка оказалась неудачной.

– Я с велосипеда упал, – невпопад перебил Даня, по-девичьи прикрывая грудь рукой. Под майкой он весь покрыт веснушками, спускающимися вниз по шее к ребрам. Поверх были гематомы. Сине-зеленые, фиолетовые, новые распускались прямо поверх старых, уже начавших желтеть.

– Зря, – чтобы не хрипеть, пришлось ущипнуть себя за ляжку, – Я б щас убила за яичницу с беконом.

Даня слишком активно закивал.

– И я.

Повисло неловкое молчание. Ромчик одарил Сауле фирменным взглядом исподлобья.

“Хорошая работа.”

Сауле опустила глаза. И без того было тошно. Чтобы хоть как-то отвлечься, она решила осмотреть навес, под которым им было приказано дожидаться. Он выглядел если не обжитым, то как минимум обитаемым. В дальнем углу темнело пятно от потухшего костра, валялись обугленные палки. Полупустая торба, иначе эту кожаную кишку назвать было нельзя, лежала на вязаном одеяле. Должно быть, оно служило Варме постелью. Торбой Сауле заинтересовалась.