– Да не надо, – Сауле собралась уходить, но Яр насильно усадил ее рядом. От него пахло все тем же горьким медом и солью немытого тела. Мед и соль. Мед и соль. Шторм и поющая девушка.

– Что у тебя за духи?!

Яр вздрогнул.

– Девица, ты меня в Чертог раньше срока отправить хочешь?

Сауле схватила его за плечи.

– Яр, пожалуйста, очень прошу. Знаю, ты вряд ли поймешь, но у меня был очень тяжелый день, – ее собственное безумие отражалось в глазах напротив, – А начался он с этого проклятого запаха. Так что скажи. Что. Это. Такое.

– Ладно, ладно. Туули тебя унеси, ладно, – Яр освободился из хватки, – Не знаю, откуда ты такая вылезла, девица, что не знаешь простых вещей. Но так пахнет дух. Мой дух. Как умру, вольют его в костер, а дым с ветром смешается и поднимется к небу. В Чертог.

Он потряс керамическим флаконом, подвешенным на шею за нитку.

– Прям твой?

Даже Сауле, несведущей в раттских традициях, было ясно, что флакон Яр, говоря по-научному, стырил. Не вязался украшенный лепными узорами и бирюзовой глазурью сосуд с драной засаленной рубашкой.

Своим вопросом она нанесла Яру смертельное оскорбление. Он насупился и прижал флакон к груди.

– Мой. Если дух не был дан ему, человек берет сам, – Яр наклонился к Сауле и втянул носом воздух, – Ты пахнешь пылью. Старая, застывшая душа.

Сауле усмехнулась. Год, безвылазно проведенный в четырех стенах, заставит любого покрыться паутиной. А Яр продолжал:

– Но пыль может быть придорожной. Путешествие! – Сауле сама не заметила, как втянулась в гадание. Яр, тем временем, выудил из кучи хлама мешочек, перевязанный бечевкой. И снова на узле виднелось засохшее пятнышко крови. Яр развязал его.

– Суй руку.

– Почему на веревке кровь?

Яр раздраженно потряс мешком. Внутри загремело.

– Девица, не заговаривай зубы. Суй.

Ну ладно. Сауле с опаской опустила руку в недра мешочка.

– То-то же. А теперь хватай первое, что попадется.

– Зачем? – еще чуть-чуть и Яр вцепился бы ей в горло, – Окей, окей. Молчу.

Для порядка Сауле пошерудила в мешочке, достав до дна. Ничего колючего среди хлама, к счастью, не было. Зато нашелся продолговатый камешек с ребристой каймой. Его Сауле и вытащила.

Это был зуб.

Старый и от неизвестного животного, но все же зуб. Яр три раза сплюнул на землю.

– Все так плохо?

В дурные знаки Сауле не верила. Только в хорошие. Так что спросила исключительно из любопытства.

– Ждет тебя встреча, – Яр поднял зуб и повертел, – Это клык. Значит, вцепятся крепко и не отстанут.

– Дай угадаю, чтобы отменить проклятье, нужно купить у тебя амулетик?

Яр сделал круглые глаза.

– Зачем? Судьбу не обманешь. Но можешь еще что-нибудь вытащить. Соглашайся. Взамен на удачу – твоя коробку со светом.

Телефон? Нет уж. Сауле убрала его в дальний карман, от греха подальше.

– Обойдусь. Давай лучше, учись музыку включать. Меня друзья ждут.

Она уже потянулась к будильнику, как Яр поймал ее за запястье.

– Сдурел?

– Да гляди ты, – Яр оказался хватким, и Сауле послушалась. Она посмотрела на руку. На сгибе ладони к потной коже пристало пшеничное зернышко.

– Два знака, – присвистнул Яр, – Везучая ты.

Он поднял зернышко большим пальцем.

– Сеятель будет вести тебя на пути к цели. Но прежде – опасная встреча, – он хмыкнул, – Боги любят шутить.

– Ваши боги мне не указ.

– Мне тоже, девица, – Яр пошевелил обрубком мизинца, – Только им до того дела нету.

– Расскажи об этом Сеятеле, – попросила Сауле, – Ты говорил про какого-то Туули? Это одно и тоже?

Яр снова расхохотался.

– Ой, не могу, – он схватился за ребра, – Откуда ты такая взялась!

– Из Москвы.

– Кшаночка-северяночка, – пропел Яр, – Видно, при Ирикке Теру в Моцве совсем забыли богов.

– Так расскажешь или нет, – Сауле жалела, что с ней не было Ромчика и его знаменитого блокнота. Незнакомые имена и названия утекали сквозь пальцы.

– Туули – владыка ветра. Создатель. Один из пяти, – успокоившись, начал Яр, – Он возвел единый Йон, побережье, и из песка слепил первых детей, пустив по их телам море. Оттого кровь на вкус солона.

Сауле слушала, затаив дыхание. Шум рынка отошел на второй план, и только тиканье оживших часов задавало ритм голосу торговца.

– Туули дал людям свободу, но только давно не проверял, как те распорядились подарком. Он слишком древний, чтобы ему до того было дело. А вот Сеятель – молодой бог. Щедрый.

– И какой из его подарков лучше свободы?

Яр фыркнул.

– Хлеб. Он научил людей выращивать хлеб, вести годам счет и не пить сырую воду.

Умный бог, подумала Сауле. Проснувшееся предчувствие червяком зашевелилось в желудке.

– Раз это молодой бог, то откуда он взялся?

– Откуда вообще боги берутся, – Яр откинулся на свою кучу хлама, тут же потеряв прежний ореол таинственности, – Сеятель, говорят, иномирцем был. Заявился в кшанское поселение в обличье паренька в странной одежке. Потом чудеса творить стал. Прожил сотню лет, разъезжая по Шири, да и затосковал по родному миру. И ушел.

– Ушел? – прохрипела Сауле, – Давно?

– Лет триста как. С того дня люди отсчет и ведут, – Яр обеспокоенно заглянул ей в лицо. – Девица, ты чего?

Сауле схватила его за руки и стала трясти. Зазвенели браслеты.

– Яр! Ты понимаешь, что это значит?

Она вскочила, даже без помощи трости. Тяжесть, которую Сауле прежде не замечала, упала с плеч.

– Можно вернуться!

Можно вернуться домой.

Не важно, что придется для этого сделать. Сауле стала думать, как сообщить новость мальчишкам. Подержать интригу или с ходу без подготовки закричать, когда они вернутся. Ноги звенели, как перед забегом, и без возможности рвануть с места Сауле стала ходить туда-сюда. Яр следил за ней, как кошка за мухой.

Часы, точно. Сауле поняла, что все еще держит их в руке. Объяснять Яру, как работает будильник оказалось не сложнее, чем в свое время учить Андрюху кататься на велике.

– Гляди, этот рычажок устанавливает время сейчас, а второй – когда хочешь, чтоб заиграла музыка.

Сюрприз-сюрприз, он не знал, что такое время. Сауле завела часы по-московскому, на 14:57, а сам торговец поставил будильник. До “музыки” оставалось пять минут.

Заметив, как Яр возится с механизмом, оттопырив обрубок мизинца, Сауле отвела глаза.

– Почему ты так не любишь этого Туули?

Яр отвлекся от будильника и задумчиво потянул за кольцо в правом ухе.

– Тяжело чтить родителя, если ты нелюбимый ребенок. Когда одни рубят, а вторые лежат под ножом…

– Сауле!

Даня протискивался в их сторону, возвышаясь на голову над людьми. Позади красным пятном мелькнул Ромчик. Они выбрались на пятачок земли у прилавка, и Сауле увидела, что карманы толстовки набиты грушами.

– Там такая милая женщина, – Даня достал одну и, протерев об майку, кинул Сауле. Вторая полетела Яру, – Привет!

Даня поприветствовал его, как учили пастушки, но стушевался при виде чужой калечной ладони.

– Ну, привет.

Яр подмигнул и заправил волосы за ухо. Те бессердечно остались торчать. Желтые зубы впились в грушу, и сок потек по подбородку, капая на рубаху.

– Яр – мальчишки, мальчишки – Яр, – представила Сауле, – Он предсказал мне опасную встречу и покровительство бога. Угадайте, какого?

– Вы тут гадали?

– Никогда не меняйся, Ромчик, ты чудо, – с набитым ртом пробубнила Сауле. Сообщать радостную новость на голодный желудок было кощунством.

– Могу и тебе погадать, – Яр поднялся со своей кучи мусора и подошел вплотную. Ромчик отшатнулся, – Не чувствую твоего духа.

– Потому что я моюсь.

Сауле чуть не подавилась. Яр вдруг поменялся в лице, отступив за стойку. И без того не тронутое солнцем лицо стало бескровным.

– Рома! – Даня неодобрительно покачал головой, – Ты человека обидел.

Как под гипнозом, Яр смотрел на что-то за их спинами. Боковое зрение выцепило из толпы синие пятна рубах.