По правде говоря, мне даже сильных обезболивающих не давали, только легкие противовоспалительные препараты.

– Как любезно с их стороны! – воскликнула Валка и презрительно фыркнула.

Ее рабочий кабинет занимал весь четвертый – верхний – этаж восточного крыла. Окнами он выходил на главный двор, который тянулся на северо-восток до стены и аллеи деревьев, окружавшей территорию старого аббатства. Вдали дымили трубы деревенских домов Фонса. Сананну из этого окна было не видать; город и его верфи находились на юге, вниз по склону, на равнине.

Зато сэра Гектора Оливу было прекрасно видно.

Молодой рыцарь стоял на лужайке и постреливал в тюк сена, купленный в деревне. Мы наконец узнали о содержимом его второго футляра – плоского и длинного.

– Он еще там? – вытянула шею Валка.

– С самого утра, – ответил я, крутя рабочей рукой цилиндр.

Несмотря на небольшой размер – всего два дюйма в длину и три четверти в диаметре, – цилиндр был весьма увесистым.

Олива натянул тетиву старинного лука и легко выпустил стрелу. Пролетев беззвучно, она ударила точно в центр мишени, расположенной в полусотне ярдов.

– Он же не думает всерьез применять лук в бою? – спросила Валка, выпорхнув из кресла и присоединившись ко мне у окна.

Я снова покрутил цилиндр, прокатив его между пальцами, как какой-нибудь плагиарий – монету.

– У всех свои увлечения, – бросил я.

Увлекшись наблюдением за Оливой, я случайно задел правой рукой подоконник и застонал от боли, выронил цилиндр.

Не успел нагнуться, как Валка подняла его.

– Осторожнее, варвар! Ты уже не мальчик!

– Помоложе некоторых! – парировал я и протянул руку за цилиндром.

Насупившись, Валка покачала его на ладони.

– Это же резервуар для высшей материи, оставшийся от меча того убийцы?

– Он самый, – ответил я, нетерпеливым жестом требуя его обратно. – Думаю найти мастера, чтобы сделать новую рукоять. Что я за рыцарь без меча?

Старый резервуар валялся в умывальнике Джинан рядом с филактерией Валки, оставленный там как будто божественной рукой.

– Но мало где это умеют, – добавил я. – На Элосе, Фэе… в Джадде…

Зажав цилиндр двумя пальцами, Валка подняла его к свету. Покрытие было титановым, без каких-либо отметин и отверстий, если не считать клапана на торце и клейма мастера, старинной греческой буквы Ф. Внутри в инертном состоянии находилось около фунта высшей материи. Сколько времени должны были работать ускорители частиц, чтобы произвести столько редкого вещества? Несколько лет? Десятилетий? Невозможно было предугадать, когда и как часто будут появляться на свет редчайшие пентакварковые барионы. Чтобы сделать меч, их нужны были триллионы. Барионы собирались в причудливые атомы, затем атомы связывались в одну жидкую молекулу, из которой формировался клинок, способный разрубить почти что угодно. Мощностей всех фабрик на Элосе и Фэе хватало, чтобы производить от силы полдюжины таких молекул в год, а то и вдвое меньше.

– Говоришь, он был джаддианцем? – спросила Валка.

– Убийца? – Я оглянулся на Гектора, который побежал к мишени по прямой, на ходу вынимая стрелы из колчана и стреляя. – Да. Маэсколом.

– Но это не джаддианский алфавит, – сказала Валка, поковыряв букву Ф блестящим ногтем.

– Нет. Это буква фи. – Я забрал у нее резервуар и провел пальцем по клейму. – Означает, что меч произведен на Фэе. Все имперские клинки делают на Фэе или Элосе, поэтому на клейме ставят либо фи, либо лямбду. У джаддианцев другие маркировки.

– А почему на Элосе ставят лямбду, а не эпсилон? – удивленно спросила Валка.

Я развел руками.

– Выходит, это имперское оружие? – уточнила она и после моего кивка добавила: – Почему маэскол сражался имперским мечом? Как-то подозрительно.

Я вновь лишь развел руками. Жест вышел асимметричным, учитывая состояние моей правой руки.

– Наверное, кто-то из «Львов» дал. Например, принц Рикард. Или принц Филипп. Или даже сам лорд Бурбон.

Мысль об Августине Бурбоне заставила меня испытать боль, что была сильнее боли в костях, и я отвернулся от окна и света.

Валка села обратно в кресло. Вокруг нее, на стенах и над лакированным столом висели распечатанные фотографии.

– Вряд ли принцы! Они же не рыцари. Разве такие мечи не полагаются только рыцарям?

– Бурбон тоже не был рыцарем, – ответил я. – Более того, рыцарем нужно быть, чтобы получить право носить такой меч публично.

Я сам носил меч сэра Олорина не один десяток лет до того, как император посвятил меня в рыцари, но делал это почти исключительно за пределами Империи. Был такой меч и у Бассандера Лина, которому до сих пор не даровали рыцарского титула, хотя он того заслуживал. Только рыцарь мог заказать такой меч, а потом отдать его кому угодно.

Я рассказал об этом Валке.

– Интересно, для кого тот меч изготовили, – задумалась она.

– Уверен, что он принадлежал Бурбону. Лорд заставил Браанока подбросить нож-ракету. Подговорил принцев – хотя, возможно, это сделала императрица. У нее тоже мог заваляться такой меч.

Я положил цилиндр на ладонь, ощущая его зловещую тяжесть, холод и плотность, и спросил:

– Но неужели они настолько глупы, чтобы вооружать убийцу собственными клинками?

– Вряд ли, – согласилась Валка; никто бы не допустил такую оплошность. – Тогда откуда он взял этот меч?

– Бурбон? – Я с прищуром посмотрел на Валку, понимая, к чему она клонит, и помотал головой. – Не шути так.

– Его отец был бунтовщиком. Был ли он рыцарем?

– Не знаю.

– Предположим, что был. Значит, это мог быть меч Гибсона.

– Этого мы никогда не узнаем, – сказал я, сжав пальцы на цилиндре.

– Я говорю: «предположим», – не унималась Валка. – Это вполне вероятно. А если так… – улыбнулась она, и ее глаза загорелись, как звезды. – Возможно, это судьба.

– Судьба…

Я взвесил резервуар на ладони, повернулся к окну, посмотрел на сэра Гектора. Молодой коммандер вытаскивал из мишени стрелы для последующих упражнений.

Валка снова подошла и облокотилась на подоконник.

– У тебя не жизнь, а сказка, – тихо произнесла она.

– Разве что страшная, – возразил я и приблизил цилиндр к свету, осматривая его, как ювелир оценивает только что ограненный алмаз.

Меч Гибсона. Это было возможно. Если у Филиппа Бурбона было такое оружие, ему пришлось сдать его перед ссылкой на Белушу, оставить сыну. Таким образом, на память о темном прошлом семьи у Августина мог оказаться старинный меч, опознать который не смог бы ни один ныне живущий мастер. Не считая клейма, на резервуаре не было отличительных знаков. Ни серийного номера, ни даты изготовления. Бурбон мог изменить меч до неузнаваемости, превратить в совершенно другое оружие.

А когда происхождение оружия невозможно отследить, оно становится идеальным инструментом для убийцы.

Меч Гибсона…

Говорят, Вселенная бесконечна. Так утверждают схоласты, и сам я был тому свидетелем. Но эта бесконечность проявляет себя не во всем, а только лишь в бесконечности пространства и бесконечности возможностей. Вселенная ограничена временем, ведь у времени было начало – в этом все маги сходятся, – а значит, будет и конец. Как и у всех нас. И по-моему, именно в этом противоречии между бесконечным пространством и конечным временем скрыто объяснение всех кажущихся случайными совпадений, ведь подобно тому, как сохраняются неизменными масса и энергия, сохраняются и события.

А может, дело в том, что мы люди и наши жизни изначально тесно переплетены на ткацком станке человеческих трагедий.

– Меч Гибсона… – произнес я вслух. – Ты правда так думаешь?

– Я думаю, это весьма вероятно. Было бы здорово, если бы это было так. Ему бы хотелось, чтобы ты владел им. Если это действительно меч Тора Гибсона. Ты ведь его сын, – улыбнулась она мне.

Я торопливо убрал цилиндр в карман туники и тряхнул рукой, словно обжегшись.

Валка не сводила с меня взгляда и после этого неловкого момента спросила: