– Слушаю.

– Добрый день, Соня! – голос Франца. Это было последнее, что я ожидала услышать сейчас. – Байк на подземной парковке, рядом с твоей машиной.

– Спасибо. Ключи оставь консьержу, – ответила максимально сдержанно. Надеясь быстро закончить этот разговор. Моя нервная система еще от вчерашнего в нормальное состояние не пришла, а он снова врывается в мой день, а ведь я только проснулась. Ну не грешила я столько, чтобы каждый день его наблюдать в своей жизни.

– Зачем же? Просто открой дверь, – всего одна фраза, а мое терпение и спокойствие тут же схлопнулись как китайский воздушный шарик. Сбросив вызов, пошла в коридор.

Распахнув дверь, увидела улыбающегося Франца, расслабленно привалившегося одним плечом к стене и крутящего в руке мои ключи.

– Как тебя пропустили?

– Там все еще сидит Людмила Петровна, прелестная женщина, до сих пор меня помнит, – произнес все также невозмутимо расслаблено, и, потянувшись совершенно наглым образом, забрал мой кофе. – Ммм вкуснотища, – отхлебнул, изображая истинное удовольствие, полностью игнорируя мой испепеляющий взгляд.

– Я сейчас тебя с лестницы спущу, твоя наглость уже выходит за все существующие границы.

– Я не успел позавтракать, а ты явно не пригласишь меня на кофе.

– Я тебя сейчас приглашу на яишенку из твоих кокушек. Хочешь? Ключи отдай и катись колобком.

– Ты всегда так злишься из-за кофе? – он, оттолкнувшись от стены, сделал шаг ко мне, и мне вот одного его взгляда было достаточно, чтобы понять его намерение. Нет, нет, нет. Мне вчера хватило.

– Даже не надейся, – одна фраза, шаг назад и я закрыла дверь прямо у его носа, перестраховавшись и на всякий случай, щелкнув замком.

– Когда ты успела стать такой трусихой, Сонь? – раздалось насмешливо из-за двери.

Спокойствие, только спокойствие. Вдох-выдох. Он знает, на что давить, он очень хорошо меня знает. И знает, что никто не мог безнаказанно назвать меня трусихой, никогда. Я просто бы стерла этого человека, раскатала по асфальту колесами своего байка. Он знает, что я сейчас взорвусь и открою дверь. Это провокация чистой воды. Раз, два, три, вдох, выдох, и …

– Оставь ключи и чашку на коврике у двери. Спасибо за байк и хорошего тебе дня, Роман Станиславович! – ответила максимально елейным голосом, едва удерживая себя на месте. Скрипя от злости зубами, которыми с удовольствием бы вцепилась сейчас в его шею.

Услышав в ответ его бархатистый смех, я чуть не взвыла и не открыла дверь.

– И тебе Сонь, – мягко прилетело в ответ, и я услышала шум удаляющихся шагов.

Забрав ключи и чашку, матерясь, как заправский сапожник, пошла на кухню, за еще одной чашкой кофе. Хреново начался этот день! Ой хреново!

Варвара всю дорогу с детского сада была необычно тихой и задумчивой. Это было совершено на нее непохоже и заставляло меня волноваться.

– Варюшь? Что-то случилось? – спросил, взглянув в зеркало заднего вида.

– Нет, все хорошо, – она все также перебирала пальчиками кукольные волосы своей Авроры и смотрела на проезжающие автомобили.

– С девочками в саду поссорилась или мальчики обижают?

– Нет. Все, правда, хорошо. Никто не обижает. Просто настроения нет. У женщин так бывает, пап. – Я едва не рассмеялся в голос. – Так, дедушка говорит. – Добавила также совершенно серьезно.

– А, ну раз дедушка говорит, то все правильно. Дедушка определенно знает лучше меня.

– Конечно, у него же жена есть, а у тебя нет.

– Один, ноль в пользу дедушки. – Я не мог сдержать улыбки. – В магазин будем заезжать?

– Поехали домой, – спокойно произнесла дочь, продолжая меня удивлять, еще не было ни дня, чтобы мы после сада не заезжали в магазин за какой-нибудь вкусняшкой или игрушкой, а тут внезапно домой. Может, она заболела? Надо температуру измерить, как приедем.

– Варь, у тебя что-то болит? Голова, живот?

– Нет.

Больше приставать к ней с расспросами не стал. Дома измерив температуру и, выпив стакан сока Варвара, ушла к себе в комнату. Градусник показывал ровно 36,6, и вроде все было в порядке, кроме ее поведения. Обычно, она крутилась возле меня, пока я разогревал ужин, мыл посуду и сидел за ноутбуком заканчивая рабочие дела, потом мы вместе с ней играли или смотрели мультфильм, готовились ко сну и читали книжку. Но сегодня Варя просто ушла в комнату, выпив кофе и ответив на пару писем на почте, заглянул к ней. Одежда, в которой она была в садике аккуратно сложена на стуле, сама она, переодевшись в домашнее, сидела на полу возле кукольного домика, переставляла мебель, рядом лежала ее Аврора и кукла Софьи.

– Варюшь, поговори со мной, пожалуйста, я беспокоюсь, – присел рядом с ней.

– Почему? Все ведь хорошо.

– Тогда где моя улыбчивая девочка? Неужели ее подменили в саду? – Варя, наконец, улыбнулась и, отложив в сторону игрушки, потянулась ко мне, крепко обнимая меня за шею.

– Пап, сделай мне какао, пожалуйста.

– Конечно. Пойдем на кухню.

Какао, пара бутербродов, серия любимого мультика и моя снежная принцесса вроде оттаяла. Выбрав книжку со сказкой, Варя забралась под одеяло, приготовившись слушать. Сегодня это была сказка «Летучий корабль». Но едва я дочитал до половины, Варвара меня прервала.

– Пап, а где моя мама? – произнесла она совсем тихо, и маленькая ладошка легла на мою руку. Она смотрела на меня наполненными надеждой глазами, и я растерялся. Не ожидал этого вопроса именно сейчас. Когда Варвара начала разговаривать, я переживал, что она рано или поздно начнет спрашивать про мать, а я так и не придумал, что ей сказать. Время шло, и этот момент не наступал, и я расслабился. И сейчас я совершенно не знал, что сказать дочери.

– Знаешь, так бывает, – я провел нежно по ее волосам, стараясь правильно подобрать слова и что-то придумать, – что люди….

– Мама, на небе, да? Ты поэтому никогда про нее не говоришь? – в это мгновение мне очень хотелось, чтобы именно это и стало правдой, чтобы мне больше, никогда не приходилось врать своему ребенку. Потому что в ее мире, да и в мире любого ребенка, смерть – это единственная уважительная причина, почему мама может не прийти, не находиться рядом с ним.

Болезненный ком подступил к горлу, мешая нормально дышать.

– Варюшь, – поцеловав дочь в волосы, – давай попозже об этом поговорим, хорошо? Она кивнула и обняв, притянула к себе, почти повиснув на моей шее.

– Я люблю тебя, пап.

– И я тебя, люблю, очень сильно. А теперь давай спать.

Дождавшись пока Варвара, заснет, поправил одеяло и вышел из комнаты. Пачка сигарет, лоджия, открытое окно и адское варево внутри из ненависти к этой суке, которая бросила собственную дочь, из собственного отчаянья, оттого что я не знал, что ответить на вопрос «где мама?» и правду я сказать тоже не мог, эта не та правда, которую должен знать пятилетний ребенок.

Утром отвез Варю в детский сад и, имея в запасе чуть больше часа, решил отогнать байк Софьи, а то эта сумасшедшая отлежится и сама за ним прикатит. Да и чего скрывать, внутри пекло, горело от желания снова ее увидеть. Чем чаще я ее видел, тем сильнее меня подстегивало. Она как яд отравляла мой разум и делала меня зависимым. Вид явно недавно проснувшейся Лавровой заставил улыбнуться, а ее фирменный кофе и вовсе через рецепторы всколыхнул старые воспоминания. Снова. Хотел воспользоваться моментом и сорвать еще один поцелуй, даже рискуя снова получить по морде, что в случае с Софьей было закономерностью, но она захлопнула дверь прямо перед моим носом, и даже моя провокация не сработала. Маленькая трусиха. Пока лифт, отсчитывая этажи, спускал меня на первый, с моего лица не сходила улыбка, значит, гонять, как безумная по трассе она не боится, а один намек на поцелуй со мной заставляет спрятаться за закрытой дверью. Видимо, не одного меня терзают воспоминания и наше прошлое, а значит, вся ее неприступность и злость не такая уж и неприступная. Я злился на нее, когда она уехала и пропала из виду, сменила номер телефона, запретила Егору давать мне ее адрес. Я злился, сходил с ума и ненавидел ее за то, что не дала и шанса, чтобы все объяснить. Она не захотела выслушать, не захотела попытаться решить все по-взрослому, по-человечески, она просто сбежала сначала в Нск потом с подругой в Дубай, а потом я уже решил не искать, не бежать, не ждать. Меня затопила злость. Я пытался вытравить ее из себя, заменить другими, стереть память ее запаха , ее тела, другими, но все остальные женщины были всего лишь фантиками для меня. И все это не давало мне ровным счетом ничего ни покоя, ни удовлетворения, я лишь сильнее злился на себя и ее, ибо ни черта не выходило. А потом родилась Варвара и хотел я этого или нет, но я обязан был вживаться в роль отца, а спустя пять месяцев стало понятно, что не просто в роль отца, а в роль отца-одиночки. Засунув все свои эмоции и душевные терзания в одно место, стиснув зубы, ушел с головой в родительство и работу. Завалы в фитнес-центре, полная реорганизация, ремонт и финансовая дыра разбавлялись бессонными ночами, так как младенческие колики сменились прорезыванием зубов. Я мерил шагами квартиру, прижимая Варю к своей груди, укачивая ее и обдумывая заодно стратегию вывода из кризиса центра. Я занимал свои мозги всем, вникая во все, будь это закупка нового инвентаря, рекламная кампания или выбор подгузников, во все, лишь бы не думать о Софье, но даже когда я валился без сил, на грани сна и реальности я все равно думал о ней. Вот и сейчас вызвав такси я должен был думать о грядущей встрече с Сорокиным, а у меня в мозгах только Лаврова и смешно и мешает безумно, она, как заноза на спине, вытащить не можешь и зудит, постоянно о себе напоминая.