Мальчик внезапно сел и недоверчиво уставился на Елену. Та, воспользовавшись этим моментом, продолжила.
– Ну, посмотри на меня, Я баба Лена. Пойдем, я тебя домой отведу, к Умке. А то он заждался тебя там, спать не ложится, ждет Антошечку, когда же он придет. А там дома мы маму подождем, должна же она вернуться к своему сыночку, любимому. Иди ко мне, иди, сладенький мой.
Мальчик неуверенно поднялся на ноги, сделал шаг к Елене и кулем свалился в протянутые к нему руки.
– Мама, мама? – спросил он, показав пальцем на все еще открытую дверь.
– Да-да, – Елена поднялась с нечистого пола прихожей и взяла внука на руки, – пойдем домой, к маме, к папе, к Умке. Пойдем.
Антошка вцепился в бабушку руками, прижался мокрой щекой к ее шее, оставляя на ней следы своих слез и соплей. Заплаканный, измученный долгой истерикой ребенок не желал отцепляться от Елены, боясь, что та уйдет, забыв прихватить его с собой.
Колготки Антоши были мокрыми и грязными от плохо вытертого или вовсе не вытертого зада. Слезы и сопли, размазанные по лицу, частично высохли, образовав отливающий на свету панцирь, волосы, намокшие от слез, прилипли к щекам. От мальчика плохо пахло и вообще, весь его облик выдавал печать страданий и нервного истощения. Елена достала из сумки влажные салфетки, вытерла лицо и руки ребенка, надела на него ботинки, куртку и только тогда спросила у хозяйки квартиры про мать Антошки:
– А что, Света сказала, когда она придет за Антошей?
Услышав её слова, Светина подруга, стоявшая в тени коридора и молча наблюдавшая за всей этой картиной, наконец проявила признаки жизни.
– Да я уже все Марье Антоновне говорила, – заявила она, со значением закатывая глаза к потолку, дав тем самым понять, что устала повторять одно и то же, – Светка позвонила мне днем и попросила забрать Антоху из садика. Меня там воспитки уже знают, я его забирала раз пять уже за последнее время. Она, видать, с ними уже договорилась, что я зайду за её отпрыском. Знаете, ведь как сейчас, кому попало, детей на руки не дают, только родственникам. Вот, сказала, вечером заберет. И не пришла.
Елена без слов продолжала смотреть на женщину. Та нехотя отлепилась от стены, к которой привалилась и сделала шаг по направлению к гостье. Увидев это, Антошка сразу спрятался за спину Елены и теперь с опаской поглядывал оттуда на подругу Светланы.
– А этот, – женщина неприязненно кивнула на мальчика, – как бешенный сегодня, никакого сладу, капризничает, нервничает. И если вы думаете, это я ему в туалет вовремя не дала сходить, так вы не правы. Я сколько раз ему предлагала, так нет, уперся, как осел, вот и нафурил в штаны, а потом чуть не обосрался, а зад вытереть не дал, так и натянул штаны на грязную жопу. Теперь вот и воняет ходит, говнюк такой. Ой, простите. А Светка трубку не берет, что мне было делать? Я и позвонила ее матери. Что мне, больше всех надо, что ли? В конце концов, у ребенка родственники есть.
И девица, скрестив в тугой узел руки на груди, опять прислонилась всем телом к стене и принялась смотреть в противоположную от Елены сторону. Стало понятно, что говорить больше не о чем, пора уходить. Елена коротко поблагодарила хозяйку за помощь, взяла ребенка на руки и двинула к выходу. Антошка, прильнув головой к плечу бабушки, мирно засопел, видимо успокоившись и поняв, что теперь у него все будет хорошо.
Дом, где жил Владимир с семьей, находился на этой же улице и идти до него было недалеко. Но с четырехлетним карапузом на руках этот путь показался Елене в два раза длиннее. Слава Богу, ключи от своей квартиры сын матери всё же доверил, и это многое упрощало, потому что вести Антошку к Геннадию после его демарша было немыслимо.
На полпути к дому Антошка засопел у бабушки на руках. Кое-как Елена доволокла ребенка до нужной двери, втайне надеясь, что Света, мать Антошки, всё же окажется дома. С третьей попытки открыв неуступчивую дверь, Елена с надеждой заглянула внутрь. Квартира оказалась пуста и темна. Выбившаяся из сил Елена, крепко сжимая спящего внука, не раздеваясь и не разуваясь, прошагала прямо в детскую. Она чуть не грохнулась по дороге, запнувшись о разбросанные на полу игрушки. В детской Елена раздела спящего мальчика, обтерла смоченным в теплой воде полотенцем, надела пижамку и уложила в кровать. Измученный, он так и не проснулся.
Всё ещё надеясь, что невестка вот-вот появится, Елена разделась, прибралась в детской и пошла в ванную, чтобы бросить в стиральную машину снятую с ребенка грязную одежду. Но оказалось, что машинка битком набита выстиранным, но не развешанным бельем.
– Так торопилась, даже некогда было белье развесить, – подивилась неопрятности своей снохи Елена. Сама она такие вольности себе никогда не позволяла.
Пришлось искать сушилку, устанавливать её и развешивать мокрое белье, которое от долгого лежания в закрытой машине уже начало терять свою свежесть. А потом запускать быструю стирку, чтобы привести в порядок снятые с Антошки вещи. Только включив стиральную машинку, Елена глянула на часы и ахнула – шёл первый час ночи. Она хотела было позвонить Геннадию, но тотчас оставила эту мысль – будить мужа, который по привычке ложился спать рано, было небезопасно.
Борясь со сном, Елена просидела ещё полчаса, не оставляя мысль дождаться загулявшую сноху. Ведь, как ни крути, она была непрошенной гостьей в этой квартире, мало ли что. Но угодила в сон почти мгновенно, хотя сразу вынырнула оттуда. А затем, поняв, что ждать более бесполезно, махнула рукой и пристроилась на диване в детской, положив под голову диванную подушку и прикрывшись пледом. До подъема ей оставалось чуть более трёх часов. Потому что утром перед работой ей не только нужно было завести Антошку в садик, но и позвонить-таки мужу, чтобы узнать как у него дела, как он провел без нее ночь. Если, конечно, Генек соизволит взять трубку.
Елене представлялось, что она рухнет в сон, едва коснётся головой подушки, но не тут-то было. Улегшись, она ещё долго ворочалась, так как не любила спать на новом месте. В голове продолжали мелькать разрозненные картинки, стремительно сменяющие друг друга. Елена увидела зеркальные глаза Геннадия, потом бутылочку с эссенцией, далее перед мысленным взором предстал Гореньков, что-то жарко шепчущий на ухо Ольге Александровне. Потом эту парочку сменило заплаканное личико Антошки.
При виде несчастного внука слезы подступили к глазам Елены. Не в силах с ними бороться, она всплакнула, но недолго, потому что вся тяжесть этих безумных дней накрыла её чернильной волной и понесла куда-то вниз, в преисподнюю, где вырубила, погрузив, наконец, в беспамятство. В пустоту без мыслей и сновидений.
В глубине души Елена надеялась на утреннее возвращение домой Светланы, но тщетно, сноха так и не появилась. Да и вообще всё пошло наперекосяк с самого утра. Сначала проснувшийся Антоша устроил истерику, требуя маму:
– Мама, мама-а-а… – ребёнок заходился в плаче, и успокоить его у Елены никак не получалось. Не помогали ни уговоры, ни лёгкие угрозы, ни лесть.
– Ну что ты, хороший мой, улыбнись, посмотри, какое замечательное утро! А мама наша ушла в магазин, за молочком. Антошка любит молочко? Любишь? – от безысходности Елена пустила в ход прямую ложь, и это сработало.
Мальчик кое-как успокоился, перестал плакать и утвердительно качнул головой.
– Ну вот, мама пошла за молочком, для Антошечки. А мы с Антошечкой пойдем в садик, потому что в садике всегда есть молочко, и повар на кухне для всех девочек и мальчиков, которые рано придут в группу, уже варит вкусную-вкусную кашу-малашу, – дальше Елена несла всякую чушь, всё, что могла придумать на ходу после полубессонной ночи, только чтобы отвлечь ребенка от мыслей о родителях и побыстрее собрать его в садик.
Тем паче, времени у неё оставалось так мало, что до садика им пришлось практически бежать. Елена переживала, как она сможет найти нужную группу, но на помощь ей пришёл сам Антошка, который, увидев родной детский сад, оживился и уверенно довел бабушку до нужной двери. Сдав ребенка, что называется, с рук на руки, Елена заспешила домой. Нужно было узнать, как дела у Геннадия, как он провел ночь без нее, что-то приготовить ему на завтрак и успеть на работу. Пришлось опять вызывать такси.
