– Напрасно. – Ксавьера сокрушенно покачала головой. – Этому человеку вредны лишние калории. Наверное, он потому такой тучный, что ему приходится часто глотать корреспонденцию. Почему бы не написать текст на клочке бумаги, а потом разорвать на мелкие кусочки?
Женщина-конвоир усмехнулась.
– Клочки можно собрать. Бумага – ненадежный способ передачи секретной информации. Один наш сотрудник едва не подавился, и пришлось делать срочную операцию. – Охранница остановилась перед одной из пронумерованных дверей, нашла нужный ключ и вставила в замочную скважину. – Естественно, потом мы были вынуждены изолировать хирурга и всю бригаду медиков: кто-нибудь из них мог прочесть сообщение, когда его удалось извлечь. На нем стоял гриф «Совершенно секретно». Эти люди до сих пор томятся в неволе. Если бы дело происходило не во время войны, их бы уже давно выпустили.
– Вьетнамской войны? – полюбопытствовала Ксавьера.
– Нет, первой мировой. А вот и ваша камера. Чувствуйте себя как дома.
Это была не камера, а скорее пышные апартаменты. Женщина-конвоир ушла, заперев дверь снаружи, и Ксавьера тщательно обследовала свое новое жилище. Здесь были обставленная в голландском духе уютная гостиная, крохотная кухонька, большая спальня и ванная с сауной. На полочке в гостиной лежала кипа журналов; некоторые страницы были вырваны, и на обложке стоял штамп: «Проверено». Вместо телевизора был видеоплейер. Ксавьера ни за что не ожидала подобной роскоши.
Послышался звук ключа, поворачиваемого в замочной скважине. Дверь отворилась, и двое в форме внесли ее чемоданы, доставленные из отеля. Вслед за ними явился коротышка в темных очках. На нем был длинный прорезиненный плащ с высоко поднятым воротником; он держал руки в карманах и, пока двое других ставили чемоданы на кушетку, молча наблюдал за Ксавьерой. Потом охранники застыли у стены, и он заговорил:
– Меня зовут Канкель.
– Это ваша работа – упрятать меня сюда?
– Моя.
– Может быть, объясните, где я нахожусь и что я здесь делаю?
Он криво усмехнулся и показал на дверь.
– Не угодно ли совершить небольшую прогулку?
– Спасибо, я насмотрелась фильмов для полуночников и знаю, что это означает. Уж лучше я останусь.
– Это не то, что вы думаете. Просто прогулка. Поговорим и сразу же вернемся.
– В таком случае я согласна.
Ксавьера облачилась в пальто и сунула под мышку сумочку. Канкель придержал для нее дверь. Конвоиры последовали за ними. Пройдя коридор, Канкель отпер дверь, ведущую к небольшому лифту. Все четверо поднялись на поверхность. Глазам Ксавьеры открылся мирный деревенский пейзаж. Вокруг простирались поля, невдалеке темнела опушка леса, виднелась ферма. Канкель показал в ту сторону, и все четверо медленно пошли вверх по склону, причем конвоиры держались на изрядном расстоянии.
– Что все это значит? – настаивала Ксавьера.
Ее спутник поправил темные очки и посмотрел себе под ноги.
– Завтра в Майами состоится совещание руководства глиняного картеля.
– Господи, ну и что?
– Эта организация устанавливает цены на высококачественную промышленную глину – так же, как нефтяной картель контролирует цены на нефть, а кофейный – на кофе.
– И у них завтра совещание. Канкель кивнул.
– Из всего количества потребляемой в Соединенных Штатах глины импорт составляет пятьдесят процентов. Естественно, мы стремимся не допустить, чтобы картель взвинтил цену. Нам удалось договориться и обеспечить в свою пользу несколько голосов членов правления, но нам все еще недостает одного голоса. Все упирается в Калли Беркока, правителя Глиняных Островов. Недавно он выступал в ООН и в других местах и жаловался на растущее недовольство жителей островов. Но это только тактика, имеющая целью поднять цены на глину.
– Ну, и что за беда, если потребителям придется малость раскошелиться?
Канкель поморщился, как от зубной боли, и заскрипел зубами.
– Мисс Холландер, имеете ли вы представление о том, что в производстве высококачественных сортов бумаги применяются глиняные добавки?
– Нет.
– Так вот и не говорите о том, чего не знаете. Как по по-вашему, сколько бумаги ежегодно потребляет правительство Соединенных Штатов?
– Понятия не имею.
– Никто не имеет понятия. Но по приблизительным подсчетам это шестнадцать квадриллионов тонн. Если цена фунта бумаги возрастет хотя бы на один цент, это обойдется в год среднему налогоплательщику в дополнительных сто долларов. Как видите, все очень серьезно.
– Теперь понимаю. Но я могу понять и Калли Беркока. Жители островов не заинтересованы в том, чтобы землю их предков разрыли до основания. Это все равно что рубить сук, на котором сидишь.
– Голая тактика! – буркнул Канкель. – Экономисты утверждают… Впрочем, не будем уклоняться от темы. От вас требуется устроить так, чтобы Калли Беркока не было на завтрашнем совещании. Без него нам удастся воспрепятствовать повышению цены на глину.
– Но как я это устрою?
Он скользнул оценивающим взглядом по ее фигуре и сухо произнес:
– Поломайте как следует голову – и что-нибудь придумаете.
– Ах, вот оно что. Но причем тут я?
– Мы считаем вас единственным человеком, способным с этим справиться.
Ксавьера вскипела.
– А, собственно, с какой стати? Сначала вы хватаете меня и сажаете в камеру для политзаключенных, а потом заявляете, что я должна помочь вам вести интригу против человека, который не хочет разорять свои владения. С какой стати, я спрашиваю?
Вместо ответа Канкель достал из кармана и протянул ей фотографию. Слова застыли у Ксавьеры на устах. Она увидела себя выходящей из дома Ричи Мевилл, но не переодетой, а абсолютно голой. Водитель тоже был в чем мать родила. Ксавьера присмотрелась и удивленно вскинула брови. Он показался ей довольно невзрачным, но без одежды выглядел куда интереснее.
– Как вы это сделали?
– У нас имеются кое-какие приспособления, – самодовольно заявил Канкель и, вынув из бумажника кредитную карточку, небрежно швырнул в сторону. Едва она упала на землю – последовал взрыв.
– Несколько лет назад мы бы не стали церемониться с Калли Беркоком, а просто…
– Понятно, понятно: в вашей власти – взорвать весь мир. Но как вам удалось вот это?
Канкель спрятал бумажник и извлек из кармана что-то наподобие увеличительного стекла.
– Такое устройство надевается на объектив. Ксавьера взяла «устройство», направила на своего противника и захихикала.
– Господи, что творится! Когда тебя хватают и ведут, можно подумать, будто эти люди высечены из гранита, тогда как на самом деле… – Она отскочила и спрятала крохотный приборчик за спину. – Погодите, я хочу взглянуть на этих двоих. Полный порядок! Вот только… Слушайте, у него в голове дырка!
– Он носит тупей, – объяснил Канкель. – Отсюда такой эффект. Давайте прибор назад.
– Ну еще чуточку!.. Если я правильно поняла, либо я помогаю вам в деле с Калли Беркоком, либо вы трубите на всех перекрестках о моих связях с домом свиданий в Вашингтоне?
Канкель удовлетворенно хмыкнул.
– Вы обратили внимание, что номер дома виден совершенно отчетливо?
– Обратила. Ну хорошо, а если я выполню ваше условие, вы избавите меня от сенатора Ролингса?
– Нет, – твердо заявил ее собеседник. – Вам не следовало говорить то, что вы сказали. Все знают, как чувствительны сенаторы, когда речь заходит об их честности. И я не собираюсь портить отношения с конгрессом – мы и так уже израсходовали лимиты на взятки на два года вперед. Не хватало только, чтобы они ставили нам палки в колеса. Нет уж, сенатор Ролингс – это ваши трудности.
– Хорошо. Кажется, у меня нет выбора. Но я хотела бы оставить себе этот маленький сувенир. В следующий раз, когда у нас будет аврал и мне придется помогать моим девушкам, я хочу сделать правильный выбор.
– Ну ладно, – уступил Канкель. – Вечно одна и та же история. Даже агенты крадут эти приборы для собственных нужд. – Он засунул руки в карманы и двинулся дальше. – Теперь еще одно.