Знакомый женский голос разбудил мою память. Но, видимо, из-за эффекта неожиданности я не сразу сообразил, кому он принадлежит и в чём, собственно говоря, вообще дело.

Определённо женские пальчики впились в мои плечи, затем поползли куда-то вверх. А через пару мгновений тишины на лицо моё легло что-то мокрое, что не давало мне закричать. Рот мой прижали то ли мокрой рукой, то ли каким-то фруктом.

По запаху было что-то определённо вкусное.

Впрочем, мне потребовалось полминуты, чтобы, услышав постанывания, понять, что это за фрукт такой.

— Будь послушным… — сквозь стон велела Монеткина. — Давай, Вова… Мне нравится!

«Сука! Убью!»

Я пытался брыкаться очень долго. До тех пор, пока не приподнялся так, что начал себя душить. В целом, у меня это вышло удачно. Даже начал задыхаться, а Катя, сидящая на моем лице, — радостно щебетать.

Её руки поползли по моим брюкам и начали лезть туда, куда не стоило. Более того, она как будто и не замечала, что я задыхаюсь, и продолжала насильственные действия сексуального характера.

— Давай! Давай! — закричала она, заёрзав.

В один момент, когда мой подбородок стал липким, а в глотке застрял отчаянный хрип, в кабинет постучали.

Девица, спрыгнувшая с моего лица, наконец дала мне глоток свежего воздуха, которого мне так не хватало. Довольная собой, она потрепала меня по щеке и прошептала на ухо, снимая с шеи удавку:

— Хороший мальчик, так бы сразу…

Следом с моих кистей слетели стяжки, были освобождены ноги, а я… я не мог пошевелиться!

Теперь-то мне стало понятно, почему меня окружала сплошная темнота. Одурманила, паскуда! Одурманила!

— Полежи пока тут, а я, так и быть, вытру после себя, — издевательски, приторно-сладко проворковала Монеткина. — Ты, солнышко, почаще заходи! Твои губы — это просто что-то с чем-то. Надеюсь, я и до твоего клинка дотронусь! Правда, мне ещё рановато становиться женщиной… Ты ведь понимаешь, о чем я?

— Убью суку… — попытался прорычать я, но вместо слов вышло какое-то сопение.

— Тише-тише, мой сладкий мальчик… У нас ещё столько всего впереди.

«Тебя будет ждать особенная месть, девственная ты курица…»

В себя приходил больше часа. Вернуть контроль над конечностями оказалось серьёзным испытанием для моего тела. Более того, вернуть самообладание, а не клокотать от слепой ярости, оказалось ещё сложнее.

Поэтому, когда я смог сесть на стул, встать и, чуть пошатываясь, наконец-то походить, то и дело дёргая за ручку запертой двери, вернулся Кирилл Петрович в весьма благодушном настроении.

Заметив мой яростный взгляд, он, как мне показалось, даже чуть-чуть струхнул. А я-то уже был готов вынести сор из избы и…

Ага. Ну и что я ему скажу? Твоя тупоголовая дочь — распутница, что изнасиловала меня? Окурила и нагло воспользовалась?

Да это курам на смех!

— Мои парни всё сделали, — не замечая моего недовольного выражения лица, сообщил он, усаживаясь на своё место. — Как у тебя дела с цыганкой, разговорил её?

Я и ответить не успел, как в кабинет вернулась та самая блондинистая сука.

Белоснежная улыбка, довольное лицо и шаловливая походка. Вот, что я первым увидел, когда она вошла в кабинет. Потом, правда, её лицо ошарашенно вытянулось, когда я сжал кулаки и чуть дёрнулся.

Её папаша моего жеста не понял. Правда, я удержал себя в руках и не позволил себе чего-то большего.

Ничего, Катя, моя месть будет слаще мёда. Поверь мне.

— Ой, Катенька, привет! — улыбнулся я. — Что ты здесь забыла?

Тупая как валенок Монеткина так и не смогла понять мою елейную интонацию. Сучка заулыбалась ещё шире и, облокотившись руками на моё плечо, проворковала:

— Я так и знала, что тебе понравится!

— Кхм, — кашлянул Монеткин. — К делу, может?

— Да, конечно, — я уселся на стул, а за моей спиной встала весьма довольная собой Екатерина. — Дело вот в чем, Кирилл Петрович… Эта самая цыганка пошла не из каких-то планов мелкого барона, а сугубо по следам своей мести.

— В каком это смысле? — поросячьи глазки недовольно заблестели. — Что я ей сделал?

— Ей? Ну как сказать… Кошечкин её практически вырастил, и она в отместку за то, что вы его убили, решила убить и вас.

— Бред! — боров саданул кулаком по столу так, что его чадо позади меня аж подпрыгнуло и посильнее впилось когтями в мои плечи. — Он жив! Жив! И ещё раз жив!

— Однако, — я криво улыбнулся, — некий Алик Пупкин, добродушный рыцарь какого-то говнистого замка, заверил Марьяну, что вы его убили. Причём он заявил ей, что видел это лично.

— Быть такого не может! — Монеткин сощурился. — Альберт — моя правая рука! Я ему доверяю больше, чем… — он покосился на Катю, та на него — искра, буря, безумие! — и боров чуть поправил своё громкое высказывание: — Доверяю почти так же, как любимой дочурке!

— И всё же… — начал было я, но тут подключилась и сама дочурка.

— Он мой суженый, — она виновато улыбнулась. — Нам с ним жениться скоро, так что быть такого не может.

Ага… Жениться, значит?

В моей голове начинал потихоньку созревать план мести. Хороший такой план, добротный…

— Что-то я вас вместе не вижу, — парировал я. — А как же любовь-морковь?

— Так, есть же обычаи, что до свадьбы нельзя проводить время вместе, спать в одной постели и заниматься сексом! Слышал о таком?

После слов Кати Монеткин выдал забавный жест. Перекрестился, поплевал через плечо и самодовольно закрыл глаза, поджимая губы.

Странная семейка. Одна ведёт себя, как настоящая куртизанка, а другой крестится… Ладно, все эти мысли остались в моей черепушке. Кажется, теперь я знаю, как ответить ей в будущем.

— Алик не мог так поступить, — ещё раз повторил Монеткин.

— Мы можем спуститься и спросить лично у неё. Если вы не верите моим словам.

Боров в правдивости моих слов явно сомневался, поэтому, какое-то время пораскинув мозгами, всё-таки решился пойти со мной. Только эту перекрашенную курицу мы оставили в кабинете. Впрочем, напоследок я решил кое-что сделать и бросил Монеткину вслед:

— Кирилл Петрович, я догоню вас! — крикнул толстяку, который вышел из кабинета. — Шнурки только поправлю!

В ответ послышалось какое-то бормотание, но свинота не остановился и пошел дальше. Дражайшая его дочурка попыталась было выскользнуть вслед за папашкой, но мой цепкая рука не дала ей это сделать.

Дверь захлопнулась, а я прижал идиотку лицом к двери и повернул ключ, запирая замок.

— Ты чего это удумал? — испуганно защебетала девица. — Я буду кричать!

— Не будешь, — улыбнулся я, заводя руку ей под платье. — Девственница говоришь? А так?

Мои пальцы скользнули по её фасолине. Она вздрогнула и тут же расслабилась, позволяя мне творить с ней многое. Впрочем, я ограничился лишь тем, что грубо прижал её к двери и очень сильно завёл.

Каково было удивление этой курицы, когда она упала на колени, чтобы меня обслужить, а я просто сделал шаг, отворил дверь и захлопнул прямо перед её носом.

Ничего, на твоей озабоченности мы ещё поиграем. Поверь, овца, месть тебе очень не понравится.

Монеткин позволил себе четыре пощёчины и три удара под дых. М-да, Марьяна явно не с женским терпением. Даже не пискнула, несмотря на подобное обращение. Я же едва сдерживался, чтобы не убить его прямо здесь.

И, скорее всего, убил бы, если бы не три охранника, вставших за моей спиной.

А потом бы убил и Катю. Но только после того, как вдоволь бы над ней поиздевался.

— Тварь! Ты лжёшь! — кричал Кирилл Петрович, но руки уже не распускал. — Откуда тебе знать, кто такой Пупкин? Выдумала? Услышала где? Отвечай!

— Под ногами у меня болтается! — огрызнулась (НЕ)цыганка, едва не плюнув борову в лицо. — Под юбку ко мне залезть пытается уже который месяц!

Тут уж Монеткина было не остановить. Три, а то и четыре удара кулаком по лицу вырубили девушку. Я аж взбесился от такого обращения, но ничего поделать не мог.