Ст. 2. — Литания — молитва у католиков, которую поют или читают во время религиозных процессий. Ст. 6. — Ср.: «Зов истлевший лир» (В. Я. Брюсов. «Вячеславу Иванову», 1903). Цимбала — музыкальный инструмент, дающий при встряхивании звук, тождественный ноте «фа»; в мистическом символизме этот музыкальный инструмент — атрибут богини Исиды, означающий гармонию четырех элементов природы. Ст. 12. — Луна входит в символику Исиды. Ст. 14. — Ганимед — в греческой мифологии сын царя Трои, похищенный Зевсом, принявшим вид орла. Ст. 17–20. — Голубь, являющийся в христианстве эмблемой Духа Святого выступал в качестве мистериального символа в архаических религиозных культах (Астарты, Венеры, Юноны, Исиды), означая активность бога (см.: Холл. С. 319).

При жизни не публиковалось. Печ. по факсимильной копии автографа.

СС II, СС (Р-т) II, Соч I, Наше наследие. 1989. № 4. Факсимильная публикация автографа Л. К. и Е. Ц. Чуковских.

Автотраф — в альбоме «Чукоккала» (семейный архив Чуковских).

Дат.: 1912 г. — по воспоминаниям К. И. Чуковского (Жизнь Николая Гумилева. С. 136).

Ст-ние посвящено К. И. Чуковскому (1882–1969) и его жене М. Б. Чуковской (1880–1955). В воспоминаниях Чуковского о Гумилеве рассказывается о создании ст-ния: «Как-то в 1912 году, еще до военных времен, он приехал ко мне в Куоккалу и, перелистывая мой альманах (речь идет об альбоме Чуковского «Чукоккала». — Ред.), пренебрежительно отозвался об имеющихся в нем акростихах, как о слишком легкой поэтической форме, и заявил, что на этих страницах он готов решить более трудную литературную задачу: написать стихи, которые у средневековых поэтов назывались «Крестом»: в тексте стихотворения должны перекрещиваться мое имя с именем моей жены, Марии Чуковской. Созданию этого «Креста» он посвятил не более получаса — и блестяще справился с трудной задачей, хотя самый текст «Креста» вполне оправдал его опасения:

Стих, главным образом во второй половине, вышел действительно неуклюж и нескладен, но нельзя же не учитывать величину тех препон, которые поставил перед собой поэт» (Жизнь Николая Гумилева. С. 136).

Ст. 5–6. — Иона — ветхозаветный пророк, попавший за грех неповиновения на три дня во чрево чудовищной рыбы (кита) (см.: Ин. 2:1–11).

Колчан.

Колчан 1923, Изб 1959, СС I, Изб 1986, Ст 1986, Изб (Огонек), СП (Волг), СП (Тб), СП (Тб) 2, БП, СП (Феникс), Изб (Кр), Ст ПРП (ЗК), Ст ПРП, ОС 1989, Изб (М), Ст (XX век), Колчан (Р-т), Ст (М-В), ШЧ, Изб (Слов), Кап 1991, СС (Р-т) I, Изб (Х), ОС 1991, Соч I, СП (XX век), СПП, СП (Ир), СП (К), ЧК, Круг чтения, Ст (Яр), Изб (XX век), Русский путь, ЧН 1995, Изб 1997, ВБП, МП, Акме, Душа любви, Лазаренко.

Дат.: в течение 1913 г. — по датировке Гумилева.

Ссылаясь на это ст-ние, В. М. Жирмунский отказывал Гумилеву-лирику в «душевной напряженности <...>, активности и мужественности» (Жирмунский В. М. Теория литературы. Поэтика. Стилистика. Л., 1977. С. 129). Вслед за В. М. Жирмунским как отечественная, так и эмигрантская критика подчеркивала чаще всего заявленную в ст-нии «вежливость», отстранение от современной жизни: «Был расстрелян большевиками якобы за участие в заговоре. Значит, нашел полное право поэт сказать о себе: “Я вежлив с жизнью современною...” <...> Однако как высшее достижение всего этого, т. е. победы, и славы, и подвига, ставил поэзию» (Аничков Е. Новая русская поэзия. Берлин, 1923. С. 111). Или: «Поэт ощущает себя “идолом металлическим среди фарфоровых игрушек” — явлений окружающей действительности» (Волков А. А. Очерки русской литературы конца XIX и начала XX веков. М., 1952. С. 461), «Эстетизм Г<умилева> — эстетизм сильной экспанирующей личности, а не “красивой неги”», — писал один из РАППовских теоретиков (см.: Бескин О. Гумилев // Литературная энциклопедия. Т. 3. М., 1930. Стлб. 85), как бы предвосхищая слова З. Шаховской: «Он (Гумилев. — Ред.) — всегда напряжение воли, преодоление, часто мучительное, страха и согласие души на жертву. В этом отношении Гумилев нам пример. Нам, русским, трудно принудить себя к действию: гораздо легче растворяться в тоске и проклятиях мироустройству, чем укрепить себя. <...> Гумилев учил молодых поэтов творить не только по вдохновению, но и по правилам, что показывает, насколько он был далек от русского хаоса и приблизительности. Среди фарфоровых игрушек своей эпохи Гумилев был действительно фигурой из неразбиваемого молотком металла» (Шаховская З. О Гумилеве // Русская мысль. 1971. 23 сент. С. 6).

Говоря о вдохновении, В. Н. Орлов отмечал: «У него было притуплено лирическое чувство, и он более или менее успешно подменял его аффектацией, имитируя бурный поэтический темперамент» (Орлов В. Перепутья: Из истории русской поэзии XX века. М., 1976. С. 122). По-иному представлял специфику гумилевского мироощущения Р. Плетнев: «Один героизм может мерить и весить бытие, ибо он — духовен <...> А за героем всегда следует как тень — трагедия — тень героизма. Герой же, будь он Орфей или Геркулес, кончает трагично и возвышенно прекрасно, ибо героизм нечто сверхземное. Сердце и душа героя предчувствуют гибельную Судьбу. Шаг Судьбы нам, обычным людям, не слышен, но дух поэта ощущает эти шаги — события будущего» (Зап. русск. академ. группы в США (Нью-Йорк). 1972. Т. VI. С. 49). По мнению М. Баскера, темой непонимания современниками драматического самовосприятия лирического героя ст-ние перекликается со ст-нием Лермонтова «Не верь себе» (Basker M. Lermontov and Gumilev: Some Biographical Parallels // Mikhail Lermontov: Commemorative Essays (1991). Birmingham, 1992. P. 25–26).

Ст. 8. — Имеется в виду эпизод из ветхозаветной Книги Исхода — разговор Бога с Моисеем: «На третий день, при наступлении утра, были громы и молнии, и густое облако над горою (Синайскою. — Ред.), и трубный звук весьма сильный; и вострепетал весь народ, бывший в стане» (Исх. 19:16). Ст. 12. — Нимврод — см. комментарий к № 35. Ахилл (Ахиллес) — герой «Илиады», величайший из греческих героев, воевавших под Троей.

При жизни не публиковалось. Печ. по автографу.

Час пик (СПб.). 1994. 19 октября, публ. Ю. В. Зобнина и В. П. Петрановского.

Автограф в РГАЛИ (Ф. 2567. Оп. 2. Ед. хр. 87. Л. 3).

Дат.: зима 1912/1913 г. — по времени наиболее тесного общения с К. В. Мочульским (Соч III. С. 379).

Ст-ние представляет собой акростих («Николай Гумилев»).

Ст. 6. — Мочульский Константин Васильевич (1892–1948) — филолог, доцент Санкт-Петербургского и Новороссийского университетов, близкий друг Гумилева в 1912–1913 гг.; после революции — эмигрант, преподаватель Сорбонны, автор работ о Гумилеве. Ст. 9 — имеются в виду ПК, РЦ, Ж, ЧН. Ст. 10. — Мальчик — Л. Н. Гумилев, родившийся 18 сентября 1912 г.

ЕЛПН. 1913. № 1, с вар., Колчан.

Колчан 1923, СС 1947 II, СС I, СП (Волг), СП (Тб), СП (Тб) 2, Ст (Пол), БП, СП (Феникс), Изб (Кр), Ст ПРП (ЗК), Ст ПРП, ОС 1989, Изб (М), Колчан (Р-т), Изб (Слов), Кап 1991, СС (Р-т) I, Изб (Х), Соч I, СП (XX век), СПП, СП (Ир), Круг чтения, Изб (XX век), ВБП.

Дат.: не позднее января 1913 г. — по времени публикации.

У. Росслин сопоставляет гумилевское ст-ние со ст-нием Ахматовой «Мох» (Статуя «Ночь» в Летнем саду): «Гумилев, также как и Ахматова, “присутствует” в своем стихотворении: он гипотетически восстанавливает личность Персея по позе и жестам скульптуры; он интуитивно помещает себя в сознание своего героя; он воссоздает действие, в котором участвует скульптура, представляя себя Персеем, мчащимся на следующий подвиг. Но в подходе Гумилева нет интимности, а скорее эмоциональная отчужденность...» (Rosslyn W. Remodelling the Statues at Tsarskoe Selo: Akhmatova’s Approach to the Poetic Tradition // A Sense of Place: Tsarskoe Selo and Its Poets. Columbus, Ohio, 1993. P. 159).