107. Африканская ночь Полночь сошла, непроглядная темень, Только река от луны блестит, А за рекой неизвестное племя, Зажигая костры, шумит. Завтра мы встретимся и узнаем, Кому быть властителем этих мест; Им помогает черный камень, Нам — золотой нательный крест. Вновь обхожу я бугры и ямы, Здесь будут вещи, мулы тут; В этой унылой стране Сидамо Даже деревья не растут. Весело думать: если мы одолеем, — Многих уже одолели мы, — Снова дорога желтым змеем Будет вести с холмов на холмы. Если же завтра волны Уэби В рев свой возьмут мой предсмертный вздох, Мертвый, увижу, как в бледном небе С огненным черный борется бог. Восточная Африка, 1913 г. 108 Какая странная нега В ранних сумерках утра, В таянье вешнего снега, Во всем, что гибнет и мудро! Золотоглавой ночью Мы вместе читали Данта, Сереброкудрой зимою Нам снились розы Леванта. Утром вставай, тоскуя, Грусти и радуйся скупо, Весной проси поцелуя У женщины милой и глупой. Цветы, что я рвал ребенком В зеленом драконьем болоте, Живые на стебле тонком, О, где вы теперь цветете? Ведь есть же мир лучезарней, Что недоступен обидам Краснощеких афинских парней, Хохотавших над Эврипидом. 109. К*** Если встретишь меня, не узнаешь! Назовут — едва ли припомнишь! Только раз говорил я с тобою, Только раз целовал твои руки. Но клянусь — ты будешь моею, Даже если ты любишь другого, Даже если долгие годы Не удастся тебя мне встретить! Я клянусь тебе белым храмом, Что мы вместе видели на рассвете, В этом храме венчал нас незримо Серафим с пылающим взором. Я клянусь тебе теми снами, Что я вижу теперь каждой ночью, И моей великой тоскою О тебе в великой пустыне, — В той пустыне, где горы вставали, Как твои молодые груди, И закаты в небе пылали, Как твои кровавые губы. 110. Ночью
Скоро полночь, свеча догорела. О, заснуть бы, заснуть поскорей. Но смиряйся, проклятое тело, Перед волей мужскою моей. Как? Ты вновь прибегаешь к обману, Притворяешься тихим, но лишь Я забудусь, работать не стану, «Не могу, не хочу, — говоришь... Подожди, вот засну, и наутро, Чуть последняя канет звезда, Буду снова могуче и мудро, Как тогда, как в былые года». Полно. Греза, бесстыдная сводня, Одурманит тебя до утра, И ты скажешь, лениво зевая, Кулаками глаза протирая: «Я не буду работать сегодня, Надо было работать вчера». 111. Леонард Три года чума и голод Разоряли большую страну, И народ сказал Леонарду: «Спаси нас, ты добр и мудр». Старинных, заветных свитков Все тайны знал Леонард, В одно короткое лето Страна была спасена. Случились распри и войны, Когда скончался король, Народ сказал Леонарду: «Отныне король наш ты». Была Леонарду знакома Война, искусство царей, Поэты победные оды Не успевали писать. Когда ж страна усмирилась И пахарь взялся за плуг, Народ сказал Леонарду: «Ты молод, возьми жену». Спокойный, ясный и грустный, В ответ молчал Леонард, А ночью скрылся из замка, Куда — не узнал никто. Лишь мальчик пастух, дремавший В ту ночь в угрюмых горах, Говорил, что явственно слышал Согласный гул голосов. Как будто орел парящий, Овен, человек и лев Вопияли, пели, взвывали, Говорили зараз во тьме. 112. Дездемона Когда вступила в спальню Дездемона, Там было тихо, душно и темно, Лишь месяц любопытный к ней в окно Заглядывал с ночного небосклона. И страшный мавр со взорами дракона, Весь вечер пивший кипрское вино, К ней подошел — он ждал ее давно, — Он не оценит девичьего стона. Напрасно с безысходною тоской Она ловила тонкою рукой Его стальные руки — было поздно. И, задыхаясь, думала она: «О, верно, в день, когда шумит война, Такой же он загадочный и грозный!» |
