См. комментарий к № 5. Ю. Н. Верховский писал: «Тронутые стилизацией “Абиссинские песни” полны одушевления, а в “Занзибарских девушках” подымаются до высокой эпической простоты» (Верховский. С. 109).

Ст. 2. — Каир — столица Египта, находящегося к северо-западу от Эфиопии. Ст. 3. — Занзибар — государство Восточной Африки, расположенное на островах и береговой полосе материка. Ст. 5–8. — Габеш — административный центр Тунисской провинции (помимо того — арабское название Абиссинии); Сомали — страна Восточной Африки, граничившая с Абиссинией; Каффа — лесистая горная страна на юге Абиссинии (другое название — Гомара). Ст. 15. — Сенаар — область в центральной части Судана, в бассейне Голубого Нила.

Сатирикон. 1910. № 31 (31 июля), с вар., ЧН.

ЧН 1936, СС 1947 II, СС I, СП (Волг), СП (Тб), СП (Тб) 2, БП, СП (Феникс), Изб (Кр), Ст ПРП (ЗК), Ст ПРП, ОС 1989, Изб (М), ШЧ, Кап 1991, СС (Р-т) I, Изб (Х), ОС 1991, Соч I, СПП, СП (Ир), ЧК, Круг чтения, Ст (Яр), Изб (XX век), ОЧ, Изб 1997, ВБП, Родник (Рига). 1988. № 10.

Дат.: не позднее 31 июля 1910 г. — по дате публикации.

По свидетельству Ахматовой, поводом для создания ст-ния послужил сон, приснившийся ей после оперы Ш. Гуно «Фауст» (см.: Haight A. Letters from Nikolay Gumilyov to Anna Akhmatova. 1912–1915 // Slavonic and East European Review. 1972. Vol. 50. № 118. P. 101). Сама Ахматова писала: «Мне в юности приснился страшный сон, будто кто-то (правда, не помню, кто) мне говорит: “Фауста вовсе не было — это все придумала Маргарита... А был только Мефистофель...” Не знаю, зачем снятся такие страшные сны, но я рассказала мой сон Н<иколаю> С<тепановичу>. Он сделал из него стихи. Ему была нужна тема гибели по вине женщины — здесь сестры» («Самый непрочитанный поэт»: Заметки Анны Ахматовой о Николае Гумилеве // Новый мир. 1990. № 5. С. 222). Высоко оценил данное ст-ние Ю. Н. Верховский, противопоставлявший его ранним гумилевским балладам (в частности, «Семирамиде») как пример «пробуждения» и «освобождения» в эпосе Гумилева «душевно-музыкального начала»: «...баллада о Маргарите полна одушевления, полна живописной и звуковой гармонии» (Верховский. С. 96). Ср.: «Самой близкой из баллад “Чужого неба” к более раннему типу баллад Гумилева является “Маргарита”, <...> хотя и здесь намечается значительная разница. В более ранних балладах элемент фантастики принимается безоговорочно, а здесь он представляется в ироническом свете, благодаря намеку на то, что Фауст далеко не обладатель тайных знаний и услуг Мефистофеля, а просто обыкновенный соблазнитель» (Sampson E. D. Nikolay Gumilev. Boston, 1979. P. 90). Метрическим особенностям баллады посвящена работа В. С. Баевского: «Гумилев делает <...> шаг в расшатывании силлабо-тоники, создавая стих, который <...> теперь обычно называют тактовиком. <...> Нужен значительный художественный вкус, чтобы стих не развалился. Гумилев достигает цельности, тактично перемещая менее строго ритмизированные стихи с более строгими в отношении ритма» (Н. Гумилев и русский Парнас. С. 72). Н. Богомолов указывал на влияние данного ст-ния на одноименное ст-ние Б. Пастернака из «Тем и вариаций» (см.: Богомолов Н. А. Читатель книг // Соч I. С. 15).

Ст. 1–8. — Валентин и Маргарита — брат и сестра, персонажи первой части трагедии И.-В. Гете «Фауст»: в отсутствии Валентина Маргариту соблазнил Фауст, который покорил ее, помимо прочего, богатыми дарами. Шкатулки с драгоценностями (в опере — одну шкатулку) доставлял Маргарите спутник Фауста — злой дух Мефистофель. В оперной традиции Мефистофель представлялся насмешливым кавалером в красной одежде. Ст. 15. — Марта — соседка Маргариты, выполнявшая роль сводни. Ст. 19. — Риголетто — придворный шут, персонаж драмы В. Гюго «Король забавляется», которая послужила источником для либретто оперы Дж. Верди «Риголетто», соперничавшей по популярности с «Фаустом» Гуно. Сюжет оперы строится на истории безответной любви дочери Риголетто Джильды к соблазнившему ее герцогу. Ст. 21–24. — Вернувшись из похода, Валентин, желая отомстить за честь сестры, вызвал Фауста на дуэль и был убит из-под руки Фауста Мефистофелем. Сцена дуэли — один из кульминационных моментов оперы.

Северные цветы: Альманах. М., 1911, с вар., ЧН.

ЧН 1936, СС 1947 II, Изб 1959, СС I, Изб 1986, Ст 1986, СП (Волг), СП (Тб), СП (Тб) 2, БП, СП (Феникс), Изб (Кр), Ст ПРП (ЗК), Ст ПРП, ОС 1989, Изб (М), Ст (XX век), Ст (М-В), Изб (Слов), Кап 1991, СС (Р-т) I, Изб (Х), ОС 1991, Соч I, СП (XX век), СПП, СП (Ир), СП (К), ЛиВ, Круг чтения, Carmina, Престол, Изб (XX век), ОЧ, Изб 1997, ВБП, МП, Трифонов 1962, Декадентская литература, Трифонов 1971, Трифонов 1980, Акме, В мире отеч. классики, Трифонов 1987, Русская поэзия начала XX века. Дооктябрьский период. М., 1988, Ст (Куйбышев), Душа любви, Серебряный век русской поэзии. М., 1993, Русская поэзия «серебряного века», 1890–1917. М., 1993, Акаткин, Лазаренко, с опеч., Новый мир. 1986. № 9, Лит-ра в школе. 1990. № 5.

Дат.: осень 1910 г. — по датировке В. К. Лукницкой (СП (Тб). С. 477).

Перевод на англ. яз. («At the Fireside») — Modern Poems from Russia, translated by Gerald Shelley. London, 1942 (перепечатка этого изд.: Westport, Connecticut, 1977). P. 15–17; перевод на франц. яз. — Antologie de la Poèsie Russe. La Renaissance du XX-e siècle: Introduction, traduction et notes par N. Struve. Paris, 1970. P. 166–169.

Ахматова в «Заметках» о творчестве Гумилева сказала о «страшных стихах в “Чужом небе”», которые поэт прислал ей «с дороги в Африку» (см.: Новый мир. 1990. № 5. С. 220). В. С. Срезневская, «дешифруя» биографический подтекст лирики поэтов-супругов, писала: «Она (Ахматова. — Ред.) читала стихи, гораздо более женские и глубокие, чем раньше. В них я не нашла образа Коли. Как и в последующей лирике, где скупо и мимолетно можно найти намеки о ее муже, в отличие от его лирики, где властно и неотступно, до самых последних дней его жизни, сквозь его увлечения и разнообразные темы маячит образ жены. То русалка, то колдунья, то просто женщина, таящая “злое торжество”:

Это стихотворение (“У камина”) стоит того, чтобы процитировать его в подтверждение моих высказываний, основанных не только на впечатлениях, но и на признаниях и фактах» (О Анне Ахматовой. М., 1991. С. 8). На то, что в ст-нии нашла отражение «драма разрыва» Гумилева с Ахматовой, указывал С. К. Маковский (см.: Николай Гумилев в воспоминаниях современников. С. 63–64). Современники отмечали метрическое своеобразие ст-ния: «Гумилев <...> делает быстрые и успешные завоевания в лирике»; «Его стихи становятся все интересней и по форме, и по содержанию. Одно из напечатанных им стихотворений останавливает внимание новизной ритмов. Эта новизна достигается применением двух пэонов третьих в строчке двустишия, контрастированным применением пэона первого в первой половине второй строки» (Белый А. Десять лет «Северных цветов» // Рус. мысль. Кн. X. Отд. III. С. 24). На эту же особенность ст-ния указывает В. С. Баевский: «В обоих стихах на месте паузы пропущен безударный слог. Если бы пропуска не было, слышался бы напевный шестистопный хорей, как писали в XIX в.» (Н. Гумилев и русский Парнас. С. 71). Н. А. Богомолов отмечал зависимость от «ритмической структуры» данного ст-ния «баллад двадцатых годов, интонации Н. Тихонова» (Соч I. С. 14). Метрические новшества Гумилева были встречены в штыки современными ему критиками-традиционалистами: Л. Вас-ий (Л. М. Василевский) назвал альманах «Северные цветы», в котором помещалось ст-ние, «отрыжкой старого декадентства», а гумилевскую балладу — «вычурной и сочиненной», сравнив ее с «Неуместными рифмами» 3. Н. Гиппиус (Речь. 15 апреля 1911 г.). Сохранились свидетельства о чтении Гумилевым этого ст-ния на заседании «Кружка Случевского» 16 апреля 1911 г. (см.: Азадовский К. М., Тименчик Р. Д. К биографии Н. С. Гумилева (вокруг дневников и альбомов Ф. Ф. Фидлера) // Русская литература. 1988. № 2. С. 178–179). Ю. Н. Верховский писал, что «при чтении... “У камина” нельзя не вспомнить поэзии Анны Ахматовой <...> опять-таки эти сближения — в области музыкальной конечно» (Верховский. С. 108). С. И. Чупринин обращался к данному ст-нию для иллюстрации своей концепции «сновидческой», «фантастической» природы гумилевского творчества: «Стоит только дать волю грезе — и начинается карнавальная смена то ли масок, то ли жребиев...» (ОС 1989. С. 14), а для И. А. Панкеева это ст-ние знаменовало «новый этап» в трактовке поэтом «экзотического», «конквистадорского» начала, т. е. переход к акмеистическому творческому методу (см.: Изб (Слов). С. 24).