Общедоступный литературно-журнальный альманах. Кн. I. М., 1911.

ПС 1923, с вар., СС II, вар. ПС, СП (Тб), вар. ПС, СП (Тб) 2, вар. ПС, СТ (Пол), БП, Ст ПРП (ЗК), вар. ПС, Ст ПРП, вар. ПС, ОС 1989, вар. ПС, Кап 1991, СС (Р-т) II, вар. ПС, Соч I, СП (XX век), СПП, СП (Ир), вар. ПС, Круг чтения, Престол, Изб (XX век), Изб 1997, вар. ПС, ВБП, МП, Душа любви.

Дат.: май 1910 г. — по датировке В. К. Лукницкой (Жизнь поэта. С. 133).

Мотив «неизвестного короля», «короля-бродяги» в дальнейшем творчестве Гумилева неоднократно возникает как в ст-ниях («Освобожденье», «Стокгольм», «Ольга»), так и в драматургии («Гондла», «Отравленная туника»). Генетически этот мотив восходит к рыцарским романам «артуровского» цикла, к сказаниям о «семействе Грааль» (образ «короля-рыбака» присутствует в произведениях К. де Труа, В. фон Эшенбаха и др.). Возможно, одним из источников этого мотива у Гумилева явились рассказы о Гаруне-аль-Рашиде из сказок «1001 ночи».

ЕЛПН. 1913. № 2.

ПС 1922, ПС 1923, СС II, СП (Тб), СП (Тб) 2, БП, Изб (Кр), Ст ПРП (ЗК), Ст ПРП, ОС 1989, Изб (Слов), Кап 1991, СС (Р-т) II, Соч I, СП (XX век), СПП, СП (Ир), ЛиВ, ЧК, Круг чтения, Престол, Изб 1997, ВБП, МП, Чудное мгновенье: Любовная лирика русских поэтов. Кн. 2. М., 1988, Ст (Куйбышев).

Дат.: май 1910 г. — по датировке В. К. Лукницкой (Жизнь поэта. С. 133).

Ст. 13–18. — Возможно, речь идет о сказках В. Гауфа «Рассказ о калифе-аисте», «Молодой англичанин» и «Сказка о мнимом принце» (см.: Полякова С. В. Источник одного образа из «Заблудившегося трамвая» Гумилева // Н. Гумилев и русский Парнас. С. 98). Ст. 21–24. — «Лунная» тема тесно связана у Гумилева с образом Ахматовой (см.: Тименчик Р. Д. Николай Гумилев // «Родник». 1988. № 10. С. 20–22). Эта строфа приводится в стихотворном переводе на англ. язык в книге А. Хейт, в связи со стихотворными портретами Ахматовой у Гумилева и, опять-таки, в связи с трактовкой лунатизма Ахматовой — в «метафизическом ключе» (см.: Haight A. Anna Akhmatova: A Poetic Pilgrimage. Oxford, 1976. P. 16).

Антология изд-ва «Мусагет». М., 1911, с вар., ЧН.

ЧН 1936, СС 1947 II, Изб 1959, СС I, СП (Волг), СП (Тб), СП (Тб) 2, БП, СП (Феникс), Изб (Кр), Ст ПРП (ЗК), Ст ПРП, ОС 1989, Изб (М), ШЧ, Кап 1991, СС (Р-т) I, Изб (Х), Соч I, СП (XX век), СПП, СП (Ир), ЧК, Круг чтения, Ст (Яр), Изб (XX век), Русский путь, ОЧ, ЧН 1995, Изб 1997, ВБП, МП, Русская поэзия начала XX века. М., 1998.

Дат.: май 1910 г. — по датировке В. К. Лукницкой (Жизнь поэта. С. 133).

Ст-ние написано во время свадебного путешествия Гумилева и Ахматовой в Париж весной 1910 г.; на его автобиографический подтекст указывала В. С. Срезневская: «У Ахматовой под строками всегда вполне конкретный факт, хотя и не названный по имени. У Гумилева всегда мечта и фантазия, за которой только близкий, знающий человек может увидеть причину чувств, родивших эту мечту и фантазию. И как всегда, реальность принимает причудливые формы, ощущение разрастается до пределов галлюцинаций и они ведут к бесконечному, к ощущению Смерти, так часто присутствующей в поэзии Гумилева, и рождают тоску по неизведанному, куда-то влекут, и поэт уходит за ними в мечты о неизвестных ему краях и встречах <...> и вот тревожные строки полнозвучных стихов завораживают слушателя или читателя:

(см.: Срезневская В. С. Дафнис и Хлоя // Воспоминания об Анне Ахматовой. М., 1991. С. 10). В связи с этим интересно наблюдение А. Наймана: «...смысловая нагрузка “кресла” в стихах Ахматовой всегда — “отдых путешественника”» (см.: Найман А. Опыт прочтения нескольких поздних стихотворений Ахматовой // Ахматовский сб. I. Париж, 1989. С. 140). Чтение Гумилевым этого ст-ния на заседании «Кружка Случевского» 16 апреля 1911 г. было встречено благожелательно (см.: Азадовский К. М., Тименчик Р. Д. К биографии Н. С. Гумилева: (Вокруг дневников и Альбомов Ф. Ф. Фидлера) // Рус. литература. 1988. № 2. С. 178–179); о чтении ст-ния автором упоминается и в воспоминаниях В. И. Немировича-Данченко (см.: Воля России. 1924. № 8–9. С. 256). Упоминание ст-ния присутствует и в «Путевых заметках» Андрея Белого, который, путешествуя по Африке вместе с Асей Тургеневой, возил с собою «Чужое небо» (Александр Блок и Андрей Белый. Переписка // Летописи гос. лит. музея. М., 1940. С. 269). Мотивы «Ослепительного» отразились в пародии Белого «Под Гумилева», с предуведомлением: «Автор — восхищенный ценитель африканских стихов Н. С. Гумилева; «Пародия» — добродушная шутка» (цит. по: Русская литература XX века в зеркале пародии. М., 1993. С. 103–104). Высоко оценил ст-ние Ю. Н. Верховский, подчеркнувший, что «мотивы странствий, экзотики, полусказочных стран в “Чужом небе” разрабатываются шире (чем в “Романтических цветах” и “Жемчугах”. — Ред.) — то интимно и глубоко лично, песенно-элегически, то в красочно-подвижной объективации» (Верховский. С. 99). В ряде критических работ ст-ние приводится как иллюстрация перехода поэта от символизма к акмеизму: «Именно адамовская способность — давать всему имена. Мир Гумилева, будучи миром творимым, естественно, должен быть далек от обыденной жизни. Оттого так часто в его стихах найдем мы картины экзотической природы <...> — “и в море врезавшийся мыс, и одинокий кипарис, и благосклонного Гуссейна”» (см.: Струве Г. П. Н. Гумилев: По поводу выхода его новой книги стихов «Колчан» // Час пик (СПб.). 1991. 2 сентября). «Прежде всего мы видим среди акмеистов поэтов, отношение которых к окружающим их предметам и любование ими носит на себе печать <...> романтизма. Романтизм этот, правда, не мистический, а предметный, и в этом его коренное отличие от символизма. Такова экзотическая поэзия Гумилева <...> Гумилев влюблен в эти экзотические предметы окружающего мира чисто по-земному, но любовь эта насквозь романтична» (Ежов-Шамурин 1925. С. XXVI). Гумилев «нанизывает <...> магические имена арабских сказок в своем “плаче о Леванте” <...> Подходы Гумилева к арабской теме — это именно перебор вокабул, обживание чужих наречий в ожидании героя» (Тименчик Р. Д. Николай Гумилев и Восток // Памир. 1987. № 3. С. 125). Ю. В. Зобнин приводит ст-ние в качестве стихотворного «манифеста» «философии движения» Гумилева (Русский путь. С. 18).

Ст. 1–6. — Ср.:

Ст. 5–6. — Вероятно, имеются в виду «цепи Гименея», «узы брака»: ст-ние создавалось в первый месяц супружеской жизни поэта. Ст. 8. — Кипарис является, в ряду присущей ему символики, священным деревом Зороастра; возможно, эта деталь пейзажа, выведенного в ст-нии, оказывается символом ницшевской «страны блаженных» — цели путешествия Заратустры («Так говорил Заратустра»). Ст. 13. — Багдад — столица нынешнего Ирака, является местом действия сказок «1001 ночи». Ст. 14. — Синдбад (Синдбад-мореход) — персонаж цикла сказок «1001 ночи», был одним из любимых героев Гумилева, в котором воплощался гумилевский идеал поэта-странника. Ст. 18. — Бассора (Басра) — город на юге Ирака. Ст. 22–24. — Рок (Рух) — сказочная птица персидской мифологии, тождественная египетскому и европейскому Фениксу, гнездящаяся в уединенных местах; обладает мистической силой. Столкновение путешественников, возглавляемых Синдбадом, с птицей Рух — сюжет одной из историй «1001 ночи». Ст. 26. — Джины (джинны) — злые духи мусульманской мифологии, упоминающиеся в сказках «1001 ночи». Ст. 30. — Гарун-аль-Рашид (766–809 гг.) — арабский халиф, прославившийся богатством, щедростью и любовью к приключениям, один из персонажей сказок «1001 ночи». Ст. 32–36. — Смирна (Измир) — город в Турции; упоминание о герое ст-ния как о паломнике (а не путешественнике-туристе) может быть истолковано как намек на «масонский подтекст»: Смирна была местом конвенций одной из высших степеней розенкрейцеров (см.: Богомолов Н. А. Оккультные мотивы в творчестве Гумилева // Н. Гумилев и русский Парнас. С. 47). Ст. 42. — Левант — общее название стран, прилегающих к восточной части Средиземного моря (Сирия, Ливан, Египет, Турция).