Геринг, облеченный исполнительной властью в Пруссии, вместе с Гиммлером и Гейдрихом целенаправленно проводит в столице рейха ликвидацию консервативной оппозиции. Ее главный организатор Герберт фон Бозе еще в первой половине дня погибает в стенах ведомства вице-канцлера под огнем эсэсовских автоматов. Вскоре после этого Папен, которого Геринг рано утром вызвал к себе, возвращается в свою резиденцию. Убийство одного из его ближайших сотрудников и арест других ясно показывают вице-канцлеру серьезность ситуации и его собственное привилегированное положение: сам он отделывается домашним арестом.

Эрих Клаузенер, высокопоставленный чиновник министерства транспорта и руководитель «Католического действия», имевший весьма слабые связи с кругом вице-канцлера, убит в своем бюро командой СС, так же как фон Бозе. Эдгара Юнга палачи Гейдриха выволакивают из камеры в подвале штаб-квартиры гестапо на Принц-Альбрехтштрассе; он умирает в рощице близ Ораниенбурга. В середине дня красно-коричневый лимузин с шестью молодчиками останавливается перед виллой в пригороде Берлина Нойбабельсберге. Два гестаповца, игнорируя экономку, бросаются в библиотеку хозяина дома. Едва тот успевает назвать себя, как раздаются несколько выстрелов. Предшественник Гитлера на посту канцлера, Курт фон Шлейхер, мертв. Через несколько секунд нападающие стреляют в жену генерала, ставшую свидетельницей убийства; она умирает от ран в больнице[32]. Пару часов спустя ликвидирован генерал Фердинанд фон Бредов — влиятельный и много знавший сотрудник Шлейхера.

Ситуация вышла из-под единоличного контроля Гитлера, многие сводили старые счеты. В подвалах центрального управления гестапо нашел свою смерть Грегор Штрассер, в Дахау погибли противник Гитлера во время событий 9 ноября 1923 г., бывший генеральный комиссар Баварии Густав фон Кар и Фриц Герлих — пламенный антифашист, главный редактор католического журнала «Прямой путь». Там же расстреляли и священника Бернгарда Штемпфле, который когда-то был покровителем фюрера, потом отошел от него и, по всей видимости, слишком много знал. Музыкальный критик «Мюнхенских последних известий» Вилли Шмид пал жертвой ошибки, поскольку носил ту же фамилию, что и друг Штрассера. Эсэсовцы увезли с собой и убили гомосексуалиста, хозяина трактира «Колбаски и колокол» возле кафедрального собора в центре Мюнхена, который часто посещал Рём.

Уже в первой половине дня Гитлер живописал схваченным по дороге на встречу в Бад-Висзее и собранным в «Коричневом доме» негодующим руководителям СА планы путча, якобы вынашиваемые Рёмом и Шлейхером и только что расстроенные им. Истерия, которую все сильнее подогревал в себе фюрер начиная с Годесберга, заставляла слушателей забыть, что произносились эти неистовые монологи главным образом с целью оправдаться и подстраховаться. И в последующие часы в кругу «старых борцов» не возникло никакого сколько-нибудь заметного сопротивления. Напротив, один за другим они предлагали стереть с лица земли «клику Рёма». «Мой фюрер, расстрелять Рёма — моя задача!» — восклицал Гесс[33]. Штатгальтер Эпп, предложивший предать Рёма военному суду, навлек на себя гнев Гитлера. С неменьшим гневом обрушился позже Гесс на баварского министра юстиции Ганса Франка, который, будучи предупрежден директором тюрьмы, пытался помешать расстрелам без суда и следствия в Штадельхайме.

К этому моменту Гитлер уже покинул Мюнхен. Никаких сюрпризов опасаться не приходилось: исполнение приговоров было передано в надежные руки Зеппа Дитриха. Шесть раз гремели в этот летний субботний полдень ружейные залпы во дворе тюрьмы Штадельхайм. Мишенями стали Август Шнайдхубер, Вильгельм Шмид, Петер фон Хайдебрек, Эдмунд Хайнес, группенфюрер СА Дрездена Ганс Хайн и штандартенфюрер СА Мюнхена граф Ганс-Йоахим фон Шпрети-Вайльбах. Против имени Рёма Гитлер в списке смертников галочку не поставил.

На берлинском аэродроме Темпельхоф рейхсканцлера ожидали Геринг и Гиммлер, выстроился почетный караул. Гитлер сошел с самолета «мрачнее тучи» — «бледное как мел, небритое лицо со следами бессонной ночи, казавшееся одновременно осунувшимся и опухшим»[34]. Машина Гейдриха продолжала работать на полных оборотах: до понедельника во многих уголках рейха были уничтожены руководители штурмовых отрядов, противники режима и просто люди, чем-либо неугодные кому-то из главных действующих лиц. Помимо концлагеря Дахау и бывшего кадетского училища Лихтерфельде под Берлином, где формировались основные ударные силы против высокопоставленных «коричневорубашечников», массовые убийства совершались в Силезии. Там обергруппенфюрер СС Удо фон Войрш дал полную волю своим людям, которые не только устроили кровавую баню бывшим подчиненным Эдмунда Хайнеса, но и открыли настоящую охоту на своих личных врагов.

Эрнст Рём оставался в живых до вечера 1 июля 1934 г. Несколько часов Гитлер, казалось, колебался, не решаясь физически устранить своего последнего реального соперника. Рём — единственный, с кем его в течение десятка лет связывали простые дружеские отношения. Только в воскресенье, когда в саду рейхсканцелярии было устроено чаепитие для членов кабинета и их семей, Гитлер наконец отдал приказ. Комендант Дахау Теодор Эйке принес Рёму в камеру пистолет и специальный выпуск «Фёлькишер беобахтер». Растерянный узник узнал из партийной газеты, что его свержение празднуется как победа Гитлера над развратом, гомосексуализмом и неверностью. О предотвращенном «путче» речи пока не было: это слово стало появляться в сообщениях только на следующий день, когда «Рейхсгезетцблатт» кратко известил: «Бывшему начальнику штаба Рёму была дана возможность сделать выводы из своей предательской деятельности. Он их не сделал и поэтому был расстрелян».

2 июля бойня закончилась, а еще через день Гитлер заставил юристов «легализовать» ее одной-единственной фразой: «Меры, принятые 30 июня, 1 и 2 июля 1934 г. для пресечения действий заговорщиков и предателей, оправдываются государственной необходимостью»[35]. Следовательно, хладнокровное убийство в общей сложности 89 человек осталось безнаказанным; представители Немецкой национальной народной партии (НННП), вроде министра юстиции Портнера, именно таким образом надеялись «привязать» Гитлера к правопорядку. Новый закон, доказывал Портнер в кабинете министров, не привносит ничего нового, он лишь подтверждает «действующее право»[36].

В последующие дни Гитлер, казалось, с некоторой неуверенностью ждал реакции на свой двойной удар. После заседания кабинета 3 июля, когда Бломберг демонстративно поблагодарил его за «решительные и мужественные действия», фюрер искал отдохновения на Балтийском море и в Берхтесгадене в кругу семьи Геббельса. Только 13 июля он выступил перед публикой. Почти две недели население вынуждено было пробавляться бессвязными сообщениями по радио и противоречивыми газетными публикациями, дававшими пищу для самых различных слухов. Поэтому утомительно долгая речь Гитлера в рейхстаге, переданная по радио, привлекла величайшее внимание. Фюреру только под конец удалось избавиться от оправдывающегося тона: «Если кто-то упрекнет меня в том, что мы не добивались надлежащим порядком вынесения приговора в суде, я могу сказать только одно: в этот час я отвечал за судьбу немецкой нации и был высшим судьей немецкого народа. Мятежников во все времена призывали к порядку с помощью децимации… Я отдал приказ расстрелять главных виновников этой измены, затем я же отдал приказ выжечь каленым железом гнойники, отравляющие воздух и у нас, и за рубежом. Нация должна быть уверена в том, что ее существованию… никто не может угрожать безнаказанно. И каждый должен знать на будущее, что если он поднимет руку на государство, то его ждет верная смерть»[37].