Геббельс, разумеется, тотчас запретил прессе сообщать хоть что-либо о выступлении Папена, но команда вице-канцлера заблаговременно разослала отпечатанный текст своим единомышленникам и за границу. На Франкфуртской национальной радиостанции речь прозвучала в эфире прежде, чем пришел запрет от министра пропаганды[27]. Заинтересованные лица нашли возможность изучить текст и знали, как истолковать пассажи вроде следующего: «Ни один народ не может позволить себе вечное восстание снизу, если хочет остаться в истории. Когда-нибудь движение должно подойти к концу, когда-нибудь должна возникнуть прочная социальная структура, скрепленная неподвластным стороннему влиянию правосудием и неоспоримой государственной властью. В условиях вечной динамики ничего не построишь. Германия не может стать поездом в никуда, который неизвестно когда остановится».

Последствия этой атаки оказались не менее неожиданными, чем ее жесткость. С речи Папена начался отсчет последних дней СА. Но инициатива в дальнейших событиях принадлежала не рейхсверу, как надеялись младоконсерваторы, а Гитлеру, Гиммлеру, Гейдриху и Герингу, причем правые и не подозревали, что фюрер готовит двойной удар.

Несколько месяцев Гитлер терпеливо выжидал: плод должен был созреть. И вот теперь он занялся подготовкой своего удара — не выказывая спешки, методично, на разных уровнях, с помощью разных людей. Гейдрих составляет список намеченных жертв. В последнюю неделю июня шеф СД вместе с Гиммлером объявляет вызванным в Берлин функционерам СС и СД о «предстоящем мятеже СА». 21 июня Гитлер, опередив Папена, посещает рейхспрезидента в Нойдеке и убеждается в его телесной и умственной немощи. Через четыре дня (гестапо в этот вечер по приказу фюрера арестует Эдгара Юнга) Рудольф Гесс в Кёльне вновь дает резкую отповедь всем приверженцам «второй революции». В отличие от его январской речи, которая, по-видимому, должна была послужить еще одним предостережением Рёму, теперь слова «заместителя фюрера» содержат прямое обоснование предстоящего: «Настоящие, ответственные национал-социалисты не должны допустить, чтобы наш народ вместе с настоящими революционерами понес тяжелейший урон… Жалок тот, кто думает, будто призван своей агитацией снизу оказать фюреру революционную помощь… Адольф Гитлер — великий стратег революции.

Он знает пределы возможного при данных обстоятельствах и с данными средствами. Он действует с холодным расчетом — часто как будто повинуясь требованиям момента, но всегда при этом глядя далеко вперед и преследуя более отдаленные цели революции… Горе тому, кто неуклюже вламывается в тонкую паутину его стратегических планов, воображая, что может ускорить дело. Это враг революции — даже если он действует из лучших побуждений»[28].

Геринг и Геббельс в эти дни также неоднократно выступают перед публикой и, как и Гесс, наряду с критикой СА подвергают осуждению консерваторов и монархистов. «Реакция повсюду не дремлет», — объясняет Геббельс в путевом дневнике мрачное состояние собственного духа («все сильнее депрессия») в четверг, 28 июня 1934 года[29].

29 июня министр рейхсвера фон Бломберг включается в пропагандистскую битву и заявляет на страницах «Фёлькишер беобахтер»: «Вермахт и государство стали едины». Это — последний в длинной череде отчетливых сигналов. Четыре дня назад Имперский союз немецких офицеров изгнал Эрнста Рёма из своих рядов. Тем временем по военным округам объявляется повышенная боевая готовность; разумеется, не каждый знает, что слухи об угрозе путча распространяются намеренно, чтобы эсэсовцам с большей охотой предоставляли оружие и транспортные средства, но Бломберг и Райхенау, а также главнокомандующий сухопутными силами генерал Вернер фон Фрич в курсе дела. Рейхсвер отдает себя в распоряжение фюрера[30].

Сам Гитлер два дня «настраивается» на операцию по ликвидации СА, разыгрывая спектакль не без элементов самовнушения. 28 июня он в сопровождении нескольких верных соратников едет в Эссен на свадьбу гауляйтера Йозефа Тербовена. Вечером звонит старому другу Рёму, который лечит ревматизм в Бад-Висзее, и договаривается о встрече с ним и другими главными руководителями штурмовиков в субботу 30 июня. Начальник штаба явно ни о чем не подозревает: к 1 июля он отправил все штурмовые отряды в месячный отпуск.

На 29 июня запланирована продолжительная «инспекционная поездка» фюрера по Вестфалии с целью осмотра учреждений Имперской службы труда. Но в середине дня Гитлер прерывает программу поездки — в полном соответствии с собственной программой, как свидетельствует дневник Геббельса: «Сегодня утром: звонок фюрера: немедленно лететь в Годесберг. Итак, начинается»[31]. Правда, бывший левый национал-социалист, занятый охотой на «реакционеров», кажется, еще не знает, насколько масштабным будет удар, замысленный его «шефом».

В отеле «Дреезен» на берегу Рейна в Бад-Годесберге Гитлер поджидает, подкарауливает свой час. Поздним вечером наконец приходят желанные известия о выступлениях штурмовиков в Мюнхене и о об их планах на следующий день в Берлине, вероятно инспирированных Гиммлером. Фюреру как будто только этих сообщений и не хватает для окончательного «самозавода». Между тем прибывает Геббельс. Он и его свита становятся свидетелями истерического припадка Гитлера (теперь для него наступило самое время) и спешного ночного полета в Мюнхен. Драматизм искусно нагнетается.

На рассвете самолет фюрера садится в Обервизенфельде. Всю ночь Гитлер взвинчивал себя, накачивал мыслями о «предателе Рёме», как наркотиком. В баварском министерстве внутренних дел он срывает знаки различия с формы руководителей СА — Вильгельма Шмида и Августа Шнайдхубера, который являлся мюнхенским полицай-президентом. СС и Баварская политическая полиция караулят главный железнодорожный вокзал, отлавливая предводителей штурмовиков, прибывающих на свой съезд на озере Тегернзее. 19-й пехотный полк поднят по тревоге, «Коричневый дом» на Бриннерштрассе окружен полицейскими и эсэсовцами, позже к ним на подмогу являются вооруженные с головы до ног солдаты рейхсвера.

Около половины шестого Гитлер в сопровождении трех автомобилей отправляется в Бад-Висзее. От Кауферинга в том же направлении движутся 35 грузовиков рейхсвера с 1 300 бойцами «лейбштандартов» СС. К оперативной группе под командованием Зеппа Дитриха, выступившей накануне вечером из Берлина, присоединяется часть охраны концентрационного лагеря Дахау. Но колонна еще в пути, когда Гитлер с эскортом подъезжает к пансионату «Ханзельбауэр». В долине царит летняя утренняя тишина, «заговорщики» еще спят. Вооруженные полицейские и эсэсовцы бросаются на штурм неохраняемой гостиницы, и через несколько мгновений Рём видит фюрера, вопящего и размахивающего пистолетом. Гитлер обрушивается на Рёма с гневными тирадами и объявляет, что тот арестован. Здесь же присутствуют Виктор Лутце, назначенный преемником начальника штаба, и Геббельс, который лицемерно возмущается «отвратительными, чуть ли не тошнотворными сценами». Министр имеет в виду давно известную склонность к гомосексуальности обергруппенфюрера СА и полицай-президента Бреслау Эдмунда Хайнеса, самого Рёма и других вожаков штурмовых отрядов: в последующие дни этот факт в полной мере и с большим эффектом будет обыгран в геббельсовской пропаганде.

Налет в стиле мафии занимает всего несколько минут. На обратном пути в Мюнхен Гитлер велит остановить подозрительный автомобиль, едущий навстречу; в результате попадает под арест и препровождается вместе с другими пленниками в тюрьму Штадельхейм руководитель штурмовых отрядов Померании Петер фон Хайдебрек. На главном вокзале Мюнхена, где идут многочисленные задержания, Гитлер встречается с вызванным в Мюнхен Гессом, и в десять часов Геббельс передает Герингу в Берлин кодовое слово «колибри». Теперь и там приступают к действию группы захвата. Начинается второй этап операции.