Мы знаем еще одно: потребление продовольствия во время правления фюрера стало не меньше, а намного больше. Мы должны гордиться тем, что спрос немецкого народа на продовольствие вырос, потому что это означает, что немецкий народ, и в частности немецкий рабочий, в целом снова может покупать больше продуктов, порой лучшего качества и таких, которых он раньше был лишен. Миллионы и миллионы в состоянии купить для себя и своей семьи больше продуктов, чем раньше, в состоянии купить даже такие продукты, которые раньше не могли себе позволить.

Примерно шесть с половиной миллионов человек могут сегодня сказать, что при Адольфе Гитлере не только снова нашли работу, но и могут в среднем в месяц тратить почти на 85 рейхсмарок больше, чем до захвата власти, когда они были безработными и получали пособие…

Что же удивительного, если при этом иногда бывают маленькие трудности?! Я знаю, что наш народ с радостью согласится время от времени есть меньше жиров, свинины или тому подобного, сознавая, что зато миллионы соотечественников сейчас питаются несколько лучше, чем в то время, когда были безработными…

Любая хорошая хозяйка знает, как поддержать в своей семье хорошее настроение, а те, кому когда-либо — независимо от общей ситуации — доводилось лично переживать тяжелые в материальном отношении времена, знают, как с помощью простых средств и кулинарного искусства приготовить хорошую еду даже без мяса, или без масла, или без яиц. И прилежные немецкие хозяйки знают, что им делать, чтобы сослужить хорошую службу этой большой немецкой семье — немецкому народу, пока он вынужден преодолевать свои маленькие трудности. Они делают покупки с учетом интересов большой немецкой семьи! Они не пытаются во что бы то ни стало купить то, чего сейчас не хватает на рынке, а покупают больше того, что имеется в изобилии, и используют купленное так, что их мужьям и детям оно кажется самым лучшим и вкусным. Ни одна хорошая хозяйка не будет горевать о том, что именно сейчас ей не досталось четверти фунта свинины.

Каждая хорошая немецкая хозяйка по-своему — мать немецкого народа. Во многих случаях ей приходится исполнять не менее и даже более высокие обязанности, чем мужчинам нашего народа, которые будут уважать и чтить ее за это. Немецкие женщины, покажите, что вы можете!..

Пока в Германии фюрер и его окружение вместе обсуждают имеющиеся недостатки и выясняют, как их устранить, заграница делает весьма поспешные, слава Богу, выводы, будто немцы под руководством Гитлера начинают голодать и немецкая экономика разваливается. Пусть заграница успокоится. Нам, немцам, нечего скрывать друг от друга. Было бы глупо со стороны правительства все свои заботы взваливать на народ, так же глупо было бы не говорить народу, в каком положении он находится и что нужно делать для всеобщего блага.

Мы — честное сообщество товарищей, объединенных единой судьбой! И нам все равно, что думают или говорят другие, пока ведущие и ведомые в этом сообществе искренни друг с другом. В конце-то концов, каковы мотивы тех, кто так надеется на голоду нас? Это последняя соломинка, за которую они цепляются в своем страстном желании, чтобы в великом противоборстве еврейского большевизма и немецкого национал-социализма национал-социализм утратил свои позиции или проиграл какую-нибудь битву, чтоб еще можно было надеяться, что евреи и большевики все-таки победят в Германии! Такой загранице мы скажем, что ее надежды напрасны.

Будем же счастливы, что у нас в худшем случае несколько дней в году нет масла на хлебе, а не самого хлеба месяцами, как в хваленой стране счастья и благосостояния масс — в Советской России. Пусть знает весь мир, как и те из нас, кто имел когда-либо возможность повидать другие страны, что Германия — самая социальная страна на земле.

Самую первую и безропотную жертву умения министра пропаганды убеждать звали Йозеф Геббельс. Оба приведенных ниже отрывка из дневников Геббельса 1936 и 1937 гг. показывают его не только как гитлеровского придворного в зените власти и влияния, но и как мишень собственной несмолкающей вербальной канонады. Они дают представление о неустанной активности и широких интересах человека, который благодаря многолетнему аутотренингу научился не делать различия между политикой и пропагандой, желаемым и действительным. Отсюда проистекали исключительная энергия и восприимчивость Геббельса, но это стоило ему немалых сил. В дневниках почти нет записей, которые не оканчивались бы замечаниями о том, что он «мало спал» и «смертельно устал».

22 октября 1936 (че[тверг])

Вчера: утром встал — за окном все в снегу. Великолепное зрелище!

Внизу разговаривают. Работал с Ханке. Много дел. Фюрер работает с Майснером. Функ сообщает из Берлина: всё вертится вокруг Италии. Геринг позволяет прессе трещать дальше.

До обеда занят по горло. В Испании националисты делают блестящие успехи. Их победа, пожалуй, вопрос ближайшего времени.

Внизу фюрер с Майснером и Вагнером. Обсуждается и назначается визит Чиано. И организуется с большой помпой, даже слишком большой. Но тем не менее. Майснер весьма остроумен.

Наверху у фюрера обсуждение 9 ноября. В традиционном стиле. Здесь и нельзя ничего менять. Фюрер хочет довести партию до 7 миллионов членов. 10 % народа. Это правильно. Свежую кровь в организацию. Иначе она одряхлеет. Д-р Дитрих попытался интриговать против меня у Геринга. Ничего не вышло. Но все-таки он жук навозный.

С фюрером наедине — оставшиеся у меня вопросы: я должен поддержать Дегреля. Он подходит. Фюрер хочет видеть более национал-социалистическое кино и прессу. Я давно ищу людей. Где их взять? На строительство новых радиостанций фюрер хочет выделить 70 миллионов. Приказ, который мне очень по душе. Мы будем строить самые мощные радиостанции в мире. Москве придется посторониться. Итак, вперед!

С амановским законом о прессе согласен и фюрер. Он очень хвалит Амана. Но д-ру Дитриху больше ничего не обломится. «Франкфуртер цайтунг» — долой. От этой дерьмовой газетенки все равно больше никакой пользы. В НБН[229] посажу парочку тертых пропагандистов. Пусть фильтруют и причесывают все новости. И теперь брошу все силы на антибольшевистское кино.

Театральную политику буду определять только я. Мучману придется подчиниться. И Розенбергу. Шпеер займется берлинским строительством. Д-р Липперт может провести свой закон о Берлине и стать обербургомистром.

Прогулка по снегу/Фюрер трогателен. Дарит меня полным доверием. Жалуется на Гесса, который омещанивает партию. Никакого вдохновения. Парламенты гауляйтеров ни к чему. Больше давать направление, меньше заниматься склоками. И либо никакого представительства — либо правильное, приличное, великодушное и элегантное. У Гесса на это нет чутья. Фюрер хочет больше заботиться о гауляйтерах.

30 января он хочет принять всех рейхсминистров в партию и наградить их золотым партийным значком. Потом это будет высший немецкий орден. Правильно.

О Бормане фюрер говорит с одобрением. Он энергичен и осмотрителен.

Наговорившись и устав, возвращаемся. Еще проблема критики. В перспективе ее нужно совсем ликвидировать. Должны быть только отчеты о событиях. Как в политике. Дураки не могут критиковать умных. Если человек что-то может, пусть проявляет свои способности не в критике, а в работе.

Пора. Прощаемся с фюрером очень сердечно и доверительно. Он очень расположен к нам с Магдой. Провожает нас вниз к машине и еще долго машет нам вслед.

Едем в Берлин с фрау Брандт. Вся берлинская пресса пишет о визите Чиано. Это она хорошо делает. Я работаю с Ханке, использую результаты своего визита, читаю, пишу, диктую. Работы накопилась гора.