– Люблю поговорить с теми, кто не фонит мыслями. – разогнул он углы коленей. – А на самом деле, я тут закончил. Мне бы в начерталке попрактиковаться.

Шнурок пропустил по всей длине фиолетовые искры.

– Это я люблю, это пожалуйста. Мелок? Уголек? Правая? Левая?

Северин закрыл дверь вивария. Тень Игоревна оперлась на землю тремя тонкими иглами.

– Мне мел как-то спокойнее. – сказал подросток. – Можно попробовать симметрические и зеркалки.

– Зеркалки на угле проще.

Следующая дверь за виварием – начертательная: стены пол и потолок – все из полированного ореха и благородно предоставлено к услугам тех, кому лень учить страницы заклинаний на очередном вымершем языке, а потом петь их по три часа без права на ошибку. Сейчас стены на две трети высоты были заполнены мело-угольной зеркалкой, с симметричным сердцем, повторенным в точности на потолке. Майский взорвался проклятиями.

– Андрей не убирает за собой в принципе? Чтоб у него отсохло. Дома убираюсь, здесь убираюсь, в машине убираюсь. Как хворост сухой хрустеть будет. Нашел уборщицу! – плюнул он. – Никакой помощи в этом дурдоме. – Северин был уже в соседней с начертательной кладовке, с влажной тряпочкой в руке.

– Стой, малыш! – остудила его бесконечная ведьма. – Ты сначала посмотри, что это. Может, это тебе… – и после короткой паузы, в своем излюбленном тоне, по которому было понятно, что урок начался, Тень Игоревна сказала: “И, может, это совсем не Андрей…”

Северин отложил тряпочку, смягчился, Тень Игоревна протянула ему одну из своих иголочек. Не робея, он взял у трехмерной проекции бесконечной Тени Игоревны на эту реальность одну из ножек, указал на самый край зеркальной последовательности, который представлял собой пару ровных угольных рельс с меловыми кривыми шпалами. Ткнул в одну из тысячи тильдоподобных белых закорючек.

– Полулемниската.

– Точнее, пожалуйста.

– Нижняя, стабилизация за счет пространства.

– А почему нижняя?

– Ну потому что ось слева, левая половинка полулемнискаты вниз смотрит, значит, при прохождении момент вниз, а компенсаторный из пространства вверх, и как раз в этот момент половинка поворачивает наверх, сливаясь с компенсаторным и уходит в рельсу, а рельса идет в центр.

– А что в центре?

– Ну, видать, целевой контур.

– А о чем он?

Северин подошел к округлой границе симметричной на полу и потолке части.

– Что не заходишь? – поддела Тень Игоревна.

– Ну, как. – улыбнулся он.

– Опять без защитных чар ходишь?

– Как я буду защищать себя от того, чем хочу владеть?

– Ты серьезно?

– Да.

– Надеюсь, ты сейчас прикалываешься. – сказала Тень Игоревна, ее проекция поерзала по полу.

– Если бы… – протянул он.

– Знаешь, я не думаю, что я хочу твоего восхождения. Честно.

– Спасибо за честность. Хочешь знать, чего именно ты не хочешь?

– О чем может мечтать Мечник? – холодно проныла ведьма. – Только о мировой войне.

– О, как ты догадалась? – Северин обнялся с переливающейся черным агатом иглой, улыбнулся. – Я бы устроил мировую войну, моя дорогая. Страшную, как все войны. – он закрыл глаза. – С белыми горами мужских черепов. Но посрывает их с тел не взрывами бомб, не очередью свинцовых семян, и даже не огнем преисподней… Это будет война одной ночи, когда в сумрак каждого алькова, тихо-тихо и скромно-скромно, как всегда, пожалует жена со своим любимым ножом, и за одни только сутки вся Земля распустится в розах, а небо рассыпется в Волопасах, и я, там, цитриновым светом звезд посмотрю на них, на женщин: на моих прекрасных убийц, на моих королев, на отстоявших остротой шипов право на мед лепестков и каждодневный блеск студеной росы. На восставших ради самих себя и меня. Посмотрю сверху вниз. Любящий, как король.

– И через сколько лет твоего правления человечество вымрет?

– Ах, – Северин открыл глаза, – оно и так вымрет, разве нет?

– А если это неправда?

– В это верит слишком много сильных людей, чтобы это внезапно стало неправдой.

– Ты темный волшебник.

– Так точно. Поэтому, я не строю чары защиты. Такие, как я, выносят все, включая волны, за счет врожденного резерва, а если эта прелесть – показал он на пол – для разворота требует энергии больше, чем в моем резерве, она использует мою магию жизни, и я мгновенно, совершенно точно, безусловно, окочурюсь.

– То есть ты не защищаешься даже от волн?

– Да не то чтобы это было как-то больно…

– Маньяк. – с чувством заявил шнурок. – Мы отвлеклись. Что делает контур?

– А, ой. Ой-ой-ой. – расплылся Северин в улыбке. – Это контур на твой день рождения!

– Как видишь, сердечко оптимальное и все на Мечах, так что тебе будет удобно им управлять. Рельсы же я сделала зеркальными, но мне кажется, что ты сможешь сделать асимметричный дендроид.

– Да, у меня всегда с него как-то проще черпать, ну и, в отличие от рельс, на него можно интергум-знак вешать, а это мечевой знак, он у тебя и в круге есть, кстати, только в неявной форме.

– У меня? Покажи!

Северин указал иглой на пустое место, между двумя сливающимися к центру, черными извилистыми линиями и это пустое место было похоже на известный людям знак интеграла: изящно вытянутая латинская "S".

– Точно, он. Но не переборщи, он в обе стороны работает. Тебе нужен перерыв на что-то человеческое? – спросила Тень Игоревна. Северин тут же отпустил иглу.

– О, да!

– Сколько?

– Час.

– Хорошо, как вернешься, попробуем эту вещь, посмотрим, работает ли вообще.

С этими словами Тень Игоревна и загнулась сотней параллельных рельс, упала на пол и исчезла. Северин посмотрел на часы: рабочий день закончился полчаса назад.

Не останавливаясь ни на секунду, влекомый искрами и огнем известной каждому нецелованному юноше мотивации, уже разведя порядочный пожар и подняв все мурашки на тощем теле, Северин поднялся в Белый, будто уже стал королем. Разрушенные стены и ключи от города, серый дым ее тонких губ и слеза ее голубых глаз. Грядет славный конец порно-фанатичной эпохи, волна набросится на его раскаленные скалы, его пожар затопит, шипя, с криком, на плитах вскипит вода с солью и поднимется к небу белесый пар.

А вот и дверь, и она открыта. Северин дернул на себя ручку.

На полу кабинета Веры Павловны сидела Лидия. Она испугалась его, по обыкновению подняла руки и плечи. Плита. Лед. Дым. Только через долгие две секунды этот серый дым рассеялся и Северин увидел саму Веру Павловну, растянувшуюся своей длинноногой фигурой на полу, со своей безволосой головой на серой юбке волшебницы.

– Ты так ее расстроил результатом аттестации, – сказала Лидия, взгляд ее картинно указывал на без двух глотков пустую бутылку коньяка. В кабинете ощущался острый запах рвоты. – К тому же пятница, вечер, сам понимаешь, она с утра четверга уже всегда пьяная…

Северин только и смог, что прикрыться дверью, ведь прикрыться было необходимо: плиты, пламя, разрушенные города. Было.

– Считаешь, мне не нужно было соглашаться на аттестацию сегодня?

– Считаю, что ты о себе много думаешь. Я просто объясняю, что происходит.

– Прости. Я сбегаю за крассе вассер.

– Да, спасибо.

Северин развернулся на пятках, коридор Белого, нейтральная лестница, родной коридор, кухня, лаборатория, третий холодильник слева, вторая полка, номера 5, 6 и 8.

Крассе вассер – прекрасная или же, дурная вода, состоит из трех простых зелий: “Прозревающий Джо” за номером 6 – полностью купирует действие ароматических веществ в некачественном алкоголе, а также является единственным известным антидотом метанола.

“Песня храбрых” под номером 8 – зелье на основе вулканической пемзы и бравых гимнов, основным эффектом которого является самая осознанная бодрость.

И наконец, “Viva la vida”, пятый номер – спокойствие желудка, преображение, жизнелюбие, а так же умеренный заживляющий эффект.