– Оксана… – покачал головой он, – ты видела его, Оксана… – уже лишенный всяких сомнений, Северин приклеил оранжевый листок к стене, тот в секунду почернел и рассыпался в пепел.

– Да, дела…

Prosecutor veritas – чары, создающие бессмертного, неуправляемого, устойчивого к любой атакующей магии и разрушающего любые барьеры преследователя, развивающего скорость до ста двадцати километров в час, способного к научению и телепортации. Если первичное гнездо, совокупность чар создания, тень его яростной силы, заставляет людей кидаться на ближних, то сила самих чар, покинувших это гнездо, трудно переоценить. Волшебник попятился назад от стены, не спуская с нее глаз. Руки его пытались набрать номер Андрея, но тот позвонил сам: динамики взорвались воем, хотя телефон у подростка всегда на беззвучном.

– У меня первичное гнездо Prosecutor veritas, Андрей.

– Да, – на заднем фоне слышался женский крик, Андрей был спокоен, – вижу.

– Только не говори, что он…

– Твой зачет по генеалогии отменяется, надеюсь, ты рад.

– Нет, Андрей! – распахнул глаза подросток.

– У меня к тебе просьба, – звон разбившихся барьерных чар, Андрей бежал, – собери все, что можно в гнезде, чтобы установить автора и бегом в Суд Правды. Настаивай на высшей мере. Мне это важно.

– Андрей!

– Увидимся в следующих жизнях!

На этом связь прервалась. Северин осел на бордюр, обнял колени и тихо рассмеялся, глядя на месторождение монстра. Все исторически известные случаи создания P. veritas приводили к одному единственному финалу: жертва была уничтожена. Именно P. veritas считается причиной вымирания летающих воинов света, что значительно приблизило в свое время победу тьмы и наступление эры людей. Говорят, его впервые создал маг изобилия, чтобы следить за женой, но, как это бывает у ревнивцев, вся их слабость переходит в ярость, и кончилось это печально для объекта его скупой, уродливой любви. Как известно, то, что непригодно для любви или хозяйства, обязано, чтобы не исчезнуть, как телевизор с водяным экраном, отличиться успехом в войне. Возможно, если бы это знание так и осталось неизведанным, а среди магов Монет не было бы неуверенных в себе трусов, на Земле все еще продолжалась бы эра волшебников, с присущим ей равновесием тьмы и света.

Таким образом, зло всегда побеждает за счет слабости, что противника, что своей собственной. У Андрея объективно не было шансов против такого существа. Майский поднялся, подошел к стене. Снял с нее индикаторы. Не сказать, что он испытывал какие-то нежные чувства, или, не дай бог, семейную преданность: сложно такое испытывать к человеку, почти ежедневно до трех ночи стучащим изголовьем своей кровати тебе в стену. Черное облако он многократно сфотографировал на мобильный, благо техномаги наконец-то сделали ривиль-расширение для камер. Юному Майскому оставалось только игнорировать яркие фантазии о том, как заклинание оторвало магу смерти голову, и продолжать работать. Он достал из внутреннего кармана куртки пачку бумажных салфеток, приложил одну к стене.

– Ну давай! – нахмурился маг. – Или слово силы хочешь?

Первичное гнездо закрутилось, уменьшилось, поползло на салфетку.

– Вот то-то же! Уродливое заклятие, я бы в тебя высморкался, было б чем. Фу, мерзость! Полы тобой мыть, грязь из под холодильника, тараканов тобой избивать, крыс душить… Я же Андрея не люблю, я не за него злюсь. Ты тварь. Ты сволочь. Ничтожество. Уродливая клякса.

Под ругательства гнездо активно скомкалось, разместилось на салфетке и замерло, лишь нетерпеливо играя по краям, отзываясь приятнее всего на слова “клякса” и “мерзость”.

– Ай, клякса-клякса… – протянул волшебник, присев на асфальт и начав сворачивать салфетку. – Мерзкая клякса… – первый узор был похож на собаку, Северин сфотографировал его, развернул салфетку, начал скручивать ее снова. – черная и уродливая… – трубочка получилась буквой “Н”, маг сфотографировал и это. Сворачивая салфетку в одиннадцатый раз, он не выдержал и сказал: “Да сколько вас тут?” А в двенадцатый пятно в неявном виде выдало ему муху без лапок, и подросток взвыл, увидев символ своего знакомого.

– Нет… только не Сема… Нет…

Северин свернул салфетку еще двадцать раз, каждый раз разочарованного складывая брови, когда видел знакомый знак: отрубленный палец, половину бабочки, басовый ключ, девятилучевую звезду… Все свои. Всех в топку. Когда салфетка перестала давать сведения, юноша бросил в нее спичку и растоптал пепел, ругаясь словами повзрослее и пожестче. После этого собрал остатки в зип пакет.

Спустя два часа метро и электрички, за которые прошел и растаял первый в году снег, он добрался до окрестностей Обнинска, и в мрачном бессилии ударил головой в тяжелые кованные ворота. Их дребезжащий звук напомнил звук гонга. Он ударил еще. Ему открыла женщина торжественно увядающей красоты, с высокой прической, в старом пуховике поверх домашнего платья.

– Здравствуйте, Ульяна Игоревна. – почтительно кивнул маг. – Можно мне… – он указал на трехэтажный сруб с дымом из трубы и резными совами под крышей.

– Прости. – быстро сказала женщина, выдыхая клубами пар. – Принес?

– Да. – он достал зип пакет, телефон и использованные индикаторы. – Отчет уже отправил, пароля нет, в галерее фотографии и запись разговора, где покойный просит высшей меры для всех причастных.

– Ой, сколько всего! – она неловко схватила то, что высыпал ей в руки темный. – Я и забыла, для чего все это нужно… Такая все таки работа у вас.

– Да уж, работа закачаешься. – втянул в себя сопли Северин.

– Хочешь, я вынесу тебе чашку чая?

– Да нет. Я домой.

– А как ты? – жалостливо сложила она тонкие брови.

– Переночую один, мне так спокойнее. Потом поеду к родным.

– А у тебя есть?

Северин немного помолчал.

– Интересные намеки у вас, Ульяна Дмитриевна.

– Я думала, ты сирота, прости.

Дмитрий Дмитриевич выглянул из окна кухни.

– Уля, простынешь! – безапелляционно прозвучал его низкий голос из теплого светлого дома.

– Все, убегаю, – сказала женщина громко, – точно не хочешь чаю? Я вынесу. Чашку на заборе повесишь, чтобы собаки не унесли.

– Чтоб ты пятнами пошла от своего чая, клякса мерзкая. – как на духу ответил темный волшебник, расцветая малодушной улыбкой.

Ульяна Дмитриевна вскинула подбородок и захлопнула калитку.

Когда подросток поднялся на пятый этаж сталинки на Сухарях, было уже темно. Северин увидел, что дверь в квартиру распахнута и обреченно вздохнул. Не было ничего удивительного в том, что Андрей смог добежать до дома. Все таки он прыткий был демон. Это и было его чертой. Эдакое шутливо-плутовское бессмертие. Судя по кровавому следу в коридоре, там, дома, шутника и настиг преследователь.

– Пожалуйста, только не дома…

Северин встряхнул плечи, ему очень не хотелось видеть поверженного волшебника, с гримасой боли на остатках лица. Хоть и не было ничего в этом противоестественного для мира темной магии, ему все равно здорово щипало глаза. Живое сознание мага безумия создало картину дома в ярчайших красках, поэтому, когда он вступил в прихожую и действительно нашел там Андрея, он оказался, совсем не готов к увиденному. Северин разрыдался, как девчонка. С обреченностью третьеклассницы, пенал которой высыпали в толчок. Да, маг лежал. Да, он был в крови. Но в его руках, длинных, раскинутых в стороны, лежал разорванный надвое Prosecutor veritas. Его черная кровь по всем углам прихожей и тихо поднимающаяся на вдохах грудь Андрея говорили о том, что произошло… чудо.

– О, Северин. – пробормотал маг смерти, – У меня будет к тебе просьба.

– Что угодно. – умывался он запястьем, щеки и глаза у него покраснели.

– Можешь меня поджечь?

– Конечно! – крикнул он, запирая дверь. – Да, сейчас. Прям здесь?

– Я переберусь в ванную.