— Гулять, — приказываю я ему, открывая дверь в стойло, но конь едва шевелится.

Кажется, он делает небольшое движение назад, в сторону Габриэллы, и мне стоит больших усилий не показать, что это движение вызывает у меня опасение. Галард никогда раньше не реагировал ни на что, кроме контроля, и сейчас определенно не время для испытаний.

Габриэлла поднимает на меня глаза, как только слышит мой голос. Несколько прядей ее волос распущены и падают на лоб, но я не позволяю себе сосредоточить внимание ни на этом, ни на каком-либо другом участке ее тела, пока. По крайней мере, пока она не заговорит.

— Все в порядке. Не ругай его, Галард уже извинился передо мной. — Я трижды прокручиваю в голове ее слова, прежде чем их полное отсутствие смысла отражается на моем лице.

— Что?

— Он извинился передо мной, — повторяет она, а затем стонет от боли, пытаясь пошевелиться. Интересно, как сильно она ударилась головой. Если судить по ее положению, то очень сильно и прямо в стену.

— Галард! — Имя животного вырывается между зубами, когда в моих жилах поселяется небывалое желание добраться до Габриэллы и проверить ее состояние.

— Не ска..., — начинает она, но останавливается, снова задыхаясь от боли, и я решаю, что поставить Галарда в стойло - не более приоритетная задача, чем добраться до моей малышки.

В любом случае лошадь не станет нападать на нее снова, когда я здесь. Однако, когда я делаю шаг, намереваясь сократить расстояние между мной и Габриэллой, Галард бросает мне такой явный вызов, что я останавливаю свой шаг, ошеломленный. Заметив поведение животного, Габриэлла с некоторым трудом испускает долгий вздох.

— Все в порядке, Гал. — Она только что назвала Галарда по прозвищу? Гал? — Он не будет спорить ни со мной, ни с тобой. Он понял, что это был несчастный случай, — объясняет она, будучи абсолютно уверенной, что лошадь слушает ее, и я с удивлением наблюдаю, как Галард отступает, а затем поворачивается спиной ко мне и приближается к Габриэлле настолько, что может коснуться ее мордой.

Самое несносное животное Сицилии ласкает лицо Габриэллы, и я моргаю, не в силах поверить в то, что вижу. Девочка издаёт болезненный смешок и продолжает разговор с лошадью.

— Я знаю. Я знаю. Все в порядке, Гал. Я уже сказала, что простила тебя, не драматизируй. —Наступает пятисекундная пауза, во время которой, видимо, голоса в голове Габриэллы шепчут ответ, который она приписывает лошади, прежде чем бразильянка снова заговорит. — Я в порядке. После душа я буду выглядеть отлично, но что с твоей лапой? Тебя укусила змея, Гал?

Я смеюсь, не в силах сдержать себя, потому что она бредет. Габриэлла в бреду! Ее сбило животное размером с Галларда, и теперь она гладит его и пытается успокоить, беспокоясь о здоровье лошади, в то время как ее собственное тело явно нуждается в уходе.

Габриэлла улыбается мне в очередной бессмысленной реакции. Ей больно, она переживает за лошадь больше, чем за себя, и улыбается мне. Это результат сотрясения мозга. Так и должно быть. Даже она не может быть настолько неразумной.

Я качаю головой из стороны в сторону, медленно отрицая это, но улыбка на моем лице отказывается умирать.

— Ты можешь помочь мне встать? — Спрашивает она, пробуждая меня от оцепенения, в которое меня погрузила невероятная ситуация, и я начинаю двигаться. На этот раз Галард не вмешивается, и мне удается добраться до девушки.

Я опускаюсь рядом с ней на колени и ощупываю ее тело, ища переломы. Она хнычет, когда я касаюсь ее ребер, но ничто не указывает на серьезную травму, и я не скрываю облегченного вздоха, который вырывается у меня.

— Я собираюсь поднять тебя, — говорю я ей, обхватив ее руками за шею и пропустив свои под ее спиной и коленями. Она кивает, подтверждая, и я встаю, увлекая ее за собой.

Держа ее на руках, я поворачиваюсь, готовый покинуть конюшню. Однако пять пар глаз, которые я нахожу, уставившись на меня, останавливают меня. Моя мать, мой отец и три моих брата находятся в конюшне и наблюдают за происходящим с изумлением, которое было бы оправдано, если бы вместо меня, держащего Габриэллу на руках, перед их глазами стояла сама Ла Санта с розой и кинжалом.

Я даю им не более двух секунд, прежде чем начинаю идти, хотя тот факт, что забота о Габриэлле помешала мне заметить появление пяти человек, да, заслуживает внимания. Но не сейчас. Однако почти шепчущий голос малышки заставляет меня остановиться, опасаясь, что я причинил ей какую-то боль своим движением.

— Дон. — Я понимаю, что она впервые называет меня так. Ты и сэр - почти всегда ее любимые формы обращения, за исключением тех случаев, когда она кончает, когда Габриэлла выкрикивает мое имя. Я смотрю вниз на ее лицо, и ее темные глаза наблюдают за мной, волнуясь. — Что ты делаешь?

— Несу тебя домой.

— Я могу идти, сэр, — мягко говорит она, и смех, вырвавшийся из моего горла, лишен юмора.

— Нет. — Я возвращаюсь к ходьбе и смотрю прямо перед собой.

— Дон.

— Нет, Габриэлла.

— Витторио. — Голосом, который слышу только я, она призывает к близости, и все, что я делаю, это снова смотрю ей в лицо. — Люди смотрят, — говорит она так, словно мы совершаем величайшее из преступлений.

— Ну и пусть.

***

— С ней все будет в порядке, Дон. Сотрясения мозга нет. Синьорине просто нужен отдых. От пореза на лбу, вероятно, останется шрам, но ничего слишком заметного. От лекарств у нее будет сонливость, — предупреждает доктор, и я киваю. — Если что-то изменится, звоните. — Он собирается, и я киваю в знак молчаливого согласия. Невысокий лысый мужчина кланяется, прежде чем уйти.

— С Галардом все в порядке? Они убрали змею из его стойла? — Это первый вопрос, который задает Габриэлла, лежащая в моей постели, когда закрывается дверь.

Мне не следовало приводить ее в свою комнату, но я не собирался оставлять ее в другом месте. Мой взгляд останавливается на повязке на ее виске. Шрам.

Если меня беспокоит, что у Габриэллы есть чужая метка, это еще одна вещь, которую я не должен делать. Однако, как бы я ни игнорировал первое, примитивный инстинкт обладания, управляющий моими мыслями, когда речь заходит о девушке, игнорирует и беспочвенность второго.

— Да. Стойла других лошадей тоже были проверены на наличие других, если ты беспокоишься. — Вторая часть ответа - откровенная ирония. Однако Габриэлла, похоже, этого не замечает, потому что облегченно вздыхает, услышав заверения.

— Расскажи мне, что случилось, — приказываю я, подходя и садясь на кровать рядом с Габриэллой. Несмотря на то, что я уже просматривал камеры наблюдения, в увиденных кадрах так мало смысла, что мне нужно убедиться, что я все правильно понял.

Темные глаза девочки ищут мои, и она пытается пошевелиться на матрасе, но хмурится от дискомфорта и сдается. Осознание того, что ей все еще больно, беспокоит меня, потому что доктор должен был все исправить.

Я поднимаю руку к повязке на ее лбу и осторожно касаюсь ее пальцами, затем скольжу к ее лбу и провожу по щеке и линии челюсти Габриэллы. Она удовлетворенно вздыхает, как будто это прикосновение как-то успокаивает ее.

— Я гуляла по конюшне, — говорит она, не поворачивая шеи в мою сторону. — Я обнаружила, что мне нравится разговаривать с лошадьми. — Я проглатываю ироничное фырканье, потому что, судя по тому, что я видел сегодня, я бы сказал, что отношения Габриэллы с ними несколько выходят за рамки этого, в основном с Галардом, но до этого мы еще дойдем. Я не прерываю ход ее мыслей. — Внезапно Гал заволновался, стал стучать по стенам и двери кабинки. Мне это показалось странным, ведь он всегда такой величественный, внушительный. Галард смотрит на мир так, словно его единственная функция - быть вселенной. — Я киваю, забавляясь тем, как просто и в то же время точно она все описала.

— Почему ты не позвала сотрудника, Габриэлла?

— Поблизости никого не было. А когда я подошла ближе, то увидела змею под кабинкой. — Я сужаю глаза, когда она опускает тот факт, что наклонилась, чтобы заглянуть под дверь. — Я увидела змею и подумала, что лучше открыть стойло, чтобы Галард мог выбраться. Он был очень напуган, но я бы тоже испугалась. Кто бы не испугался змеи?