Переводчик канал - t.me/HotDarkNovels

Alla sacra il mio onore.

(К священной моей чести.)

Alla sacra la mia fedeltà.

(К священной моей верности.)

Alla sacra il mio silenzio.

(К священному моему молчанию).

Alla sacra la mia verità.

(К святой моей правде.)

Sono nato nel sangue, morto nel fuoco,

(Я родился в крови, умер в огне).

e sono rinato dalle ceneri.

(И возродился из пепла).

Solo alla sacra mi inchino!

(Только перед Святым я преклоняю колени!)

ГЛАВА 1

ВИТТОРИО КАТАНЕО

Знакомый импульс проходит через все мое тело, когда мой закрытый кулак врезается в ребра стоящего передо мной человека. Не прекращая ни на секунду двигать ногами по мату, я возвращаю руки в защитную позицию, защищая лицо кулаками, в то время как солдат, с которым я сражаюсь, пытается устоять на ногах. Он пошатывается, но как только восстанавливает равновесие, нападает на меня, делая ставку на скорость своей реакции как на элемент неожиданности. И, возможно, это сработало бы, если бы не я был его противником. Я сгибаю колени, уворачиваясь от его атаки, а затем сцепляю правую ногу с его левой и валю его на землю.

— Ты мертв, — говорю я, прижимая предплечье к его шее, и зрачки мужчины расширяются от осознания поражения. Одно движение, и я могу сломать ему шею, прямо здесь и сейчас.

По моему лицу и спине стекают бисеринки пота, слой которого покрывает всю мою кожу, и становится толще. Мальчик открывает рот, словно намереваясь извиниться, но закрывает его, вовремя осознав, какой ошибкой это было бы. Слабость предлагает только два варианта, и извиняться за то, что тебе стыдно быть слабым, не входит в их число: либо ты выгребаешь, либо умираешь.

— Оставь детей в покое, брат. Сразись с кем-нибудь своего размера. — Я поднимаю глаза и вижу, как Тициано пролазит через канат на ринг.

Обычная легкая улыбка на его губах не скрывает того, что показывает его обнаженное тело, одетое лишь в многочисленные татуировки, и боксеры: что бы этот чертов человек ни собирался делать в тренировочном центре, встреча со мной не входила в планы. Внезапная смена планов может означать только одно...

То немногое расслабление, которого я добился благодаря ударам руками и ногами за последний час, исчезает, и я встаю, молча отстраняя мальчика, которого я практически задушил. Это будет ему хорошим уроком.

— Выливай, — требую я, когда Тициано останавливается передо мной, заканчивая наматывать последний круг защитного ремня в своих руках, и если у меня и были какие-то сомнения в том, что выход на ковер – это изменение его маршрута, то сейчас они исчезнут.

Мой брат не против сдирать кожу с костяшек пальцев, если только ему не нужно поддерживать фасад вежливости, и он почти никогда не делает этого. И если ему есть куда идти, то здесь его точно быть не должно. Тициано выгибает шею в одну сторону, затем в другую, а затем переходит в атакующую позицию и пожимает плечами.

— У меня нет хороших новостей, так что сначала я заглажу свою вину перед тобой, — предупреждает он, нанося первый удар, и я легко уклоняюсь от него.

Но, в отличие от тех, кто выходил на ринг до него, недобосс не боится бить меня и добавляет к первому удару серию попыток. Один из ударов попадает мне в плечо благодаря достаточно быстрой реакции, чтобы удар не пришелся в лицо.

Кому-то моего размера, вообще-то.

Я сплевываю на землю, а затем, двигая ногами и плечами, иду вперед, не теряя бдительности. Брат уклоняется, наступая, когда я отступаю, и отступая, когда я наступаю, интенсивность обмена ударами сглаживается только ожиданием того, что скажет и не скажет этот сукин сын.

— Сегодня я не чувствую себя особенно терпеливым, Тициано, — говорю я, и он улыбается, прежде чем ответить.

— Ты всегда нетерпелив, дон.

— Тогда почему ты продолжаешь испытывать мое терпение, которого, как ты знаешь, у меня нет? — Я подаюсь вперед, понимая, что даю себе шанс получить удар по ребрам. Удар проходит, но не останавливает меня. Я продолжаю, пока мой брат не оказывается прижатым к канатам.

Его тело, уже такое же потное, как и мое, выдохшиеся и совершенно не защищено, а руки он держит поднятыми перед лицом в очередном осторожном жесте. Первый удар приходится ему в живот, второй - в ребра, третий - в грудь.

Цивилизованная улыбка меняется, превращаясь в маниакальную, к которой я привык, когда мы с Тициано были еще детьми. Всего три года разницы, и я уже давно имею дело с этим сукиным сыном, иногда гораздо дольше, чем мне хотелось бы.

Расчетливым движением мой брат валит нас на землю, освобождаясь от сковывающих его веревок. Минуты поглощаются ударами, которыми мы обмениваемся, пока, наконец, младший босс не решается открыть рот.

— Груз, который должен был прибыть в Техас сегодня утром, не прибыл, — объявляет он, отступая назад и опуская руки. Я замираю на середине движения, не давая себе возможности ударить его снова, понимая, что его готовность говорить – это конец нашей схватки.

Я бесцельно двигаю глазами из стороны в сторону, гоняя по кругу собственные мысли, прикидывая, что делать с этой информацией.

— Почему?

— Это я и собираюсь выяснить. У меня встреча с министром безопасности... — он поднял запястье и посмотрел на часы, — через час. Именно его контакты в Соединенных Штатах должны были обеспечить безопасное прибытие груза.

— Где он находился, когда мы в последний раз слышали о нем?

— В Нью-Мексико, прошлой ночью.

— Во всем этом есть что-то подозрительное, — говорю я, отходя от центра ковра и доставая полотенце, висящее на веревках. Я вытираю лицо и плечи, а затем откидываю влажные от пота пряди волос назад, пока в голове крутятся мысли о том, что может означать исчезновение груза.

Я облокачиваюсь на канаты, окидывая взглядом тренировочный центр: по меньшей мере тридцать человек кружат по огромному помещению, используя тренажеры. Его легко можно было бы принять за обычный спортзал, если бы не картина на стене напротив двери. Крест, роза и кинжал нанесены на бетон так же, как они вытатуированы на коже каждого из мужчин, циркулирующих по комплексу, включая меня. Все это, вместе с подземными этажами, невозможно спутать с чем-то обыденным. Нет, именно здесь Ла Санта выковывает своих бойцов в поту, огне и пепле.

Тициано следует за мной, подбирая с пола бутылку с водой выливая себе на лицо, а затем тоже опирается на канаты.

— Согласен, использовать груз в качестве приманки для ЦРУ было хорошей идеей, — говорит он, и я киваю.

— Если это действительно связано с ЦРУ. Мне нужны новости, как только ты их получишь.

— Будет сделано, Дон.

— Мне также нужны глаза и уши Маттараццо. Мы и так уже слишком много сделали для этого сукиного сына, чтобы он оказался неспособным гарантировать безопасность партии оружия. Если он не будет полезен мне, когда он мне нужен, то он мне вообще не нужен.

— Все уже сделано, — констатирует он, и меня это ничуть не удивляет.

Тициано получил должность младшего босса не потому, что он мой брат, ни один из моих братьев не получил. В отличие от Cosa Nostra, в Саграде не поощряется семейственность, кровь важна, но это не все. Если бы каждый из них раз за разом не доказывал, что он способный человек, они не были бы там, где находятся сейчас. Даже я, будучи первым сыном своего отца, не занял бы место дона после его отставки, несмотря на его рекомендацию, если бы не доказал, что способен это сделать. И я это сделал. Сделка за сделкой. Смерть за смертью. Визит за визитом в ад, а за двадцать шесть лет, прошедших с тех пор, как я получил распятие, розу и кинжал, их было немало. В тридцать восемь лет во мне нет ни одной частички, которая не принадлежала бы Саграде.