Воздействие стихов тем сильнее, чем больше они совпадают с настроением детей, поэтому важно учитывать, что и когда читать. 1 Мая и 7 Ноября вы вместе с детьми ходили на демонстрацию или смотрели по телевизору трансляцию праздника с Красной площади и, исполненные высоких гражданских чувств, обратились к поэзии о Ленине, о Родине. С трепетным волнением ребенок воспримет эти стихи и на семейном празднике, устроенном в честь его вступления в октябрята или пионеры82.
Советы Тимофеевой подчеркивают первостепенное значение контекста и эмоциональной составляющей в прививании патриотических чувств детям: воспринятый в соответствующее время поэтический язык наделяет гражданские ритуалы особым смыслом, насыщает их эмоционально и делает неотъемлемой частью жизни. В воображаемом сценарии, описанном Тимофеевой, патриотические строки становятся соединительной тканью между прошлым, настоящим и будущим: сначала Октябрьская революция, потом парад в честь праздника на Красной площади и, наконец, будущий прием ребенка в одну из детских коммунистических организаций. Как понять, что поэтический язык оказывает нужное, формирующее идентичность воздействие? «Трепетное волнение» ребенка явственно показывало, что у него возникла необходимая эмоциональная реакция. Более всего тут интересно не само по себе наличие патриотических стихов для детей, а четкие инструкции по тому, как использовать их в семейной обстановке, чтобы государственные праздники и гражданские ритуалы превратились в волнующие, полные смысла события83. Советы Тимофеевой интересны для исследователя именно потому, что ее взгляды демонстрировали самую сущность широко распространенных в советское время представлений о месте поэзии в жизни, включая гражданскую роль поэтического слова.
Если сказки и поэзия были важнейшими жанрами для самых маленьких детей, то для детей в возрасте от семи до четырнадцати, как и во многих других культурах, главенствующую роль играли короткие и длинные произведения в прозе. В семь лет большинство детей начинали читать самостоятельно, и прозаическое повествование позволяло им расширять свой когнитивный горизонт независимо от родителей. Согласно Тимофеевой, «ребенок размышляет над характерами героев, мотивами их поступков, а это учит лучше понимать самого себя, свои мысли, чувства, побуждения»84. Рассказ и повесть становились наиболее подходящим чтением для детей этой возрастной группы. Среди популярных прозаических поджанров преобладали приключенческая повесть, научная фантастика, литературная сказка, школьная повесть и историческая проза. Неудивительно, что революция 1905 года и революция 1917 года оказались популярными темами приключенческой повести, рассказывающей о начале советской эпохи и сочетающей в себе исторические факты и приключенческий нарратив85.
После того как в детской литературе закончился период смелых экспериментов в области эстетики авангарда, который характеризовал 1920‐е годы, и в официальной эстетической политике повсеместно утвердился социалистический реализм, привлекательность существующего уже без малого столетие приключенческого повествования только возросла. Книги Аркадия Гайдара приобрели огромную популярность в 1930‐х годах и продолжали активно переиздаваться даже после окончания советской эпохи. Это особенно относилось к его произведениям в поджанре «патриотического путешествия», таким как «Голубая чашка» (1936) и «Чук и Гек» (1939), а также к «Тимуру и его команде» (1940). В книгах Гайдара полное соответствие эстетическим и идеологическим требованиям сочеталось с изображением детей-героев, оказывающихся в разных местах необъятной Советской империи; герои возвращались домой нравственно окрепшими благодаря самоотверженным поступкам, совершенным ими самими или теми, кого они повстречали на своем пути.
В XIX веке приключенческая повесть, литературная сказка и исторический роман приобрели значительную популярность во многих культурах, в XX веке к ним присоединилась научная фантастика. В этом отношении западное литературное влияние играло центральную роль в развитии советского детского канона, несмотря на постоянные усилия избегать этого влияния в политической и социальной сферах. Достаточно неожиданно одними из самых известных и любимых произведений советской детской прозы стали вольные адаптации западной классики: «Пиноккио» (1883) Карло Коллоди, «Волшебника из страны Оз» (1900) Фрэнка Баума, «Истории доктора Дулиттла» (1920) Хью Лофтинга и «Винни-Пуха» (1926) А. А. Милна. Советские адаптации этих произведений – «Золотой ключик, или Приключения Буратино» (1936) Алексея Толстого, «Волшебник Изумрудного города» (1939) Александра Волкова, «Доктор Айболит» (1929) Корнея Чуковского и переложение «Винни-Пуха» (1958) Борисом Заходером – пользовались невероятной популярностью, по ним неоднократно снимались игровые и мультипликационные фильмы86. Сегодня многие из этих текстов можно было бы обвинить в плагиате, однако в то время они считались литературными адаптациями87. Регулярное появление культурных заимствований и в ранний имперский период, и в начале советской эпохи, и в первые постсоветские годы подчеркивает существенную роль переводов и переложений во времена резких культурных перемен – феномен, который мы обсудим подробнее во второй, третьей и четвертой главах.
Различные подходы к содержанию и моральным ценностям подчеркивали заметную разницу между исходными западными текстами и их советскими адаптациями. Приведем только два примера. Всем известна история «Пиноккио» Коллоди: сюжет книги строится на мечте куклы-марионетки стать настоящим мальчиком. В советской адаптации герой так и не становится человеком; основной упор делается на коллективное усилие противостоять владельцу кукольного театра, жестоко эксплуатирующему актеров: марионетки объединяются для того, чтобы создать новый театр, в котором все равны88. Когда Буратино наконец находит желанный золотой ключик, тот открывает дверцу не к деньгам и богатству, а, как отмечает Хеллман, «к свободе от эксплуатации»89. Аналогичным образом «Волшебник Изумрудного города» Александра Волкова содержит революционный подтекст, где подчеркивается важность дружбы, любви к родине, борьбы за свободу, противостояния врагу и готовности подчиниться требованиям государства90.
«Буратино» и «Волшебник Изумрудного города» – не просто фантазии для детей, это еще и истории взросления, показывающие героев в процессе развития и достижения зрелости, то есть тогда, когда они добиваются реализации своих возможностей, признания окружающих и понимания своего места в мире. По мнению таких исследователей, как Марк Липовецкий, Александр Прохоров и Сергей Ушакин, неслучайно, что во всех этих связанных с инициацией нарративах одной из центральных тем становится социальный поступок; в советском контексте это было темой особой важности91. Как и любое другое подрастающее поколение, дети в Советском Союзе росли, усваивая моральные ценности, культурные обычаи и поведенческие коды своего общества, такие как щедрость, честность, справедливость, коллективизм и забота об общем благе. Вырастая, они были вынуждены усвоить еще и другую систему ценностей и социального поведения: повсеместное взяточничество, коррупцию, необходимость понимать, кому можно, а кому нельзя доверять, умение избегать наказания и многие другие навыки, необходимые для выживания в советском обществе. Особую популярность произведений, построенных на существовании двойной реальности, где постоянно возникает вопрос, что здесь реально, а что нет, помогает понять тот факт, что эту сложную систему двойных социальных конвенций было совершенно необходимо учитывать при всех обыденных действиях. Есть и более простое и столь же правдоподобное объяснение огромной популярности литературных сказок в Советском Союзе: они прекрасно обеспечивали возможность бегства от повседневной жизни.