Поскольку советская детская литература родилась как коллективный проект, целью которого было взрастить любовь к коммунизму в рамках тоталитарного государства, многих исследователей из других стран изумляло количество превосходных, неустаревающих книг, которые были написаны для детей в Советском Союзе. Западные ученые часто подчеркивали идеологические аспекты советских детских книг, не всегда обращая внимание на их литературное качество, разнообразие и невероятное визуальное богатство15. Огромные ресурсы, выделяемые на создание этих книг, впечатляли с точки зрения любых национальных стандартов: как и первый полет человека в космос, советский детский литературный канон демонстрировал, чего можно достичь при наличии полного государственного финансирования. Наиболее привлекательные стороны такой организации дела – в том числе гарантия широкой доступности для детей высококачественных книг, возможность обеспечить всеобщее образование и внести свой вклад в то, что Советский Союз стал «самой читающей страной в мире», – оказались самыми часто оплакиваемыми культурными потерями постсоветской эпохи16. Основная тема этой книги, однако, не советская детская литература, а то, что пришло после нее, – новая литература для детей и подростков, увидевшая свет после 1991 года. Все же, для того чтобы понять, что произошло с детской литературой в России в постсоветскую эпоху, необходимо понимать советский контекст. Советский детский канон не только непосредственно повлиял на современную литературу, но и продолжает играть важнейшую роль в вытеснении более современных работ, написанных талантливыми молодыми авторами, не позволяя им найти достаточное количество читателей. Несмотря на то что сейчас уже существует много новых, интересных, прекрасно иллюстрированных и современных произведений для детей, многие родители, бабушки и дедушки продолжают читать своим детям не эти новые книги, а старую советскую классику из своего детства. Поколенческий водораздел между теми, кто вырос в Советском Союзе, и теми, кто родился позже, огромен, и эта пропасть вызывала у родителей и других старших острую нужду в создании общего языка с детьми и внуками при помощи книг своего детства. В этой связи стойкость советского канона оказывала двойственное воздействие: дело не только в том, что молодым авторам приходилось бороться за возможных читателей, существовало и более широкое влияние канона – он препятствовал большей свободе распространения новых культурных парадигм и способов осмысления детства в понятиях агентности и индивидуальности, которые уже появились в новой литературе. Как и в других исследованиях феноменов с приставкой «пост-», мы, изучая постсоветские произведения для детей и подростков, используем эту приставку для обозначения предмета исследования, который фундаментальным образом находится под влиянием того, что существовало ранее. Как показывают исследования, для посткоммунистических государств «постсоветский» – это не просто хронологический период; употребление этого понятия выдвигает на первый план важность опыта жизни в период советского коммунизма и влияния этого опыта на последующую эпоху17. Мы увидим в дальнейших главах, что постсоветская детская литература развивалась в диалоге с предыдущей эпохой, и этот диалог попеременно включал пародию, критицизм, полное отрицание, дань уважения и ностальгические рецидивы. В этой главе мы обсудим важные организационные структуры, авторов, жанры, архетипических героев и типичные сюжеты, составлявшие суть советской детской литературы вплоть до окончания ее естественного существования, после чего она воплотилась в законченном корпусе произведений, которому суждена была долгая жизнь. История советской детской литературы – хорошо исхоженная территория с длиннейшим списком научных публикаций18. Поскольку в Советском Союзе детская литература признавалась важной частью культуры, ей в течение целого века посвящались бесчисленные исследования и конференции. Среди трудов этих конференций, монографий, учебников, журнальных статей и прочих изданий немало публикаций и на английском языке19. Все вместе эти работы отражают бурную историю Советского Союза, подробности которой мы не будем здесь повторять20. Нам важнее сосредоточиться на кратком изложении главных моментов истории советской детской литературы, включая ее глубинные ценности, формальные характеристики и важные социальные функции. Это только попытка пройти по поверхности массивного корпуса советских культурных достижений ради того, чтобы в следующих главах сосредоточиться на институциональном и культурном развитии постсоветского периода. Цель этого беглого обзора – лишь заложить основу анализа важнейших характеристик и существенных изменений в произведениях для детей и подростков, написанных после 1991 года, и увидеть возможную связь этих книг с недавним прошлым.
Организационная структура Литературные и общественные организации, которые способствовали созданию советской детской литературы, за семь десятилетий превратились в четко координированный, централизованный аппарат, что не помешало ему практически полностью распасться во время экономического и политического кризиса 1990‐х годов. Основная организационная структура, обеспечивающая функционирование детской литературы, была заложена еще в середине 1930‐х, а ее отдельные части появились даже раньше, в рамках программы большевиков, направленной на пролетарское образование21. Вместе с тем эта структура и видоизменялась под влиянием кардинальных событий советской истории, и отражала эти перемены. Первые большевистские культурные реформы ставили весьма амбициозную задачу: создание нового советского человека – строителя коммунизма. Такой цели нелегко было бы достичь даже в спокойных условиях; однако годы войн, социальных беспорядков и массовой эмиграции превратили попытку создать гражданина нового типа с совершенно новой ценностной системой и радикальным образом изменившимися взглядами на мир в поистине титаническую22. В начале 1920‐х годов большевики приступили к проекту ликвидации безграмотности, считая, что создать коммунистическое общество невозможно без поддержки образованного пролетариата. Ко времени революции две трети жителей Российской империи не умели читать – в отличие от ситуации в Западной Европе, где большинство даже бедного населения достигло грамотности уже к середине XIX века23. Большевики считали поголовную грамотность необходимым условием политической мобилизации, следуя знаменитому высказыванию Ленина: «Безграмотный человек стоит вне политики, его сначала надо научить азбуке. Без этого не может быть политики»24. Надежда Крупская, жена Ленина, возглавила усилия по координации крайне успешной кампании по ликвидации безграмотности, начатой в 1920‐х годах по всей бескрайней территории нового Советского государства25. Во многих регионах население, для которого русский язык не был родным, училось читать и по-русски, и на родном языке; таким образом закладывалась основа нового типа национального строительства, по сути имперского, с русским языком, выполняющим функцию lingua franca для всех советских граждан26. В этом контексте развитие литературы для детей являлось частью значительно более широкого проекта, прививающего коллективистские убеждения всему населению Советского государства. вернутьсяСм.: Балина М. Советская детская литература: несколько слов о предмете исследования // «Убить Чарскую…»: Парадоксы советской литературы для детей (1920‐е–1930‐е гг.) / Под ред. М. П. Балиной, В. Ю. Вьюгина. СПб.: Алетейя, 2013; O’Dell. Op. cit. P. 56–57; Inside the Rainbow: Russian Children’s Literature 1920–1935: Beautiful Books, Terrible Times / Eds. J. Rothenstein, O. Budashevskaya. London: Redstone Press, 2013. Визуальная красота советских детских книг хорошо представлена в оцифрованной коллекции Библиотеки Принстонского университета Soviet Era Books for Children and Youth: https://dpul.princeton.edu/cotsen/browse/soviet-era-books-for-children-and-youth (дата обращения 31.07.2023). вернутьсяДоступность книг во многих случаях означала возможность приобретения этих книг, которая, согласно Стивену Ловеллу, значительно возросла в Советском Союзе в 1960‐е годы и, как утверждают многие эксперты, являлась критической в развитии читательских потребностей детей. Ловелл подробно прослеживает различные институции, которые обеспечили Советскому Союзу репутацию самой читающей страны в мире. См.: Lovell S. The Russian Reading Revolution: Print Culture in the Soviet and Post-Soviet Eras. Basingstoke; London: Routledge, 2000. вернутьсяАдель Баркер отмечает «ретроспективную позицию» постсоветской массовой культуры, наряду со сложным взаимопроникновением прошлого и настоящего в постсоветской жизни. См.: Barker A. M. Ch. 2: The Culture Factory: Theorizing the Popular in the Old and New Russia // Consuming Russia: Popular Culture, Sex, and Society since Gorbachev / Ed. A. M. Barker. Durham, NC: Duke University Press, 1999. P. 19. вернутьсяВ своем новаторском исследовании «Русская детская литература и культура» Марина Балина отмечает существенные перемены в основных литературных жанрах и темах. Если в довоенной детской литературе преобладали такие темы, как природа, коллективизм, трудовые успехи, сироты и готовность жертвовать собой ради общего дела, то в послевоенных произведениях большее место заняли школьные и приключенческие повести, а также семейные темы. См.: Balina M. Creativity through Restraint: The Beginnings of Soviet Children’s Literature // Russian Children’s Literature and Culture / Eds. M. Balina, L. Rudova. New York: Routledge, 2013. P. 9, 14–15. Балина утверждает, что и до, и после войны преобладала тенденция воспринимать детей «природными коллективистами» и будущими коммунистами, тогда как взрослые представлялись теми, кого безнадежно испортили старые, недостаточно честные и справедливые взгляды. вернутьсяНесколько хорошо известных примеров включают, во-первых, учебники: Арзамасцева И. Н., Николаева С. А. Детская литература. 9‐е изд. М.: Академия, 2013; Путилова Е. О. Детская литература. 2‐е изд. М.: Академия, 2009; во-вторых, монографии: Кон Л. Советская детская литература. М.: ДЕТГИЗ, 1960; Акимова А., Акимов В. Семидесятые, восьмидесятые: проблемы и искания современной детской прозы. М.: Детская литература, 1989. По-английски основные работы по советской детской литературе включают следующие монографии и сборники статей: Russian Children’s Literature and Culture / Eds. M. Balina, L. Rudova. New York: Routledge, 2008; Politicizing Magic: An Anthology of Russian and Soviet Fairy Tales / Eds. M. Balina, H. Goscilo, M. Lipovetsky. Evanston, IL: Northwestern University Press, 2005; O’Dell F. Socialisation Through Children’s Literature: The Soviet Example. Cambridge: Cambridge University Press, 1978; Inside the Rainbow: Russian Children’s Literature 1920–1935: Beautiful Books, Terrible Times / Eds. J. Rothenstein, O. Budashevskaya. London: Redstone Press, 2013; Hellman B. Fairy Tales and True Stories: The History of Russian Literature for Children and Young People, 1574–2010. Leiden & Boston: Brill, 2013. См. также: Хеллман Б. Сказка и быль: История русской детской литературы / Пер. с англ. О. Бухиной. М.: Новое литературное обозрение, 2016. вернутьсяСм.: «Русская детская литература», глава, написанная Беном Хеллманом для сборника «Международная справочная энциклопедия детской литературы»: Hellman B. Russian Children’s Literature // International Companion Encyclopedia of Children’s Literature. Vol. 2. 2nd ed. / Ed. P. Hunt. New York: Routledge, 2004. P. 1174–1183. Эта глава рассказывает историю русской детской литературы с конца XVIII века и до конца советской эпохи всего на девяти страницах и включает в себя максимально краткие описания самых важных авторов и их сочинений. вернутьсяЛовелл утверждал, что в советском издательском деле по сути ничего не менялось с 1930‐х годов и до 1986 года. См.: Lovell. Op. cit. P. 56. вернутьсяРоберт Магуайр весьма наглядно описывал состояние дел в 1921 году: «Большевики победили своих противников и более или менее установили власть в городах, однако измученный народ оставался сторонним наблюдателем. Заводы закрылись. В деревнях царило сущее запустение. Демобилизованные солдаты, голодные и безработные, бродили по сельской местности. Инфляция уничтожила денежный обмен, заменив его бартером. Грабежи, взяточничество и хищения пришли на смену коммерции. Государство и общественное устройство рухнули» (Maguire R. A. Red Virgin Soil: Soviet Literature in the 1920s. 3rd ed. Evanston, IL: Northwestern University Press, 2000. P. 3). вернутьсяСогласно Ловеллу, к 1851 году две трети населения Великобритании были грамотными. См.: Lovell. Op. cit. P. 23. вернутьсяЦитируется по Ловеллу. Он очень к месту замечает: «Существует множество доказательств того, что широкое население, недавно приобщившееся к грамотности, особенно восприимчиво к манипуляции при помощи печатного слова» (Ibid). вернутьсяIbid. P. 32. См. также: Grenoble L. Language Policy in the Soviet Union. Dordrecht: Springer, 2003; Clark C. Uprooting Otherness: The Literacy Campaign in NEP-Era Russia. Selinsgrove, PA: Susquehanna University Press, 2000. вернутьсяОчень глубокий анализ формирования советской национальной идентичности принадлежит Рональду Суни. См.: Suny R. The Contradictions of Identity: Being Soviet and National in the USSR and After // Soviet and Post-Soviet Identities / Eds. M. Bassin, C. Kelly. Cambridge: Cambridge University Press, 2012. P. 17–36. |