— Понятно, — криво усмехнулся я. — Действуют по принципу: чем хуже — тем лучше. Устроят скандал с накалом и почти рукоприкладством. Удастся добиться от нас ответных оскорблений — великолепно, это можно будет использовать как хамское отношение к рабочим — рядовым трудягам. Получится спровоцировать на драку, тут уже уголовная ответственность и уровень ЧП зашкаливает — о сотрудничестве и продаже машин можно будет навсегда забыть. Задолбаемся отмахиваться от прокуроров и следователей. Даже если удастся чудом уладить проблему, Каданников и Зибарев всегда могут сказать — рабочий коллектив возмущен, он против сотрудничества с буржуями из «ОСМЫ». Нас выкинут из завода, Борис с «ЛОГОВАЗом» станет монополистами.

— Всё так и будет, — кивнул инженер. — Я в НТЦ работаю с прошлого года. А на завод пошел сразу после института. Мои родители тут уже полтора десятка лет пашут. Батя — замначальника цеха крупной штамповки, мать — в бухгалтерии. Секретарь Каданникова — мамина подруга. Очень много вижу, слышу и слушаю, что происходит. Борис здесь ещё в семидесятых прописался, со многими начальниками подружился, своим стал. Если захотят вас выкинуть — шансов зацепиться немного. Даже при ваших связях. Подставят и вывернут дело так, что ваши покровители сами с завода уйти попросят.

— Это мы ещё посмотрим, — процедил я. — Ну что же, сами напросились сволочи. Кто не спрятался, я не виноват. Значит так, ребята, действуем следующим образом…

Примечания:

фуфлогон (феня, уголовный жаргон) — трепач, болтун, лжец

НТЦ — научно-технический центр

Когда я закончил объяснять свой план, Ларионов робко поинтересовался:

— А по-другому, никак?

— Никак, — твердо ответил я. — Нам нужна поддержка.

— Ладно, — инженер горестно вздохнул. — Надеюсь, не уволят.

— Без работы не останетесь, — я улыбнулся. — Даю слово.

После секундной паузы, продолжил:

— Видишь, Ашот, Алексей Степанович готов составить тебе компанию. Пробегись по нашим, в двух словах объясни ситуацию. Скажи, чтобы были наготове. Самым важным намекни о будущем проекте и о возможности приобретения иномарки со скидкой, если поддержка увенчается успехом. Как только толпа начнёт заходить в приемную, товарищ инженер предупредит наших, пусть тоже подтягиваются. Мы к ним хорошо относились, детей трудоустраивали, подарки дарили, теперь пришла пора нас поддержать.

— Сделаю, да, — кивнул коммерческий директор. — Только мне минут десять-пятнадцать понадобится. Без меня справитесь?

— Совещание будет ещё полчаса, как минимум, — горячо заверил инженер. — Наш начальник на него больше часа назад ушёл. Начальников цехов тоже позвали. В таком широком составе, это на пару часов, не меньше.

— Отлично, — улыбнулся я. — Значит, запас времени у нас есть. Тогда будем тратить его с умом. Мы с Саней идём в приемную. Пообщаемся с Борисом, Саматом и всей логовазовской шоблой. Заодно подождём, пока Владимир Васильевич освободится. Ашот, как договоришься со своими, тоже подскакивай. Ты — директор «ОСМА-авто», и обязательно должен присутствовать на переговорах.

— Я — мигом, — пообещал Барсамян.

— Тогда не будем терять времени, — я слегка подтолкнул коммерческого директора вперед…

Возле приемной генерального директора, наблюдалась нездоровая суета. В коридоре стоял Самат Жабоев, ещё один такой же усатый товарищ и седой мужчина лет сорока. Увидели нас с Саней, переглянулись, усатый моментально исчез за дверью. Самат заступил дорогу, ненавязчиво преграждая путь.

— Товарищ Елизаров из «ОСМА-авто»? Мы с вами пару раз в приемной встречались. А где Ашот Ервандович? Он вроде тоже должен приехать.

— Так точно, — весело подтвердил я. — Должен и приехал. Через пару минут подойдет. Вы правы, я — Михаил Елизаров. Со мной рядом Александр Анатольевич Устинов — еще один учредитель «ОСМА-авто». Записаны на прием к Владимиру Васильевичу вместе с Ашотом Ервандовичем. А насчёт того, товарищ ли вы мне, сомневаюсь. Это звание нужно ещё заслужить. Помните пословицу о гусе и свинье? Что вы за зверь, ещё не разобрался. Всех своих товарищей помню, вас в списке нет.

— Это легко исправить, — осклабился Самат — Мы с Борисом как раз хотели с вами срочно и очень серьезно поговорить. Для начала позвольте представиться. Я…

— Подождите, — нагло перебил я, прищурился, будто что-то припоминая, — Кажется, я вас знаю. Имя и фамилия такие необычные, мне друзья говорили. Не то Камаз Мышкин, не то Сабир Жопкин.

Самат поморщился, скривил губы, но ничего не ответил.

— Точно, — я торжествующе щелкнул пальцами. — Ну конечно же, вы — Вомбат Жабин. Как же я мог забыть?

— Самат Жабоев, — выдавил покрасневший партнер Березовского. — Не надо паясничать, Елизаров.

Дружелюбные нотки из его голоса исчезли, сменившись плохо скрываемой злостью.

— Да кто паясничает? — отмахнулся я. — Просто возле Бориса много всяких-разных крутятся. Буду я ещё каждого шляпоподавателя и портфеленосителя запоминать. Так никакой памяти не хватит.

Хамил я сознательно. Желания разводить политесы с этой кодлой не было. Смысла тоже. Они пошли ва-банк, намереваясь не допустить нас к Каданникову, спровоцировать скандал с рабочим коллективом завода, чтобы выкинуть нашу команду из «АВТОВАЗа». А практическая польза имелась — после моих издевательских реплик предложение поговорить, чтобы отвести нас подальше от приемной и дать Каданникову уехать, утратило актуальность. Маски сняты, так чего с ними миндальничать?

Дверь приемной распахнулась. Первым вышел седой. За ним проскользнул уже знакомый усатик. Учтиво попридержал ручку, спасая лоб следующего за ним суетливого Абрамовича от соприкосновения с дверным полотном. Березовский быстрым шагом вышел в коридор, огляделся, увидел меня и Саню, нервно сглотнул.

Моя приветливая улыбка была похожа на оскал голодной акулы, увидевшей в лазурной глади океана стайку жирных тунцов. Березовский её тоже оценил. Карие глазки Бориса Абрамовича воровато забегали, косматые бровки испуганно поднялись, тщедушное тельце нервно содрогнулось. Усатый опасливо отодвинулся подальше.

— Михаил Самуэльевич, тьфу ты, Борис Абрамович, дорогой ты мой, — я улыбнулся ещё радостнее, передал захваченную из машины папку с документами Сане. Широко развел руки, и шагнул к испуганно отшатнувшемуся Березовскому.

Будущий олигарх инстинктивно сделал шаг назад, но было уже поздно. Я, продолжая зловеще улыбаться, обнял его, постаравшись сжать как можно крепче. Березовский испуганно пискнул. Я отстранился, прижал ладошками щеки будущего олигарха, отчего лицо Бориса перекосилось, а губы комично сложились уточкой, и счастливо выдохнул, глядя в выпученные глаза замершего в шоке Абрамовича:

— Как же я рад тебя видеть, хороший мой.

— Прекратите, — фальцетом взвизгнул Жабоев.

— Это уже черт знает что! — поддержал товарища седой, предусмотрительно отошедший от нас на пару шагов.

— Безобразие, — храбро выпалил усатый, и на всякий случай отодвинулся подальше.

Ухмыляющийся Саня, шагнул к нему, и мужик шустро отскочил ещё метра на три.

— Я просто соскучился по дорогому другу, — обиженно ответил я, чуть подтянул к себе голову перепуганного Бориса и звонко чмокнул прямо в блестящую плешь, стыдливо прикрытую встопорщенным хохолком курчавых черных волос.

Затем брезгливо сморщился, показушно сплюнул в сторону, и заботливо протер лацканом пиджака поцелованную лысину. Удовлетворенно улыбнулся, разглядывая результат, и с гордостью заметил:

— Вот теперь другое дело. Сверкает будто полированная. Можешь даже потренироваться плешью зайчики пускать. Вдруг чемпионат среди лысых устроят, а ты уже подготовленным будешь, потенциальный победитель, можно сказать.

— Всё шутите, Михаил Дмитриевич? — Борис Абрамович выдавил бледную улыбку.

— Ага, шутю, то есть шучу, — добродушно подтвердил я, будто нечаянно сплюнул на штанину Березовского и переполошился. — Извини, я не специально, стой на месте, сейчас исправим.