Влад ахает, сгибается надо мной и касается пальцами головы:

— Яна, Яна, Яна, — бормочет он, — я сейчас…

Я не хочу, чтобы всё закончилось так быстро. Слишком рано! Я выпускаю член изо рта и толкаю Влада в кресло. Он падает в него, раскинув руки, как сегодня днём в море, а я запрыгиваю сверху. Скидываю с плеч пеньюар, чтобы не загораживать обзор камере. Несмотря на бешеное возбуждение, я постоянно помню, что нас снимают, а потом будут смотреть как минимум два человека — мой начальник и его жена.

Трусь грудью о лицо Влада, позволяя ловить соски губами, глажу руками гибкую шею и плечи. Он сорванно дышит, его дыхание пахнет апельсинами и вермутом. Привстаю и насаживаюсь на колом стоящий член — неглубоко, впускаю только головку. И выпускаю. Член влажно шлёпается о живот. Я поднимаю его и снова направляю в себя. Мои пальцы покрыты скользкой влагой. Влад постанывает, он хочет кончить, он до предела распалён и плохо понимает, что происходит. А я понимаю: он всё ещё позволяет над собой доминировать. Ведёт себя пассивно. Подчиняется желаниям женщины в ущерб своим.

Я хочу это изменить.

Если получится.

Я обнимаю ладонями его голову и смотрю в искажённое страстью лицо. Брови нахмурены, губы искривлены в непереносимой муке. По вискам текут капли пота. Влад тоже смотрит на меня, но когда я начинаю двигаться в отвратительно-рваном темпе, он вздыхает и прикрывает глаза, как будто больше не может выносить эту пытку. Я не даю ему кончить. Несколько сильных ритмичных толчков отправили бы его в нирвану, но я нарочно ломаю ему кайф. Выписываю бёдрами восьмёрки, неравномерно встаю и опускаюсь, доводя до исступления.

— Яна… — произносит он.

Я слышу отчаяние в его голосе.

Наклоняюсь к горящему огнём уху и шепчу:

— Слава, ты можешь делать со мной всё, что захочешь. Никаких запретов нет. Никаких правил нет. Есть только мы — мужчина и женщина.

Он замирает, как будто я открыла ему страшную тайну, а потом подхватывает меня под задницу и несёт к кровати. Кидает на покрывало и падает сверху. Раздвигает мне ноги и входит сильным резким толчком. Я вскрикиваю от неожиданности. Его член заполняет меня целиком. Он трахает меня быстро, жёстко, в таком сумасшедшем ритме, что я вцепляюсь пальцами в покрывало. Мы оба стонем и работаем бёдрами так активно, словно от этого зависит наша жизнь. Я срываюсь первой, прикусывая белое потное плечо и подвывая сквозь зубы, а он кончает следом, вбиваясь в меня так глубоко и мощно, как будто хочет пропороть матку. Мужчина в нём победил мазохиста. Инстинкты взяли верх над травмой. Сценарий разрушен, многолетний гештальт закрыт.

Я очень на это надеюсь.

А ещё я счастлива — гормоны счастья бурлят в крови, как пузырьки газа в шампанском.

Мы расцепляем объятия и устало отваливаемся друг от друга. Пялимся в потолок, на котором уже видны розовые отблески зари.

— Сто из десяти, — говорит Влад.

— Это что, оценка секса?

— Ну да, — отвечает он, ничуть не смущаясь. — Только не секса, а моего оргазма.

— Ты придурок? Только придурки оценивают свои оргазмы по десятибалльной шкале.

Он смешно фыркает. Тянется за бокалом с коктейлем. Шумно полощет рот и глотает. Передаёт бокал мне, и я с удовольствием выпиваю половину. Жую пропитанный алкоголем апельсиновый кружок и выплёвываю кожуру в заботливо подставленную ладонь Влада. Этот жест так меня трогает, что я боюсь разреветься. Почему он такой невыносимо хороший?

Как жаль, что я должна его предать.

Влад спрашивает:

— А ты всегда одинаково кончаешь? С Кропоткиным, с Валерой, со мной?

Надо же, он помнит фамилию моего бывшего. И про жениха не забывает. Почему-то мне это приятно.

— Ты ревнуешь?

— Есть немного.

Я не могу удержаться от глупой улыбки.

— Ты лучший любовник из всех, кто у меня был, — признаюсь я. — Просто невероятный. Фантастический.

Он недоверчиво смотрит на меня, убеждается, что я не шучу, и довольно лыбится. Видно, что мои слова ему польстили.

— А ты — особенная.

— В смысле? — не понимаю я.

— Помнишь, однажды я сказал, что много лет искал особенную женщину? Не такую, как все.

— Помню. Ты тогда ещё сказал, что это не я, а я обозвала тебя хамлом.

А он убежал в лес, чтобы скрыть нахлынувшие чувства.

— Я ошибся. Это ты, Яна. — Он ложится рядом и упирается носом мне в щёку. — Почему ты не встретилась мне раньше, хотя бы год назад?

Мы бы и сейчас не встретились, если бы твоя жена не пришла в агентство «Скорпион», хочется ответить мне. Но я молчу. Настя сама ему расскажет, когда меня не будет рядом.

Мысль об этом разрывает мне сердце.

Я не спрашиваю, что бы изменилось, если бы мы встретились год назад. Не хочу говорить о чувствах. Я его люблю, но я его предам.

Он вырубается, закинув на меня тяжёлую ногу и уткнувшись лицом в плечо. Лежу неподвижно, боясь потревожить его сон. Я его хотела — я его познала. Только от этого не легче. Мне мало одного раза. Я хочу быть с ним всегда. Хочу выйти замуж и родить ему детей. Это безумие — надеяться на что-то после всего, что я с ним сделала, и что ещё собираюсь сделать. Я самый мерзкий и коварный человек, которого он встречал в своей жизни. Из-за меня он лишится жены, квартиры и бизнеса, который строил вместе с отцом много лет. Его планы будут разрушены, небоскрёб-линейка никогда не украсит южную сторону залива.

Лучше бы ему никогда меня не встречать.

Он сладко посапывает во сне, его дыхание щекочет мне кожу. И всё-таки он изменил жене, хотя клялся не изменять. Я ищу в душе хотя бы крохи ненависти или презрения к нему, но не нахожу. Моя душа полностью оправдывает Славика Дроздова и во всём обвиняет меня. Впервые в жизни я на стороне предателя, потому что знаю: он не виноват. Это мы с Настей спровоцировали его на предательство. А перед этим его предали мама и первая возлюбленная. Вот уж кому фатально не повезло с женщинами, так это Славику.

Я невесомо целую белую растрёпанную чёлку и выползаю из жарких объятий. Отлепляю камеру от цветочного горшка и на цыпочках поднимаюсь в свою комнату. Где-то хлопает дверь, но я даже не оборачиваюсь. Наверняка это сквозняк. Надо бы уехать в город прямо сейчас, но я ещё пьяна. Зря выпила последнюю порцию коктейля. Придётся ночевать здесь, хотя до утра осталось не больше трёх часов.

На экране телефона светятся несколько сообщений от Никитоса: «Как дела?», «Есть новости?», «Напиши, когда освободишься, надо кое-что обсудить». Волнуется. Ревнует. Я пишу: «Всё нормально. Передай Насте, пусть готовит деньги». Вынимаю карту памяти и прячу в косметичку — в палетку с тенями, где опустела одна ячейка. А камеру бросаю в сумку.

Падаю на кровать и мгновенно вырубаюсь.

Просыпаюсь от ощущения, что выспалась. Прислушиваюсь: голосов в доме не слышно, но со стороны моря доносятся женские крики. Узнаю Мадину и Наташу. Я принимаю душ, одеваюсь и собираюсь идти к машине, но… передумываю. Мне хочется посмотреть на него в последний раз. Я не могу уехать просто так, я должна увидеть лицо этого парня наутро после ночи любви. Вдруг он изменился? Стал другим, переспав со мной.

Сердце сжимается при мысли, что я больше никогда его не увижу.

Последний разок.

Я быстрым шагом пересекаю сосновый лесочек и вываливаюсь к компании, которая завтракает или уже обедает на берегу моря. Они все на прежнем месте — на террасе под тентом от солнца.

— Доброе утро! — кричит Наташа. — Ну ты и соня! Иди к нам!

— Мы пьём шампанское с клубникой! — добавляет Мадина.

Все улыбаются. И Влад тоже. Озорная мальчишеская улыбка, такая беззаботная, что у меня рыдания подступают к горлу.

— Неплохо вы начали утро, — бормочу я.

— Да какое утро, Яночка! — смеётся Роман Анатольевич. — Уже два часа дня, нам через час выселяться. Мы и позавтракали, и погуляли, и позагорали, а теперь наслаждаемся шампанским. Я, правда, минералку пью, но с клубникой сойдёт.

Уже два?!