— Пошёл отдохнуть, — говорю я. — А я прогуляюсь до моря, подышу свежим воздухом.

— Составить тебе компанию?

— Вы меня кадрите, Роман Анатольевич? — спрашиваю я.

— Ну что ты, Яна, как можно? Я глубоко женатый человек.

— Все вы такие, — отвечаю я и спускаюсь с веранды.

Шагаю к морю, пиная по дороге шишки. Света достаточно, чтобы их разглядеть, небо тёмно-розовое, завтра будет жара. Славик снова будет бурчать, натягивать на лицо панаму и хлебать охлаждённую воду. Но я этого не увижу.

Я сажусь на песок у кромки воды и обхватываю колени руками. Спящие чайки качаются на волнах, прибой подбирается к моим ногам, оставляя пенный след. От дома доносится музыка.

Мне хочется сесть за руль и уехать домой. Просто уехать и забыть обо всём: об этом странном парне, о своих чувствах к нему, о том, что я обещала Кропоткину выплатить его долю на этих выходных. Но я этого не сделаю, потому что пьяна и связана по рукам и ногам обязательствами. В комнате Влада уже работает камера. Я должна пройти свой путь до конца.

Ложусь на спину и смотрю на небо.

Ни о чём не думаю. Слушаю музыку, пытаясь угадать исполнителя, — песню за песней. Когда стихает последняя, я жду ещё какое-то время и гляжу на часы. Половина второго.

Возвращаюсь в коттедж.

Кажется, все спят. На втором этаже тишина и темнота во всех комнатах.

Я неторопливо принимаю душ, наношу на тело увлажняющий крем, брызгаюсь духами, которые Владу нравятся, и надеваю специально привезённый пеньюар. В жизни я сплю в обычных трикотажных пижамах, но для ночи соблазнения пришлось купить чёрный пеньюар с кружевной отделкой. Прохладный атлас приятно скользит по коже, кружева немного царапают соски, но это не беспокоит. Наоборот, настраивает на нужный лад.

Спускаюсь на первый этаж и касаюсь дверной ручки. Заперся или нет? Если заперся, то у меня проблемы. Но нет — дверь тихо открывается. Я захожу в комнату.

Влад не спит. Он сидит в кресле, как будто ждёт меня. Рядом с ним на журнальном столике стоит бокал с коктейлем, в котором плавают ломтики апельсина. Лампа потушена, но сквозь шторы сочится мягкий предутренний свет. Я отчётливо вижу Влада. Он в джинсах и футболке, в которых был за ужином, только ступни босые. Белеют в полумраке, как две чайки на волнах.

Прикрываю за собой дверь и запираю на замок. Не хочу, чтобы кто-то нам помешал, — неспящая Вася или любопытный Роман Анатольевич.

Молча подхожу к креслу и останавливаюсь напротив Влада. Камера снимает нас сбоку, так что запись получится максимально информативной. Ничего не говорю. Сердце бьётся, как сумасшедшее, чувствую себя не в своей тарелке. Ничего подобного я в своей жизни не совершала.

Неторопливо развязываю пояс пеньюара и развожу полы в стороны, обнажая грудь, живот и лобок. Влад смотрит на меня, не отрываясь, а потом делает именно то, чего я от него ожидала, — сползает с кресла и становится на колени.

Как просто.

Господи, как просто.

Я вползаю пальцами в его волосы. Давно хотела это сделать. Они мягкие и шелковистые — на висках и затылке короткие, а на макушке подлиннее и струятся между пальцами. Медленно провожу по уху, шее и плечу. Он весь дрожит. Тело содрогается, словно от озноба, зубы вот-вот застучат.

Я и близко не представляю, что он сейчас испытывает.

Бедный мой. Хороший. Желанный до обморока.

Хочется поднять его с пола и утешить, но он не для этого встал на колени перед обнаженной женщиной. Он не утешения ждёт и не сочувствия. Ему нужно другое.

Я приподнимаю пальцем его подбородок и пытаюсь прочитать эмоции на запрокинутом лице. А там — стыд, покорность и… страсть. Как же он меня хочет! Меня никто так не хотел. От такого неприкрытого мужского желания всё внутри скручивается в тугой пульсирующий узел.

— Ты знаешь, что делать? — спрашиваю я.

— Да, — отвечает он и двумя руками, невыносимо бережно, берёт мою правую ногу и ставит себе на плечо.

Целует лодыжку мягкими губами. Я неуклюже балансирую на левой ноге, пока не соображаю, что можно опереться на заботливо подставленное мужское плечо. Так гораздо удобнее! Влад проводит ладонями вверх по моих ногам, вызывая табуны мурашек по всему телу. Останавливается на ягодицах. Держит меня уверенно и крепко, и я расслабляюсь. И в этот момент он касается языком клитора. От острого удовольствия прошибает током, а он, словно считывая мои желания, лижет, посасывает и выписывает крестики-нолики на трепещущей плоти. Против воли я начинаю стонать. Ловлю пальцами пряди белокурых волос. Мне нужно за что-то держаться, чтобы не грохнуться на пол, чтобы прижать его лицо к пылающей промежности ещё плотней, ещё слаще. Нетерпеливо и властно давлю на затылок, опираюсь всем весом на плечо.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Наверное, я делаю Владу больно, но он не жалуется. Ну ещё бы, он же мазохист! Ему всё нравится не меньше, чем мне. Он приникает ещё теснее. Его горячее дыхание обжигает кожу, чувственный умелый рот присасывается к влажным губам. Меня трясёт крупной дрожью, я больше не могу сдерживаться, я так долго об этом мечтала, я так давно его хотела. До боли прикусываю губу, подвываю от нестерпимого наслаждения и содрогаюсь от мучительно-сладких затяжных спазмов. Волна за волной, волна за волной, как на море час назад. Он понимает, что со мной происходит, и с силой вжимается лицом между моими ногами. И тоже стонет, стонет, стонет, мой чудесный мальчик, ловя крошки удовольствия.

Но я так не хочу!

Всё будет не так.

В этот раз он получит то, чего был лишен. Я покажу ему, как бывает. Как должно быть между мужчиной и женщиной.

Пережидаю, когда меня чуть попустит, и убираю ногу с его плеча. Командую:

— Встань.

Он поднимается. Губы припухли и блестят, глаза шальные, на щеках ярко-красные пятна. Дышит быстро и прерывисто. «Я разрешала полизать себя, он от этого кончал прямо в штаны», — сказала мне его первая возлюбленная. Со мной всё будет иначе. Я не Кира Платонова. Не тварь, которая пользуется влюблённостью неопытного травмированного юноши.

Я кладу ладонь на вздутую ширинку — член стоит. Но мне неясно, вдруг он финишировал вместе со мной? Никаких пятен не видно, но всякое может быть.

— Ты кончил? — спрашиваю я.

— Нет, — отвечает он глухо, не отводя от меня сумасшедших глаз.

— Хорошо, не кончай пока, — говорю я. — Раздевайся.

На его лице мелькает сомнение. Он не хочет раздеваться, для него это нарушение привычного сценария. Похоже, он думал, что удовлетворит меня, получит ощущение унижения, которое так сильно его будоражит, но реального секса не допустит. Граница не будет перейдена. Ох как ты ошибся, милый!

— Я жду, — я добавляю в голос властности, чтобы вывести его из ступора.

Игра продолжается.

Он стаскивает футболку и бросает на пол. Смотрит на меня вопросительно.

— Штаны тоже, Слава.

Он подчиняется, хотя я назвала его именем, которое он хочет забыть. Беломраморные статуи в Эрмитаже позеленели бы от зависти, если бы увидели это великолепное тело. А топовые порноактёры заполучили бы комплекс неполноценности. А я всего лишь на секунду прикрываю глаза, чтобы навек запечатлеть в памяти этого молодого мужчину, высокого, широкоплечего, узкобёдрого, с впалым животом и такой безупречной кожей, что она светится в полумраке.

Я опускаюсь на колени. Крупный толстый член, перевитый набухшими венками, покачивается перед моим носом. Я собираюсь взять его в рот — не затем, чтобы отблагодарить Влада за лучший в моей жизни кунилингус, а просто потому, что мне этого нестерпимо хочется.

— Не надо, — просит Влад.

Я улыбаюсь ему снизу вверх, высовываю язык и провожу по головке. Слизываю густую пряную каплю. Меня ведёт от его запаха и вкуса. Этот мужчина — самое лучшее, что со мной случалось в сексе.

— Я сделаю с тобой всё, что захочу, — говорю я и всасываю головку.

Она такая большая, что занимает почти весь объём моего рта, но это крышесносное ощущение. Я сосу её с наслаждением, захлёбываясь слюнями и причмокивая. Влад стонет в голос. Внизу живота снова разгорается жар. Ничего подобного я раньше не испытывала. Я натягиваюсь ртом всё глубже и глубже, пока член с усилием не проскальзывает в горло. Мне нечем дышать, текут слёзы и болит гортань, но как же кайфово чувствовать его так глубоко внутри! Я делаю глотательное движение, отчего горло ещё сильнее сдавливает его член.