Коттедж именно такой, какой мне показывал Никита: двухэтажный, довольно просторный и удобный для больших компаний. На первом этаже — гостиная с камином и кухней, «хозяйская» спальня, сауна и необъятная веранда с плетёной мебелью и пальмами в кадках. На втором — гостевые спальни и второй санузел. Нас всего шесть человек. Места хватит всем.

Мне, конечно же, приходится поселиться с Васей. Она в отвратительном настроении. Во-первых, утром её шуганул Влад, а, во-вторых, она подозревает, что я с ним «мучу».

— Пойдём покурим, — предлагает она, когда я забрасываю свою сумку под кровать, а мини-камеру прячу в карман шортов.

Надо незаметно её установить.

— Я не курю.

— Но ты курила.

— Бросила. Я же тебе уже говорила.

— Ну пойдём со мной постоишь, мне одной скучно, — просит она пассивно-агрессивным тоном.

Выглядит она хуже, чем обычно. Волосы как будто грязные, губы сухие, глаза обведены красной каймой. Не накрашена.

— Мне некогда. Влад попросил закинуть воду к нему в комнату, — вру я.

Нужна же какая-то причина, чтобы заскочить в его спальню? Сделаю вид, что несу начальнику бутылки с водой.

— Ты в него влюбилась? — спрашивает Вася.

Меня ранит её искренность, потому что…

Потому что да, я в него влюбилась. Так же, как и она когда-то.

Голова плывёт от любви.

— Нет, я скоро выйду замуж за Ник… за Валеру.

— А покажи его фотку, — просит она.

— А у меня нет его фотки, — отвечаю я.

— Врёшь ты всё.

— Ты тоже врёшь, — парирую я. — Ты говорила, у вас с Владом любовь и серьёзные отношения, а на самом деле вы случайно переспали пять лет назад, и ты никак не можешь угомониться.

Её глаза становятся круглыми, как пятирублёвые монеты.

— Кто тебе сказал?

Завтра я покину этот дом и больше никогда не увижу дизайнера Василису Чернецову. Этот факт развязывает мне руки.

— Блин, Василиса, отстань уже от мужика, а? Он нормально к тебе относится, но сколько можно терроризировать его своей заботой и навязчивой любовью? Не будь такой душной. Он тебя не любит.

— Тебе-то откуда знать? — взвизгивает она.

— Так все знают. Ты же… — Ай, меня несёт, ну и чёрт с ним: — Ты же превратилась в посмешище для всего «Питерстроя». Посмотри на себя! Десять лет бегаешь за мальчишкой, которому в матери годишься.

— Ну ты и сучка! — выпаливает она. — Я так и знала, что ты не водитель, а шалава с большой дороги! Ни рекомендаций, ни дипломов, ни трудовой книжки. Тебя даже в соцсетях нет! Я везде искала — нет нигде Яны Ивановой!

— А это не настоящая моя фамилия, — отвечаю я и начинаю смеяться, потому что говорю чистую правду, но звучит она как издевательская насмешка. — На самом деле моя фамилия — Бонд. Яна Бонд, — говорю я с фирменной интонацией Джеймса.

— Дура ты! — отвечает Вася и подхватывает свою неразобранную сумку. — Я буду ночевать в комнате девочек!

— А почему не в комнате Влада?

Вася кидает на меня убийственный взгляд и гордо удаляется. Я валюсь на кровать и натягиваю на пылающее лицо подушку. Мне стыдно за себя. За то, что я уже сделала, и за то, что планирую сделать. Но выбора у меня нет. Мою лодочку без руля и ветрил несёт на гранитные скалы. Ох и разобью я своё несчастное сердце! То, что чудом осталось целым после коварного Коли Кропоткина, раскрошит в пыль обаятельный Славик Дроздов. Мне нравится, как его детское имя перекатывается на моём языке, — Славик, Славик, Славик. Чисто, мягко, нежно.

— Ян, мы идём на берег жарить шашлыки, — заглядывает в комнату Мадина. — Ты с нами? Подождать тебя?

— Не надо, идите, я догоню.

Я выглядываю в окно: вся компания в сопровождении официанта движется в сторону моря. Там на дощатом настиле уже дымит мангал. На столе под зонтом-навесом выстроились бутылки вина и пива. Стопки тарелок и ряды бокалов приготовлены для обеда.

Очень хочется выпить. Лучше бы пустырника, но я предпочитаю вино.

Спускаюсь на первый этаж и захожу в спальню Влада. Она точно такая, как я запомнила на схеме. Быстро оглядываюсь и понимаю, что Никитос был прав: лучшая точка для наблюдения — со стороны телевизора. Клеить камеру на экран не рискую, она будет выделяться, если кто-нибудь включит телевизор. Перетаскиваю с подоконника фикус в чёрном горшке. Приклеиваю камеру на горшок и поворачиваю так, чтобы кровать и большая часть комнаты находились в зоне видимости. Отлично! Ничего не ускользнёт от глаз Насти. Она получит неопровержимые доказательства, что муж ей изменяет.

На улице надрываются скворцы. Я бегу сквозь лесок босиком, песчаная пыль обжигает ступни. Похоже, уже не двадцать пять, а целых двадцать шесть градусов! Кое-кто наверняка изнывает от жары.

Народ сидит под зонтом. Все пьют пиво. Один Влад стоит у воды и смотрит в бинокль на противоположный берег залива.

Я подхожу к нему:

— Куда ты смотришь?

— Вон туда. На том участке я построю «Дроздов-центр», — он указывает пальцем вдаль. — Отсюда будет отличный вид, особенно вечером при включённой подсветке.

— У тебя будет подсветка?

— Ну разумеется. Проектом предусмотрено декоративное освещение в виде тонких вертикальных полос. Мы с отцом специально сюда приезжали, чтобы сделать визуализацию с этого ракурса. Очень важно, чтобы с моря город выглядел презентабельно и монументально. Не просто доки и портовые сооружения, краны и элеваторы, а прекрасные дома, набережные и зоны отдыха. Город для людей.

Ну понятно. «Линейка» будет подчёркнута продольными световыми линиями. Влад считает, что она украсит картинку для гостей, прибывающих морским путём. Может, он и прав, но у меня сейчас другие задачи.

— Я хочу вина, — говорю я. — Пойдём к столу.

Он медленно опускает бинокль и поворачивается ко мне. Панама затеняет его лицо, но я всё равно вижу, как блестят тёмные глаза. Подчинится? Откажется выполнять мои приказы? Нет, он подаёт мне руку и ведёт к террасе, где официант переворачивает шампуры на мангале, а наши коллеги накачиваются пивом, жуют орешки и весело болтают.

Мы садимся под полотняный зонт, и Влад открывает бутылку белого вина. Наливает в два бокала, которые тут же запотевают, — себе и мне.

— Роман Анатольевич, скажите что-нибудь про нас, — просит он главбуха Грушина.

Тот встаёт и произносит длинную и, судя по всему, искреннюю речь о том, как много лет назад папа Влада основал «Питерстрой», как они работали вместе, переживали сложные и хорошие времена, какой трагедией стал уход Юрия Николаевича Дроздова. Они все его любили, это очевидно даже постороннему человеку — такому, как я. Напоследок Роман Анатольевич выражает надежду, что Влад приведёт бюро к процветанию.

Влад грустно возражает:

— К сожалению, я не могу вам этого гарантировать. Вполне возможно, что к осени наша фирма перестанет существовать. — Все горестно шумят в ответ на это признание, и Влад повышает голос: — Но я могу пообещать вам две вещи: во-первых, я приложу все силы, чтобы победить в конкурсе и получить подряд на строительство «Дроздов-центра» и, во-вторых, сегодня мы оторвёмся на полную катушку! Если это наш последний корпоратив, давайте сделаем его незабываемым!

Давай, милый.

Пока все чокаются бокалами и выпивают, я тянусь к Владу и шепчу на ухо:

— Расстегни ещё две пуговицы на рубашке. Хочу на тебя посмотреть.

И припадаю к бокалу с вином. Оно прохладное и ароматное. Я пью его глоток за глотком, пока самый красивый парень в мире расстёгивает рубашку почти до самого пупка.

Сердце стучит так заполошно, словно я выпила банку самого ядерного энергетика, а не бокал столового вина. Владу жарко. Он обмахивается панамой, по виску скользит капля пота. Мне хочется поймать её пальцем и размазать по белой коже, но я не уверена, что это достаточно садистический поступок. А я же должна вести себя как садист, чтобы поджаривать свою жертву на медленном огне желания.