Ульяна нашёптывала заговор. Я расслышала обрывки фраз… «зеркало, зеркало…помоги найти…пусть зеркало станет окном…»
Почувствовала исключительно сильную энергетическую связь и взаимопонимание между прабабкой и Дарьей. Обладающая необыкновенным знанием заговоров и молитв Ульяна, тихо нашёптывала загадочные, заговорные слова. Сотканные из таинственных обрывков прошлого фразы, произносила особенно нежно и тихо, словно передавала тепло от матери к ребёнку. Подошла ближе, хотела запомнить важные фразы, но видение исчезло, растворилось в утренней дымке. Пробудилась я окончательно. Записала в дневник детали обоих снов.
Глава IV
Я поднялась, оделась и прошла в горницу.
Предложила Ирина мне чашку ароматного лесного чая. На столе в чугунке стояла рассыпчатая гречневая каша, сваренная в русской печи на свежем коровьем молоке, приправленная домашним сливочным маслом. Рядом лежали ломтики хлеба.
Ирина, сосредоточенная на своих мыслях и проблемах, не поддерживала беседу. Они с Дмитрием куда-то опять собирались ехать. Старинная деревянная изба, доставшаяся ей по наследству от бабки Ульяны, всегда была наполнена уютом и ароматами лесных трав и мёда, пирогов и дамашней стряпни. Сегодня Ирина сварила очень вкусную гречневую кашу, используя истинно русский способ приготовления. Настоящая русская печь, находившаяся в доме, была не только источником тепла, но и центром семейной жизни. Именно здесь Ирина готовила свои самые лучшие блюда. Горячая кашица, сваренная на открытом огне и пропитанная ароматным дымом, обладала особенным вкусом и запахом. А добавление коровьего молока и свежего сливочного масла придавало ей нежность и потрясающее благоухание. Ломтики хлеба, лежащие рядом с гречневой кашей, были свежими. Они представляли собой идеальное дополнение к традиционному русскому завтраку. Я молча наслаждалась каждым кусочком, впитывала в себя ароматы дома и семьи.
Нога у Дмитрия заживала. Но он тоже сегодня казался серьёзным и сосредоточенным на делах. Мало говорил.
Зашёл Никитич. Поздоровался, присел к столу.
— Позавтракай с нами, — пригласила Ирина.
— Отведаю кашицу с большущим удовольствием.
Положила ему в глиняную миску знатную порцию. Ел и нахваливал хозяйку.
— Ярослава, — обратился он ко мне и почесал затылок, — Трактор барахлит, снова не заводится, как вчера.
Он подмигнул мне.
— Придётся обождать с поездкой к блудному лесу. К обеду постараюсь починить.
— Поняла.
Я поделилась желанием навестить могилу Ульяны.
— На погосте она покоится. Возьмите бутылку пластиковую, а лучше две. Из целебного источника воды наберите, — подсказал он.
Доел кашу, поблагодарил и добавил: — Баба Маша собирается в том направлении ехать за хлебом. Если поспешить, то она подвезёт. А там пройти леском недалече будет.
Кинулась я собираться, взяла пластиковый пакет и бутылки. Прихватила сотовый. Надела платок на голову.
Вышли с ним из дома, как раз мимо проезжала на кобыле баба Маша.
— Мария, — окликнул Никитич, — подвези Ярославу. На погост собралась она, Ульяну проведать. Тебе по пути.
Она остановилась, поздоровалась с Никитичем.
— Садись, — пригласила баба Маша меня.
Уселась я на телегу. И мы тронулись. Ехали и молчали, тряслись по лесной дороге. Зорька чёрно-белая рабочая лошадка исправно тянула повозку.
— Как Паша? — спросила я.
— Родители из города приехали, с ними Паша сейчас, — нехотя ответила она.
Я рассмотрела бабу Машу. Седая пожилая, полная женщина в тёмно-синем платке. С круглым простым лицом и большой бородавкой под носом.
«Не очень разговорчивая возница», — подумала я.
***
По обеим сторонам дороги простирался заколдованный лес. Мохнатые ели, словно грозные стражи, стояли на обочине, не пропускали чужаков в свои владения. Суровые колючие ветви выставили высоко в небо острые иглы, словно железные руки с острыми когтями. Готовые уколоть и исцарапать любого, кто осмелился проникнуть в этот древний и таинственный уголок чащобы. Тянулась впереди длинная лесная дорога, усыпанная неровными покрытыми мхом камнями. Словно природа долгими годами пыталась забить все следы наступивших на неё пришельцев. Видимо, это было дело великолепного и зловещего лесного духа, бдительно следившего за безупречностью своего царства. Наша телега неожиданно подскочила, чуть проехала и накренилась на левую сторону. Колесо внезапно погрузилось и застряло в глубокой яме. Медленно и ритмично деревянные доски заскрипели, выражали своё неудовольствие от такого неожиданного препятствия. Кажется, даже телега ощущала, что яма была необычной. В ней находилось нечто магическое, принадлежащее этому волшебному лесу. Колесо стало изменять своё направление, старалось избежать опасности, вырваться из загадочного места. Скрип досок всё громче простирался, будто стоны проникали в самые глубины леса. Предупреждали каждое дерево и живое существо о приближении чужаков.
Мы с бабой Машей, ошеломлённые таким поворотом событий, с ужасом смотрели, как телега пыталась выбраться из ловушки, затягивающей её всё глубже и глубже в тёмные лесные пределы.
— Слазь с повозки, — скомандовала она.
Я послушно спрыгнула на землю.
— Толкать будешь, — сказала баба Маша.
Ловко соскочила сама, чтобы лошадь смогла выудить повозку.
Сильно хлестнула кнутом кобылу и натянула вожжи баба Маша.
Зорька напряглась и рванула телегу на себя. Я упёрлась руками. Поддерживала сзади. Наконец, с помощью общих усилий и незначительных повреждений, телега выбралась из опасной ухабины. Достигла ровной дороги. Вздохнули мы с облегчением и продолжили своё путешествие.
— П-пыр-р-р-р! Стой Зорька, — приказала она.
Кобыла замерла.
— Видишь, тропиночка в лесок идёт. Ступай по ней, как раз доберёшься до погоста.
— Ага.
— Часа через два обратно поеду с хлебом. Может быть, успеешь вернуться, — предупредила она, смилостивившись ко мне.
— Благодарю.
— Часовенка маленькая там есть. Помолись за упокой души рабы Устиньи, — подсказала баба Маша, — Рядом целебный источник, наберёшь воды.
Я слезла с повозки.
Тропинка на кладбище пролегала через небольшой пригорок. Помахала я бабе Маше и Зорьке рукой и побрела через еловый лесок.
Огромные мохнатые тёмно-зелёные ели обступили узкую дорожку с двух сторон. Я ощутила, как приближаюсь к миру мёртвых. Ветви деревьев плотно сплелись между собой, создали ажурную решётку.
Поднялась я на горку. Передо мной предстала неповторимая картина — старинное деревенское кладбище, словно забытое временем и окутанное тайной.
Каменные надгробия, погруженные в вечный покой, стройно располагались на погосте под шёпот елей. Ветер играл с их ветвями, производил зыбкий шорох, будто призывал охранять покой ушедших в иной мир. Я наклонилась и нарвала лесных ромашек, почтить память знахарки Ульяны.
Спустилась. На погосте царило непреодолимое безмолвие, будто никогда не нарушавшее умиротворение усопших. Мои шаги зазвучали гораздо тише, словно боялись нарушить священную гармонию этого места. Очертания древних надгробий таинственно пленяли взгляд, будто каждая черта и выгравированное слово хранили в себе историю давно забытых жизней. Всякий шаг становился всё более медленным, словно безмолвные души встречали меня на пути. Просили помянуть в своих молитвах.
На некоторых могилах возвышались покосившиеся деревянные кресты.
Волна эмоций захватила меня. Наполнила душу тихим и глубоким смирением. Мой взор задержался на одном из надгробий, убранном свежими цветами, венком и яркой лентой. Прочитала надпись … «покойся с миром дорогая Галина…от родителей». Рядом сидела большая кукла и мягкие игрушки.
«Что-то девушки пропадают в этих краях часто. И умирают раньше срока и родителей…», — подумала я.
Деревянную кладбищенскую часовню я заметила сразу. Зашла. В центре возвышался старинный жертвенник, с множеством икон разных размеров. Древние образы на стенах и потолке отражали прошедшие годы и людскую печаль. Пыльные окна немного пропускали солнечный свет, превращали в пятна, разбросанные хаотично на полу. Воздух внутри часовни был пропитан запахом времени, поминальных молитв, создавал среду загадочности и покоя.