Притчей во языцех оказалась новая ска-композиция «2-12-85-06», дерзко сыгранная на III ленинградском рок-фестивале. Краткая история её создания заключалась в том, что Курёхин с Гребенщиковым, заразившись приёмами «тропиллизации», решили впихнуть в этот провокационный номер максимальное количество информации. Тут присутствуют псевдоямайский вокал БГ, саксофон Михаила Чернова, частушки в исполнении Тропилло, ускоренные голоса, сдвоенный и обратный вокал, фонограммы шумов и ещё огромное количество студийных эффектов.

Но главными прорывами на новом альбоме стали не эти народные забавы, а акустические «Деревня» и «Дети декабря». Примечательно, что вторая композиция была написана в конце 1984 года — в честь рождения сына Глеба (а вовсе не одноимённого альбома The Rolling Stones). Волшебная скрипка Куссуля и бархатная виолончель вернувшегося в родные пенаты Гаккеля создавали нежное обрамление для вкрадчивого вокала Гребенщикова.

«Когда мы придумали в “Деревне” этот скрипично-виолончельный ход и начали его репетировать, у меня возникло ощущение, что мы попали туда, куда надо, — отмечал идеолог “Аквариума”. — Когда попадаешь в точную музыку, ты всегда ощущаешь это место — без привязки к тому, что происходит за окном. Это настоящее. Впоследствии нам удавалось добиться такого лишь дважды — в “Партизанах полной луны” и “Великой железнодорожной симфонии”».

Для знатоков отметим, что из сессий того периода в архивах Дома юного техника сохранился 15-минутный вариант «Мы никогда не станем старше», а также электрические версии песен «Трамвай», «Яблочные дни» и удлинённый «Дикий мёд». Последнюю композицию не очень любил Тропилло, считая её текст «пустым бахвальством»: «Я знаю нас на вкус, мы как дикий мёд / Вначале будет странно, но это пройдёт».

В тёплый июльский день 1985 года перед концертом Рави Шанкара Андрей «Дюша» Романов встретился у филармонии с Гаккелем, Куссулем, Титовым и сказал: «Я, пожалуй, снова начну музыкой заниматься». Наивно употребляя литрами водку и портвейн, он неожиданно победил рак и вскоре оказался в студии у Тропилло. Там же материализовался и Саша Ляпин, сыгравший на композициях «2-12-85-06» и «Она может двигать собой». К слову, его эффектное гитарное соло в «Змее» настолько потрясло присутствовавшую на концерте Аллу Пугачёву, что она пригласила Ляпина на постоянную работу в ансамбль «Рецитал». Отдадим должное её стилистической гибкости, но по-хорошему хард-роковый Ляпин ответил поп-звезде отказом.

Тем не менее большинство гитарных ходов были сыграны самим Борисом — при непосредственном продюсировании Курёхина. Особенно убедительно его партии прозвучали в «Снах о чём-то большем», а когда Тропилло не понравилось соло Гребенщикова в «Змее», Капитан отправил Андрея Владимировича подкрепиться в ближайшую пельменную и в его отсутствие самостоятельно прописал этот трек.

«Я, в принципе, мог бы быть хорошим гитаристом, — оправдывался БГ, который играл на новеньком Fender’e, привезённом ему Джоанной в подарок от Дэвида Боуи. — Но мне вечно не хватало времени для повышения мастерства».

Ближе к концу сессии музыканты начали осознавать, что обновлённая группа сложилась в единое целое. Всем тогда казалось, что родилась ещё одна мифологическая грань «Аквариума», где наиболее значимое происходило не на концертах, а именно в студии. Дело дошло до того, что Курёхин согласился записаться в песне «Дети декабря», хотя считалось, что лирические композиции ему противопоказаны по определению.

Именно в тот момент, когда к власти пришёл Горбачёв и вся страна замерла на пороге перестроечной истерии, Борису захотелось умных и мягких мелодий. На альбоме «Дети декабря» музыкантам вновь удалось совместить таинственную герметичность «Аквариума» с профессиональным флёром многоканальной звукозаписи. Чудесным образом был достигнут баланс авангардизма в аранжировках и горного хрусталя в текстах. Курёхинский сарказм клавишных, жёсткая гитара БГ, беззащитная скрипка Куссуля и ненавязчивая флейта Дюши создавали ощущение надежды на будущие подвиги.

Сведение и наложение шумов происходило в приподнятой атмосфере в январские дни 1986 года. Принесённые Борисом с «Ленфильма» фонограммы с кваканьем лягушек и звуками деревенской природы придавали альбому несколько буколическую окраску. Похоже, бэнд наконец-то приблизился к тому, чем именно ему и предназначалось быть.

Однако «последней отрыжки социализма» предвидеть не смог никто — на исходе 1985 года муниципальные власти сменили куратора Дома юного техника, и вскоре над колыбелью ленинградской звукозаписи нависла серьёзная угроза. Новая охтинская метла замела всё живое, и к деятельности студии возникло множество вопросов со стороны городской администрации. Почувствовав усиление прессинга, Тропилло отступил с насиженных позиций по всем правилам военной стратегии. Опасаясь возможных репрессий, он уничтожил все следы «преступной деятельности»: сжёг обложки записанных ранее альбомов, спрятал в надёжное место оригиналы и тайком вывез из здания бывшей гимназии всю студийную аппаратуру. На этом золотой век местной подпольной звукозаписи закончился, а «Аквариум» на долгие годы остался без собственной студии, где мог бы адекватно записывать новые альбомы.

А теперь — «минутка смеха», посвящённая пытливому тинейджеру Лёше Казакову, который умудрился посетить… фейковый концерт любимой группы. Этот удивительный квест случился зимой 1985 года в городе Павловске. Сперва ничто не предвещало беды. Перед началом мероприятия Казаков, настроившись на духовное откровение, доверчиво вручил организаторам три рубля за билет. Затем он в течение часа слушал «Электрического пса», «Молодую шпану» и прочие greatest hits, которые проникновенно исполнял со сцены хмурый рокер с гитарой. По воспоминаниям очевидцев, лица его не было видно из-за длинных волос и темноты. В паузах между песнями он сдержанно благодарил публику, а зрители в ответ восторженно аплодировали.

Значительно позднее, когда повзрослевший Казаков обнаружил себя в должности начальника ленинградского отделения по борьбе с организованной преступностью, он наконец-то увидел по телевизору живого Гребенщикова и… понял, что на концерте в Павловске пел совершенно другой человек.

Науке неизвестно, сколько таких концертов было сыграно в окрестностях Ленинграда. Но за год до начала перестройки, когда «Аквариум» ещё находился в глубоком подполье, представить такую ситуацию было вполне возможно.

С конца семидесятых го дов «Аквариум» выпускал концертные записи по необходимости — когда у музыкантов не было возможности зафиксировать материал в студии. Поэтому неудивительно, что необработанные концовки песен на «Ихтиологии» или «кастрюльный» звук альбома «Live in Гори» особого воодушевления у Гребенщикова не вызывали. Немалые претензии существовали у Бориса и к качеству бутлегов «Арокс и Штёр», «Рыбный день», «Сроки и цены» и «Электрошок». Эти самопальные альбомы не были для «Аквариума» чем-то значимым — в отличие, скажем, от «народных концертников» Grateful Dead, Нила Янга или рок-группы «Россияне». Причём происходило это не из-за грязного звука, отсутствия оформления или гула из зала. Дело было совершенно в ином.

«Я не люблю концертные альбомы, — признавался автору Гребенщиков. — Никакие и ничьи, поскольку меня интересует не столько энергетика, сколько чистота восприятия. И когда ты пишешь альбом в студии, между тобой и слушателем ничего не стоит. А то, что мы играем “живьем”, — это как будто бы я наблюдаю со стороны, как группа целуется с залом. Такое ощущение, что я там никак не появляюсь. Когда я стою на сцене, у меня в ушах звук гораздо полнее, чем то, что я слышу. А то, что я слышу, — это Хендрикс или Rolling Stones. Но то, что мы играем, не дотягивает до этого. Поэтому меня всегда интересовала только прямая звукозапись».