После того как Тропилло был вынужден закрыть студию, ситуация вокруг «Аквариума» оказалась патовой. Новые композиции сыпались из Бориса одна за другой, но записывать их было негде. И из-за отсутствия условий эти песни становились беспризорными, словно брошенные на произвол судьбы дети. Об экспериментах с «симфонизмом» и струнной секцией можно было забыть до лучших времён. И тогда Гребенщиков сконцентрировался на концертах, проходивших в сквотах, общежитиях, на квартирах или в мастерских у знакомых художников.

«Карликовую прихожую двухкомнатной квартирки на опушке гольяновского леса завалило дублёнками, — писал об одном из таких сейшенов поэт Александр Бараш. — Напряжённый молодой человек из пришедших вместе с Андреем Макаревичем настойчиво интересовался: “А нельзя ли найти место для Макаревича?” Пришлось развести руками: места на досках, положенных на стулья и табуретки, не были регламентированы по статусу… Гребенщиков сел на большой с зелёным сукном стол у окна, его басист поместился сбоку, у двери на балкон. Акустический концерт был посвящён медитативным рефлексиям: “Каждый из нас знал, что у нас / Есть время опоздать и опоздать ещё, / Но выйти к победе в срок. / И каждый знал, что пора занять место…”, “Небо становится ближе”, “Сидя на красивом холме”, “Десять стрел” etc. Это было, наверное, время наиболее качественной славы Гребенщикова, звёздный час русской рок-музыки — казалось, что в ней поселилось самое живое и точное чувство стиля и эпохи».

В Москве Борис периодически играл один, а в Ленинграде выступал то с Дюшей, Гаккелем и Фаном, то в экспериментальном составе — с Куссулем и Титовым. А если помещение было крохотным, БГ исполнял песни в паре с Титовым, который привозил на тележке комбик, сделанный из колонки VEF и ящика от киноустановки «Украина».

В какой-то момент обе версии «Аквариума» объединились, сыграв вшестером — как гласит история, в честь приезда в Ленинград старинных американских друзей. На этих идиллических концертах музыканты садились полукругом, и было слышно, как Борис улыбается. На бис — редкий случай — исполнялась классика американского рока шестидесятых — от Buffalo Springfield до Grateful Dead.

Сейчас становится понятно, что по саунду это был прообраз будущего «БГ-Бэнда», звучание которого определяли то квазидоверительный вокал Гребенщикова, то акустическая гитара, то флейта, то необузданная скрипка. Вокал Бориса поддерживали «музыканты от Бога» Саша Куссуль и Саша Титов плюс старинные дружбаны — с харизмой до колен, всегда имевшие минимальное отношение к академическому музицированию.

«Порой мне кажется, что именно Гребенщиков изобрёл формат квартирных концертов, — замечал рок-журналист Влад Бачуров. — В какой-то момент я даже прекратил ходить на выступления “Россиян”, которые каждый раз играли одинаковую программу. А у “Аквариума” всегда можно ожидать чего-нибудь непредсказуемого».

Здесь уместно вспомнить, что в этот период Борис впервые познакомился с творчеством Александра Башлачёва. Лидер «Аквариума» пригласил череповецкого барда выступить у себя дома, причём видеосъёмку этого концерта, сделанную Джоанной Стингрей, удалось сохранить для истории.

«Если нам не отлили колокол, значит здесь время колокольчиков», — разбивая пальцы в кровь, надрывно чеканил СашБаш, выплёвывая слова сквозь расшатанные зубы. Именно эта варварская энергетика вместе с привязанными к руке колокольчиками вытеснила из головы Гребенщикова остальных кумиров — от Харрисона до Дилана.

«Моё первое впечатление от Башлачёва оказалось очень сильным, — рассказывал позднее Борис. — Это было столкновение с человеком, в котором от природы есть дар и который умеет им пользоваться — и производит впечатление, будто ты заглянул в горящую печку. Этот внутренний жар, захлёбывающийся поток всегда действует сильно на кого бы то ни было… Этот Божий дар есть у всех, просто один из ста тысяч доводит его до ума».

Ещё одна хорошая новость — у «Аквариума» появился толковый звукорежиссёр. До этого на сейшенах за микшерным пультом сидели друзья, а то и просто все кому не лень. Возможно, отчасти поэтому БГ и не любил концертные альбомы. Но у всякой халявы, как известно, есть свой финал. Так случилось, что в районе 1984 года молодой музыкант Слава Егоров познакомился с Севой Гаккелем. По выходным они развлекали гопников из посёлка Васкелово неким подобием дискотек, проходивших в местном доме культуры. Всё остальное время Егоров слушал фолк-рок, курил траву и писал красивые песни, которые вошли в магнитоальбом «Инородное тело», зафиксированный на магнитофон Лёшей Вишней.

«Мне нравились рассуждения Егорова о звуке, — вспоминал Сева. — И я как-то привёл его в гости к Бобу, поскольку мне захотелось их познакомить и порекомендовать Славу как звукорежиссёра».

Яркая и неординарная личность, Егоров оказался терпеливым человеком, которому удалось запечатлеть на плёнке шедевры Александра Башлачёва. Запись цикла песен «Вечный пост» происходила на подмосковной даче у Липницкого и далась его участникам немалой ценой. Но в итоге альбом получился, скажем так, медитативно-психоделическим, а Гребенщиков смог оценить интуитивные навыки Егорова. Теперь он доверял ему звук не только на камерных выступлениях, но и на последующих крупных концертах.

Любопытно, что в этот период Борис начал вновь исполнять пресловутую балладу Вавилова — Волохонского про «город золотой», которую не пел до этого несколько лет. А Егорову, восхищённому красотой этой песни, удалось договориться с администрацией Дома радио и увековечить её в студийной версии.

Ещё одно важное достоинство заключалось в том, что на многочисленных концертах Егоров не имел холуйской привычки выводить вперёд вокал Гребенщикова, «убирая» подпевки Дюши и Гаккеля. И при этом — о счастье! — не страдали ни гармошка БГ, ни перкуссия Фана, ни партии скрипки, флейты и виолончели. Теперь это акустическое совершенство оставалось только по-человечески записать.

Человека, сумевшего решить эту непростую задачу, звали Лёша Ипатовцев. В тот момент ему едва исполнилось девятнадцать лет, но его источники вдохновения были на редкость правильными. Он учился в Кораблестроительном институте, а детство провёл в Алжире, где трудились его родители. Буквально за год до описываемых событий Лёша приобрёл за немыслимые деньги кассетную деку Pioneer CT-3000 с сендастовой головкой. На остатки бюджета он купил в валютном магазине «Берёзка» несколько «хромовых» кассет TDК SA-X, позволявших осуществлять запись с максимально возможным качеством.

«Как-то зимой я шёл домой после одного из выступлений “Аквариума”, — рассказывал Ипатовцев. — Это был зенит акустических концертов втроём, когда, к примеру, “Звезда Аделаида” игралась так, что просто брало за душу. Поэтому в моей голове маячила всем знакомая мысль: “Это же надо писать!” Настолько всё было правильно, настолько цельно… Кроме того, меня всегда приводило в ужас, как был записан альбом “Ихтиология” — на ненастроенную деку, на обычные кассеты, с резким обрывом аплодисментов. Поэтому в ноябре и декабре 1985 года на каждый из концертов я приходил с магнитофоном. Поначалу никаких разговоров об альбоме не велось. Так, иногда после концерта дашь Гребенщикову запись, он послушает, подивится, откуда я кассету TDK достал, и между прочим заметит: “Может, что-нибудь и получится”».

Получилось. На каждом выступлении Лёша подключал к пульту завёрнутую в целлофан деку и «снимал» отлаженный Егоровым звук. В результате будущий альбом оказался выстроен на основе нескольких акустических выступлений, когда после прослушивания разных версий музыкантами выбирался наиболее яркий вариант. В итоге большая часть песен была записана на концерте в ДК «Невский» 19 декабря 1985 года. «Там был переполненный зал и царила самая настоящая истерия, — говорил Лёша. — Девочки кричат, аплодисменты, очень живой концерт!»