Салим убрал телефон обратно в карман, поднялся с места и положил ладонь ей на голову.

– Будь счастлива, бети… – прошептал он со слезами, не сумев скрыть, как сожалеет, что не справился с ролью отца. – Я бы хотел быть тебе таким отцом, каким меня попросила стать твоя мама в том письме. Но я вижу, что у тебя уже есть два человека, которые всегда помогут тебе не сбиться с пути.

Наурин прочистила горло, чтобы привлечь внимание Сабин.

– Асфанд отвезет тебя к дому Пино. Можешь забрать свою одежду и сегодня переночевать в гостевой комнате. Уже полвторого ночи, а Салману все еще нужна спальня Назии для сеанса Парвин и Салима. Завтра я велю Би Джаан помочь тебе разместиться там.

Сабин кивнула, пробормотала вежливое «салаам» отцу и вышла из комнаты вместе с Асфандом и Наурин.

Как только они вышли, телефон Салима громко зажужжал. Он вытер слезы носовым платком, вздохнул и лишь затем недовольно прошипел в трубку:

– Алло, Фарид! Где тебя носит? Пино пыталась дозвониться до вас с Долли, но вы не брали трубки.

Он молча выслушал ответ на свой вопрос. Его глаза внезапно округлились, а рот распахнулся в немом шоке.

Парвин аккуратно легла на кровать Назии, примяв локтями подушку. Она уставилась на Сорайю, пораженная, что та может так спокойно спать.

– Она живая? – спросила Пино, подозрительно щурясь.

– Само собой, – ровно отозвался Салман. – Я гипнотизер, а не убийца.

Парвин не могла понять, дурачится он или вопрос действительно его оскорбил. Она опустила шею на украшенную рюшами наволочку и сильней утопила голову в подушку.

– Честно говоря, я понятия не имела, чего ожидать, когда только вас увидела. Я хотела просто прикинуться, что поддалась гипнозу, и бубнить всякую чушь, а потом спокойно уйти со своей частью награды.

– Что же заставило вас передумать? – саркастично спросил Салман.

– Обстоятельства, – уклончиво ответила она и быстро заморгала, чтобы не дать слезам покатиться по лицу. – Думаю, мне не помешает ненадолго сбежать от реальности. Погрузите-ка меня в сон, прямо вот как Сорайю.

– Я здесь не затем, чтобы петь вам колыбельные, мадам! – раздраженно отрезал он. – Я здесь, чтобы помочь вам отпустить ваши разногласия с Назией. Но это хороший знак. Желание на время сбежать из реальности поможет вам погрузиться в состояние транса.

– Тогда чего мы ждем?

Чтобы как следует успокоиться и расслабиться, Парвин потребовалось несколько минут интенсивных дыхательных упражнений. Слегка растерянный стремлением пациентки поддаться гипнозу, Салман смерил ее подозрительным взглядом. «А она не прикидывается? – размышлял он. – У меня есть способ проверить». Он облокотился на матрас, аккуратно поднял руку Парвин поближе к своим губам и подул на нее. Женщина не подскочила, не воззрилась на него с гневом, а значит, и правда была в трансе.

– Какое ваше самое раннее воспоминание о Назии? – начал он.

Парвин медленно кивнула и послала Салману усталую улыбку, проваливаясь в воспоминание, которого не касалась все эти годы. Первое, что ей вспомнилось, – это дата: 4 апреля 1979-го. Когда ее память настроила все нужные параметры и окончательно переместила ее в прошлое, Парвин на всякий случай перепроверила дату на календаре, который Дия повесила на кухонный шкафчик в их новом доме. Повсюду витали слухи, что Бхутто-сахиба[17] повесили. Когда Дия услышала эту новость, она уселась на диван в салоне и опрокинула в себя целый стакан виски, будто смерть премьер-министра следовало отпраздновать. Парвин хлопала глазами на мать, пока та на чем свет стоит ругала Бхутто за его беспринципность.

– Если бы он позволил Муджибу стать премьер-министром, твоему отцу не пришлось бы воевать в Восточном Пакистане, – сказала Дия дочери, уже явно опьянев. – Если бы Восточный Пакистан не стал Бангладеш, твой отец был бы сейчас жив.

Не желая слушать, как смех матери превращается в слезы по погибшему мужу, Парвин тихонько ускользнула из салона и прошла в сад.

– Я слышу, как в соседнем саду играют две девочки… – сонно произносит Парвин. – Я взбираюсь на пальму и вижу Назию, более шумную. Она играет со своей сестрой. Они сделали палатку из простыней и гремят поварешками о стальные кастрюли: готовят понарошку. «Апа, ты у нас всегда принцесса, – говорит Наурин. – Почему бы тебе разок не побыть поварихой, чтобы я стала принцессой?» Назия пожимает плечами: «Не глупи. Я красивей тебя. И ты разве не знаешь? Старшие сестры – всегда принцессы». Я заливаюсь безудержным хохотом, когда Наурин фыркает на сестру, но затем послушно продолжает стучать поварешкой по кастрюле. «Разве я пошутила?» – говорит Назия, указывая на меня палкой. «Да, и очень смешно!» – радостно отзываюсь я. Вероятно, мой ответ чуть располагает ко мне Назию, потому что она улыбается и машет мне, приглашая присоединиться. «Иди играть с нами», – говорит она. Я спрыгиваю с дерева и приземляюсь в густую траву.

– То есть вы сразу же становитесь подругами?

– Да, сперва мы несколько месяцев играем втроем в этой самой палатке. Когда наступает сезон дождей и палатку убирают из сада, мы проводим время на веранде, потягивая чай и объедаясь пакорой, которую для нас с любовью готовит Би Джаан, их служанка. Наурин еще слишком мала, поэтому играет одна. В эти дождливые дни Назия становится моей единственной подругой, а ее дом – моим убежищем, спасением из дома.

Вечера мы проводим, рисуя картинки, выполняя домашнее задание и обмениваясь секретами. Она спрашивает, почему я зову мать Дией. «Мама верит, что если я буду звать ее по имени, то перестану скучать по папе», – отвечаю я. Назия выглядит озадаченной, поэтому я поясняю: «Если у меня не будет того, кого нужно звать мамой, то мне и не захочется никого звать папой». Я спрашиваю, почему она постоянно командует сестрой. «Нури размазня, – говорит она. – Я просто пытаюсь сделать ее сильнее». Я говорю ей, что это просто глупое оправдание, чтобы спокойно обижать Наурин. С коварной ухмылкой Назия признается, что ей действительно нравится чувствовать свое превосходство. Но, если подумать, Назии и правда постоянно приходится заступаться за сестру, потому что Наурин очень впечатлительная и не понимает, когда ее добротой пользуются. Меня тянет к Назии из-за ее чувства справедливости. В конце концов я убеждаю Дию разрешить нам ходить в одну школу – просто чтобы больше времени проводить с лучшей подругой.

– Когда все начинает меняться? – спросил Салман.

– Полагаю, когда мы выясняем, что обе хотим писать книги. Мы с Назией обе просто обожаем читать. Но она предпочитает Диккенса и Харди, а я жить не могу без книг Энид Блайтон[18], которые предлагают мне побег от моей жалкой жизни с Дией. Однако наши несочетающиеся вкусы становятся проблемой лишь в тот момент, когда мы решаем написать книгу вместе. «Напиши одну главу, – предлагает Назия, – а как закончишь, отдай мне, и я напишу следующую. Так и будем чередовать, пока не закончим всю историю. А когда станем старше, сможем опубликовать ее под своими именами, вместе. Это будет роман, написанный лучшими подругами. Уверена, все будут просто в восторге». Неделю спустя я отдаю ей первую главу истории о девочке по имени Санья, которая растет в особняке с заботливыми родителями, которые осыпают ее подарками. Но, когда Назия отдает мне следующую главу, я понимаю, что с ее легкой руки идиллия, которую я создала для Саньи, разрушена. В этой главе отец Саньи погибает на поле боя, а ближайшим другом ее матери надолго становится виски и подарки Санья получать перестает. Читая главу, я гадаю, не моей ли жизнью вдохновлялась Назия.

– И что же, действительно вдохновлялась? – спросил Салман.

– Не знаю. Я стараюсь не думать об этом. Не затягивая, я берусь за следующую главу нашей книги. В этот раз выясняется, что отец Саньи считался погибшим ошибочно. Он возвращается с войны и велит жене бросить пить. Глава оканчивается на том, что родители покупают Санье подарки. Назия непонимающе хмурится, читая это, а затем сразу же достает листок бумаги и начинает писать. Когда она отдает мне главу, я поражаюсь тому, как пренебрежительно она избавилась от моих изменений в сюжете, указав, что все случившееся было просто сном. В главе Назии Санья понимает, что возвращение отца ей лишь приснилось, и с огорчением выясняет, что в реальности все осталось по-прежнему. Я требую объяснений: «Зачем ты это сделала? Я всего лишь хотела, чтобы Санья была счастлива, а не печалилась так сильно». Назия стучит себя пальцем по лбу и вздыхает: «Пино, когда ты уже поймешь, что жизнь так не работает? Между реальностью и вымыслом есть разница». Я говорю ей, чтобы прекратила без спросу тыкать меня носом в реальность. Назия отвечает, что как хорошая подруга будет постоянно спускать меня с небес на землю, хочу я этого или нет.