Пронизывающий ветер проникал даже под магические коконы.

— Вот такое х… холодное лето, — улыбаясь до ушей, ответил ей граф. — Пойдёмте скорее на станцию пить горячий чай!

— Я бы сейчас что-нибудь покрепче выпил бы, — признался Кропоткин, оглядываясь на самолёт, в котором остался практически полный бар.

— Алкоголь на таком морозе — практически верная смерть! — подняв указательный палец к совершенно ясному небу, заявил Жуков. — Вы же не самоубиваться сюда приехали, не так ли? — он с хитрецой посмотрел на меня.

— Надеюсь, что нет, — коротко ответил я, так как открывать рот на таком морозе совершенно не хотелось.

— Извините, если лезу не в своё дело, — начал граф Жуков, когда мы уже выпили по паре чашек горячего чая и отогрелись, — но вы к нам просто за острыми ощущениями или по делу?

И тут я понял, что совершенно забыл представиться полярнику.

— Мы по делу, — сказал я и протянул ему руку. — Никита Державин.

— Державин⁈ — брови Жукова взлетели вверх, и он крепко пожал мне руку жёсткой и жилистой ладонью. — Тот самый?

— Смотря, что вы имеете в виду под словосочетанием «тот самый», — ответил я, понимая, что мои слова походят больше на набивание себе цены, поэтому поспешил добавить. — Внук министра транспорта, ну и участвовал в спасении императора из тоннеля.

— Вот это встреча! — полярник действительно был рад и не верил своим глазам. — Нет, мы тут, конечно, народ дикий, и новости до нас доходят с большим опозданием. Но доходят. Мы за вами, Никита, давно следим. Но никак не ожидали, что увидим.

— Вот видите, — ответил я, решив принимать такие признания со спокойствием, — иногда и такое случается. Так вот, нам надо попасть в квадрат, что ближе к полюсу отсюда, — и я указал на карте точное место, которое я пометил ещё в самолёте, проследив за потоками чуть дальше станции.

— Я бы с радостью, — граф сразу же погрустнел и даже как-то съёжился. — Да только ничего живого та местность не приемлет. Да и неживого тоже.

— Можно подробнее? — попросил я, вглядываясь в обветренное лицо закалённого климатическими невзгодами человека. — Потому что наш путь лежит именно туда.

— А говорили, что не самоубиваться, — пробубнил на это полярник. — Мы туда две экспедиции посылали. А ещё норвежцы, американцы и аргентинцы по одной. Все сгинули без следа. Посылали и роботов всяких, даже луноход один. Никто не вернулся. Поэтому мы, конечно, приглядываем за той территорией, но издалека.

— А что конкретно там происходит, знаете? — спросил я, чувствуя, что нахожусь на верном пути. — Почему все исчезают?

— Только примерно, — ответил мне Жуков, и налил ещё чаю девушкам и Архосу, которого просто интересовало всё человеческое. — Там неизвестная сейсмическая активность… — он задумчиво пожевал губу, затем пододвинул к себе ноутбук и открыл крышку. — Это сложно описать словами, поэтому я покажу. В самые тёплые дни мы запускали дроны. На таком морозе они долго не выдерживают, но если подгадать время работы и активности выбросов, то тогда вполне можно кое-что увидеть.

— Активности выбросов? — переспросил я, так как это было новое понятие, выданное полярником.

— Мы их так называем, потому что понятия не имеем, что это на самом деле, — ответил он и включил видео, на котором под камерой быстро пролетали бесконечные сияющие льды. Зрелище было величественное и даже немного страшное. И вот в какой-то момент всё изменилось, и льды под аппаратом прямо на глазах стали расступаться. — Как видите, в абсолютно ровной поверхности, — граф комментировал видео для всех, сгрудившихся у экрана, — внезапно появляются трещины, из которых происходят некие выбросы. Мы видим лишь лёгкий пар, словно где-то в глубине существует горячее озеро. Но полагаем, что дело далеко не в этом.

Я глянул на картинку специальным зрением и тут же удостоверился в том, что полярники не ошибались. Из трещин в атмосферу выбрасывался чистый эфир. Однако его тут было довольно мало, чтобы образовать те самые потоки, которые мы видели.

— Вы совершенно правы, — сказал я, вставая и начиная закутываться в тёплые вещи. — Горячее озеро тут ни при чём. Там находится именно то, что мы ищем.

— Так я и думал, — ответил граф, останавливая видео, — потому что горячее озеро растопило бы всё вокруг. Но, послушайте, это очень опасно. Потому что трещины появляются каждые пятнадцать минут, — это мы знаем, но постоянно в разных местах. А затем, после выброса, зарастают, заплавляются начисто, словно там ничего и не было. Если вы провалитесь в такую, нам вас никогда не найти.

— Не провалимся, — пообещал я, кивнув полярнику с благодарностью. — Тем более, с нами тут абсолюты земли, воды и огня. Так что полагаю, если что-то случится из непредвиденного, мы сможем выбраться.

— А вы неплохо подготовились, — уважительно проговорил Жуков, а затем оценил нашу одежду. — Но вот по экипировке — полный швах. Разрешите вас доукомплектовать?

— Хорошо, — рассмеялся я, позволяя нацепить на себя специальный капюшон и лыжные палки, что шли в комплекте с ледоступами. — Нам повезло, что тут работают такие люди, как вы.

Дальше двигались на двух собачьих упряжках, поддерживая вокруг саней и собак температуру градусов на тридцать выше той, что была в округе. И всё равно внутри кокона было только минус двадцать. Но хотя бы не было пронизывающего ветра.

Кропоткин по своему обыкновению общался с псинами, запряжёнными в упряжке. А поскольку те были очень весёлого и бойкого нрава, периодически над чем-то смеялся. Он пытался пересказывать нам, но тогда смысл шуток безнадёжно терялся.

Архос, как мог, ухаживал за Беллой. Я видел, что моим друзьям иногда даже было неловко, и они отводили глаза. А вот бабушку, похоже, всё устраивало. Она с удовольствием позволяла поправить себе складки на одежде, воротник или манто, которое появилось у неё, словно по волшебству.

И тут я задумался над тем, что совершенно не знаю, есть у Архоса какая-то магия, и если есть, то какая именно. Надо будет у него поинтересоваться. Может быть, нужна помощь в увеличении потенциала?

Граф Жуков постоянно травил мне местные байки. Но я видел, что он хотел бы, чтобы всё было наоборот, и это я ему рассказывал бы свои истории. К сожалению, в этот раз у меня не было желания этого делать. Всем мои мысли были сосредоточены на одном единственном — ставшим просто огромным эфирном потоке над нашей головой.

Внезапно упряжки остановились.

— Всё, — сказал граф, сходя на лёд. — Дальше область спонтанных выбросов. Ближайший, кстати, через минуту. Можем посмотреть.

Оказалось, что по видео я не составил должного впечатления, что это такое — спонтанные выбросы. Да и не сами выбросы тут были важны. А трещины. Они появлялись внезапно, словно по щелчку пальцев и раскалывали лёд на протяжении нескольких сот метров, моментально расширяясь до двадцати-тридцати метров.

То есть, можно было просто стоять на ровной и твёрдой поверхности, а уже в следующий миг лететь в пропасть.

— И какова глубина этих трещин, не знаете? — спросил я у Жукова, который смотрел на происходящее с куда меньшим интересом, чем мы. Видимо, уже привык. — Далеко лететь до дна?

— Если только оно есть, — пожал плечами полярник. — Это самое дно. Все наши попытки измерений проваливались. Но на полтора километра вниз они идут точно.

У Вали, стоявшей рядом с нами, вырвалось нецензурное слово, в ответ на заявление графа. Но потом она собралась и обратилась к мне.

— Никит, и как же мы это всё преодолеем?

Я посмотрел на небо. Поток эфира над моей головой интересовал меня лишь как проводник, но вот узнать по нему, сколько ещё осталось до нашей цели, было сложновато.

И тут на грани видимости я увидел второй поток, что отклонялся градусов на тридцать-тридцать пять от нашего и очень быстро пропадал из зоны видимости. Но в той стороне, куда двигались мы, он сходился с потоком, за которым мы прибыли аж из самой Москвы.