Из этого весьма интересного отрывка следует, что вмешательство Бога в историю начнется тогда, когда, незадолго до конца, явится Мессия. После четырехсотлетнего царствования Мессия умрет вместе с людьми, и мир на семь дней вернется к «исконному безмолвию». Разрыв между двумя веками столь радикален, что мир на семь дней погружается в небытие, дабы между ними вообще не сохранилось никакой связи. Затем наступает воскресение и последний суд.

Быть может, кто–то скажет, что, поскольку приведенные отрывки написаны относительно поздно (почти в конце I в. по Р. X.), идеи, содержащиеся в них, не присущи новозаветному менталитету, но основаны на нем. Есть, однако, отрывок, который был написан лет на двести раньше. Речь идет о 1–й Книге Еноха (1 Енох 91:12–17; 93:1–10). Здесь повествуется о видении, в котором история делится на десять больших «седмиц», или эпох, большинство из которых длится сотни лет. Часть этого видения, повествующая о конце мира (седьмая часть десятой «седьмицы»), представляет для нас особый интерес.

«И после этого на десятой седмице в седьмой части будет вечный суд; и вершить его будут ангелы вечного неба -великий (суд), исходящий от всех ангелов. И первое небо оты–дет и прейдет, и возникнет новое; и все силы небесные семикратно воссияют вовеки. И после сего седмицам не будет числа, и наступит (время) благости и праведности, и о грехе никто не услышит вовеки» (1 Енох 91:15–17).

Из приведенного отрывка видно, что вечный суд начнется в определенное время, и в результате него «первое небо» «прейдет» и возникнет новое. Затем седмицам не будет конца, все они будут исполнены благости и праведности, а грех исчезнет навсегда и полностью. Несмотря на то что в данном отрывке Мессия не упомянут, разрыв между земным, ветхим веком и веком новым, грядущим столь же очевиден, как и в цитатах, приведенных ранее.

Апокалиптическая эсхатология межзаветного периода характеризуется двумя особенностями, резко отличающими ее от эсхатологии ветхозаветных пророков. Во–первых, налицо глубокий пессимизм. На земле силы зла столь могущественны, что не может быть и речи о преображении мира в рамках присущей ему истории и географии. Необходим вселенский акт уничтожения. Во–вторых (и этот второй момент связан с первым), налицо явный разрыв между нынешним веком с его историей и веком грядущим, между злом и добром, страданием и блаженством. Прежде чем придет новое, старое должно быть полностью уничтожено.

Нет сомнения в том, что эти идеи выходят за рамки ветхозаветной пророческой эсхатологии. В самом Ветхом Завете межзаветным апокалиптикам более всего созвучно повествование о самом первом конце мира, то есть о потопе. Эпоха ветхозаветных пророков не несла особой радости, и тем не менее в ней жила надежда на то, что, если Бог властно вмешается в историю, эта эпоха может измениться к лучшему. В еврейской апокалиптической литературе (как и в повествовании о потопе) положение дел представляется настолько безысходным, что, для того чтобы Бог мог начать что–то творить, необходимо уничтожить все существующее[19].

Руководил ли Бог развитием этих апокалиптических идей? Думаю, что да. Несомненно (и мы это увидим), что еврейские апокалиптики во многом определили новозаветную эсхатологию. О важности всего того, что происходило после формирования ветхозаветного канона, говорит и Елена Уайт в своем «Желании веков». Она описывает, каким образом различные тенденции еврейского и языческого менталитета подготовили пришествие Христа. Чувствовалось, что Мессия придет только тогда, когда путь будет полностью уготован для Него. ««Когда пришла полнота времени, Бог послал Сына Своего». Провидение управляло движением народов и человеческими страстями и всеми действиями до тех пор, пока мир не был приготовлен к пришествию Избавителя» (с. 32).

Вспоминаются слова Иисуса: «Еще многое имею сказать вам, но вы теперь не можете вместить» (Ин. 16:12). Благовествуя, Бог всегда использует язык прошлого опыта человека и сообразует Свое благовестие со временем, местом и обстоятельствами, в которых тот находится. Он возвещает ровно столько, сколько мы в состоянии уразуметь. Поэтому, несмотря на то, что апокалиптические сочинения не были богодухновенны и не обладали особым авторитетом, они хорошо выражали страстное стремление человека найти Бога и смысл жизни в период между Заветами. Язык и идеи, развившиеся в апокалиптической литературе, станут тем средством, с помощью которого позднее (в Новом Завете) Бог сможет более точно донести до человечества Свой эсхатологический замысел.

Похоже, что по крайней мере по двум направлениям еврейская апокалиптическая литература сослужила народу Божьему хорошую службу. Во–первых, Бог использовал ее, чтобы приготовить дорогу откровению, которому еще надлежало прийти, и, во–вторых, в ту эпоху, когда стих живой голос пророков и враги угрожали со всех сторон, еврейские апокалиптики поддерживали надежду на то, что Божья рука еще достаточно сильна, чтобы спасти Свой народ в назначенное время.

Сделав краткий обзор ветхозаветной и межзаветной апокалиптической эсхатологии, мы выявили несколько интересных тенденций. Будет полезно привести все их на одной странице, чтобы проиллюстрировать развитие эсхатологических идей на каждой стадии.

Эсхатология Моисея, вбиравшая в себя идею постепенного наступления конца мира при определенных условиях, в конечном счете подготовила путь для эсхатологии пророков, которая характеризовалась идеей властного Божественного вмешательства в исторический процесс. Эта идея подготовила почву для формирования концепции о постепенном утверждении идеального мира, той концепции, которая отчасти просматривалась во Второзаконии, хотя и без предположения о необходимости такого вмешательства. После формирования ветхозаветного канона забрезжила мысль о том, что дела в этом мире настолько плохи, что, прежде чем создавать идеальный мир (то есть утверждать грядущий век), необходимо полностью уничтожить все старое. Связь истории и географии с вечностью разрывается.

Богатый и разнообразный эсхатологический материал, содержащийся в сочинениях древнего Израиля и раннего иудаизма, создает необходимый фон для новозаветной эсхатологии. Теперь мы можем обратиться к той части Библии, которая является не только нашим главным свидетельством об Иисусе Христе, но и нашим путеводителем в адекватном осмыслении эсхатологических идей.

Нет сомнения, что новозаветные писатели и персонажи Нового Завета хорошо знали Ветхий. Ясно также и то, что они жили и писали в мире, сформированном иудейской эсхатологической апокалиптикой. Сам Иисус подтверждает это, говоря: «Истинно говорю вам: нет никого, кто оставил бы дом, или братьев, или сестер, или отца, или мать, или жену, или детей, или земли, ради Меня и Евангелия, и не получил бы ныне, во время сие (в веке сем — англ. пер.), среди гонений, во сто крат более домов, и братьев, и сестер, и отцов, и матерей, и детей, и земель, а в веке грядущем жизни вечной; многие же будут первые последними, и последние первыми» (Мк. 10:29–31).