Нечто подобное мы видим и в Книге Откровение. В некоторых местах наиболее подробно описывается та часть Армагеддона, которая произойдет перед Вторым пришествием Христа (см. Откр. 16:12–16; 17:14; 19:11–21). Однако окончательная эсхатологическая битва совершается еще раз, уже спустя тысячу лет, когда наступает безусловный конец (см. Откр. 20:7–10).

Через все описания лейтмотивом проходит мысль о том, что конец мира, с точки зрения ветхозаветных пророков, совершится в рамках известной на тот момент истории и географии. Идея абсолютно нового неба и новой земли (как в Книге Откровение) здесь еще не присутствует. В то же время надо отметить, что у пророков эсхатологическая перспектива разработана гораздо подробнее, чем во Второзаконии.

К несчастью, тот конец, который виделся пророкам, так и не обрел хоть какого–то буквального воплощения, и, следовательно, Ветхий Завет завершается большим вопросительным знаком. Его эсхатология не завершена. Для такого завершения он ждет чего–то извне и устремляется вперед. В период между утверждением ветхозаветного канона и пришествием Мессии было много попыток осмыслить, каким образом могло бы обрести реальность ветхозаветное понимание конца.

В течение веков, последовавших после закрытия ветхозаветного канона, в сознании народа Божьего произошел еще один весьма существенный сдвиг в отношении идеи конца мира. Пророки считали, что, после того как Бог преобразит страну, Свой народ и физический мир, земная история и вечность будут постепенно сливаться. Конец наступит в результате непосредственного вмешательства Бога в историю, за которым последует постепенное восстановление рая через возрождение страны и народа. Однако еврейские писатели, которых стали называть «апокалиптиками» (от первого слова в Книге Откровение, которое на греческом выглядит как apokalypsis, см. Откр. 1:1), уже не ждали обновления общества. В иудейской апокалиптике конец мира предполагает полное его уничтожение, уничтожение истории и географии. Рвется связь между нынешним миром и миром грядущим.

Апокалиптическая литература начала расцветать лет за сто пятьдесят до пришествия Христа. Ее авторы, как правило, скрывали свои имена и писали под именами хорошо известных персонажей израильской истории — Еноха, Моисея или Ездры. Их сочинения можно без труда почитать на английском языке благодаря издательской и организаторской деятельности Джеймса Чарлзуорта[16]. Авторы–апокалиптики дают удивительную возможность заглянуть в мир, в котором жили и к которому обращались Иисус, Павел и Иоанн. Ниже мы приводим несколько цитат из различных апокалиптических сочинений, дабы читатель мог уловить хоть какой–то аромат этих текстов.

«Не один, но два мира сотворил Всевышний» (4 Езд. 7:50). Книга, известная ныне как 4–я Книга Ездры, была написана не ветхозаветным Ездрой, а неизвестным еврейским автором приблизительно в то же время, когда Иоанн писал свое Откровение[17]. Слово, переведенное как «мир», может означать и «век». И тогда получается, что «не один, но два века сотворил Всевышний». Согласно «Ездре», новый век, исполненный славы, придет после того, как старый, преисполненный зла, будет уничтожен и верные Господу будут вознаграждены. Ниже в этой же главе автор подробнее разрабатывает эту концепцию. «Нынешний мир — не конец, и полнота славы не пребывает в нем; посему сильные молились о слабых. Но день суда станет концом этого века и началом грядущего века бессмертия, в коем не будет тления, потворство греху исчезнет, неверный отсечется, а праведность возрастет и явится правда. Посему никто тогда не сможет явить милосердие к осужденному на суде и нанести ущерб снискавшему победу» (7:112–115).

Итак, мы видим, что в еврейской апокалиптической литературе имеет место полный разрыв между двумя веками -настоящим и грядущим. У пророков такого нет, зато есть в повествовании о потопе (4 Езд. 3:8–11; Енох 10:1–18; 83:1–9; 1 Сивил. кн. 125–282 и т.д.). Согласно апокалиптикам, сначала должен быть уничтожен старый мир (как и во дни Ноя), а затем будет сотворен новый. В то же время мы видим, что эсхатология Моисея и пророков в большей степени ориентирована на постепенное наступление конца и постепенное преобразование нынешнего мира в более лучший.

Если говорить о пророках, то, пожалуй, ближе всех к идее прерывности, исповедуемой апокалиптиками, стоит Даниил (см. особенно 2–ю главу его книги). Однако даже у него нет определенного указания на то, что между историей и вечностью существует четкий разрыв. Мы помним, что мировые империи, символизировавшиеся фигурой истукана, были полностью разрушены камнем (Дан. 2:34, 35), однако ни истукан, ни камень не являлись символом всей земли как таковой. Земля оставалась нетронутой, хотя на смену ее царствам пришло царство Божье (Дан. 2:35, 44, 45). Следовательно, в конечном счете 2–я глава Книги пророка Даниила вполне согласуется с эсхатологией пророков, если, конечно, мы не станем навязывать Даниилу апокалиптические воззрения более поздней эпохи[18].

Итак, во 2–й главе Книги пророка Даниила еще сохраняется связь земной истории и вечности. В 4–й Книге Ездры этой связи уже нет. Здесь мы видим, что нынешний век со всем тем злом, которым он преисполнен, никак не связан с веком грядущим, исполненным великой славы.

Еще лучше, однако, разрыв между двумя мирами просматривается в 4–й книге из так называемых Сивиллиных книг, являющихся еще одним образцом еврейской апокалиптической литературы. Конец мира описывается там следующим образом: «Но если вы, злонамеренные, не послушаете меня и возлюбите нечестивое, восприняв все это злыми ушами, весь мир охватит огонь, и великое знамение меча и звука трубного при восходе солнца. Весь мир услышит звенящий шум и могучий звук. Он сожжет всю землю и уничтожит всехчеловеков и все города и реки во мгновение, и моря не будет. Он уничтожит все огнем, и останется один лишь тлеющий прах. Но когда все превратится в прах и пепел, когда Бог угасит страшный пожар, который Он возжег, Он Сам сложит кости и пепел человеческий и снова воздвигнет смертных, как они были прежде. И тогда начнется суд, возглавляемый Богом, и Он снова будет судить мир. Согрешившие нечестием будут погребены под землей, в просторах преисподней и в мерзких ямах геенны. Благочестивые же снова будут жить на земле, когда Бог даст им дух и жизнь и Свое благоволение. Тогда все они будут созерцать восхитительный и радостный свет солнца. О, сколь блажен тот, кто будет жить в это время» (4 Сивил. кн. 171–192).

Итак, мир гибнет в огромном пожаре, сжигающем всю землю и уничтожающем все человечество. В одно мгновение перестают существовать все города, реки и даже моря. Нет ничего, кроме тлеющего пепла, и праха. Однако, когда все превращается в пепел, Бог прекращает пожар и воскрешает человечество, которое потом предстает перед великим и последним судом. Бог отделяет благочестивых от нечестивцев. Нечестивые погребены под землей, в то время как праведники продолжают жить в возрожденном раю.

Прерывность между нынешним, ветхим веком и веком грядущим можно проиллюстрировать следующим образом:

Итак, мы видим, что апокалиптическое осмысление конца выходит за рамки ветхозаветной эсхатологии. Это не просто преображение земли, ее народа и общества. Налицо явное отличие нынешнего века от века грядущего, века небесного. Старое должно полностью исчезнуть, прежде чем наступит новое.

Апокалиптический разрыв между историей и вечностью еще лучше просматривается в другом месте 4–й Книги Ездры. «И вот, наступит время, когда сбудутся знамения, о которых Я предсказал вам; и возникнет город, ныне незримый, и явится земля, ныне сокрытая. И всякий, освобожденный от зол, предсказанных Мною, узрит мои чудеса. Ибо Сын Мой, Мессия, явится с теми, кто с Ним, и те, кто останется, будут радоваться четыреста лет. И после сего умрет Сын Мой Мессия, и все, в ком дыхание человека. И на семь дней возвратится мир к исконному безмолвию, как было в начале, чтобы никто не остался. И после семи дней мир, еще не пробудившийся, пробудится, и все превратное погибнет. И воздвигнет земля тех, кто спал в ней, и темницы отдадут тех, кто был в них. И Всевышний воссядет на престоле суда, и сострадания не будет, и терпение иссякнет, но пребудет один лишь суд, останется истина и упрочится верность» (4 Езд. 7:26–34).