Голова Николаса бессильно упала на грудь Ядвиги, а она только придвинулась к нему ближе и стала ласково поглаживать по спутанным влажным волосам.

— Я знаю, милый… Я всё знаю. Ушло дурное очарование, нет на тебе больше русалочьего проклятья.

— Русалочьего? — Николас поднял голову думая, что ему послышалось.

— Именно. Сегодня мне стало известно обо всём. Помнишь, как спасал ты меня из озера в деревне, где Любица жила?

Николас кивнул в ответ.

— Это всё проклятая русалка пыталась утопить меня, да на дно утащить, а потом и за тобой пришла, прокляла и жизненную силу выпила, оставив погибать.

— Но как ты узнала об этом?

Ядвига всё поглаживала голову мужчины, глядя в темное звёздное небо, и не понимала, отчего же сейчас настолько тяжко. Вроде, и Николаса спасла, узнала, что не по своей воле предал, а легче ни капли не становилось, даже наоборот — сидела в лесу с разбитою душою.

— Сон мне приснился…вещий, мой голубь сизокрылый. Долго думала, позабыть пыталась, да сердце всё не на месте было. Не стерпела и обманом к тебе поспешила, а ты тут… ни живой, ни мертвый.

— Но как же это? Я ведь чувствовал, что умираю. Что ты сделала? Почему я всё ещё живой, да и чувствую себя вполне?

Ядвига не могла раскрыть правды, на какие жертвы пошла ради его спасения. Решила, что так будет лучше. Ей уже не помочь: она непременно вскоре заплатит свою цену, а ему незачем остаток жизни себя корить. Вместо прямого ответа она одарила его нежной теплой улыбкой и сказала уклончиво:

— Как же я рада, что успела.

Оставляя не ведающего друга на земле, она поднялась с места и отвернулась, чтобы уйти, ведь больше ничего не могла поделать, но Николас подскочил следом и бросился ей на спину, горячо обнимая и прижимая к сердцу. Он зарылся лицом в длинные огненные волосы и гулко втянул в себя такой знакомый и сладкий аромат. Мимо воли губы сами впились в худое плечо и стали покрывать его отчаянными поцелуями.

— Не уходи… не покидай меня, — у Николаса задрожал голос. — Я и представить не смел, что смогу хоть раз ещё вот так прижать тебя к своей груди, коснуться рукой твоих волос, ощутить губами вкус твоих губ.

— Пусти…пусти меня, Нико, — трепеща всем телом от переполняющих её чувств, бессвязно бормотала Ядвига, вцепившись побелевшими пальцами в окрепшую руку мужчины.

— Не могу. Смертельно боюсь, что исчезнешь…

Всего один шаг, один поворот головы разделял давно разлученных возлюбленных от единения и сладострастного горячего поцелуя, и стоило Ядвиге только вспомнить гордое лицо дорогого князя, как в груди закипела страшная, пожирающая её душу злоба. Она возненавидела коварного вероломца, который ради своего счастья положил на жертвенный алтарь судьбу двух любящих сердец. Больше обреченную ничего не сдерживало, да и не хотела она уходить. Поддалась собственным желаниям, обернулась и упала в крепкие объятия Николаса. Спустя время мучительной разлуки их губы вновь сплелись в сладострастном поцелуе, после чего мужчина подхватил любимую на руки и осторожно уложил её на влажную траву. Ядвига забылась и отдалась Николасу без остатка. Она таяла в его руках, наслаждаясь близостью и той болью, которую причиняет мужу. Настало её время совершать безрассудные поступки, а впереди ещё ждала месть.

Николас глубоко спал, когда девушка осторожно выскользнула из его объятий, поправила стянутое с плеч платье и тихо встала.

— Навеки я твоя, любимый, душой и телом, — шепнула она ему на прощание и, оставив лёгкий поцелуй у виска, растворилась вдали пробуждающегося солнца.

«Теперь ты можешь жить дальше…» — подумала Ядвига, незаметно воротясь в повозку. Кучер всё ещё крепко спал, но времени на то, чтобы ждать, когда действие зелья рассеется, не было, поэтому девушка достала из сумки другой пузырек с сильным неприятным запахом, нейтрализующим действие сонного зелья, и сунула его под нос провожатого. Тот мигом пришел в себя, слабо понимая, что произошло.

— Поворачивай обратно, — твердо скомандовала Ядвига.

— Но, госпожа, мы ведь ещё не приехали…

— Нет времени. Мне стало дурно. Нужно срочно возвращаться!

Кучер тяжело вздохнул:

— Как прикажете.

Он ляснул лошадей, закричал «но», и повозка тронулась с места.

Ядвига знала, что дни её сочтены, но всю обратную дорогу до замка думала лишь о том, чтобы месть успела свершиться. Она устало прикрыла глаза и поняла, что силы начинают безвозвратно покидать её тело.

— Началось, — шепнула она себе под нос.

Потом звучно скомандовала слуге:

— Прибавь ходу!

«У меня есть всего три дня, но я ещё не завершила самое важное.»

Воротившись в замок, девушка поблагодарила извозчика за расторопность и поспешила в покои, в которых жила до замужества, когда лечила умирающего князя. Не сказав мужу ни слова, она закрылась там на три дня и три ночи.

Растирая деревянным пестом в ступе травы, она все пыталась найти хоть какое-то оправдание Витольду, но чистый разум, теперь отравленный ненавистью, отказывался его понимать.

— Нет тебе прощения, душегубец! — сквозь зубы шипела она, раздувая под котелком огонь. — Не прощу! Не помилую!

Ароматные травы посыпались в кипящую воду, окрашивая её в кроваво-красный цвет. Сейчас Ядвига варила последнее в своей жизни зелье, и оно предназначалось для драгоценного любимого мужа.

— Он знал, знал, что я любила другого… — она с ненавистью стирала рукавом предательские слезы, — но в его сердце не нашлось жалости ни для Николаса, ни для меня…

Девушка схватила со стола серебряную иглу и, уколов палец, добавила в зелье несколько капель своей крови.

— Вот и в моём сердце больше нет жалости.

Как бы она ни пыталась убедить себя, но глупо было отрицать, что она давно полюбила Витольда, и эта любовь была такой же сильной и крепкой, как её ненависть к нему.

— Ненавижу! За то, что обманул. За то, что заставил пережить столько боли, — зелье кипело, бурлило, шумело, разнося по комнате едкий запах сухостоя, — за то, что чуть не сгубил Николаса.

Во время приготовления яда она сосредоточенно читала заклинания, когда не отвлекалась на проклятья в адрес предателя. Как и учили её знающие, целебное зелье становилось сильнейшим ядом, если щедро сдобрить его правильными травами.

Всё время её оставшейся жизни Ядвига потратила на то, чтобы изготовить орудие мести, но под самый конец воспалённые нервы окончательно сдали.

Бедняжка медленно сползла по стене, закрывая лицо руками.

— Что же я наделала? — она ударила себя кулаком в грудь, пытаясь заглушить чувства и сомнения. — Почему всё так сложно?! О боги! Почему я не могу просто его ненавидеть? Зачем полюбила? Как могла пустить в своё сердце?! Как могу любить до сих пор, после всего, что узнала?!

Но несмотря на это, Ядвига, преодолевая слабость, поднялась, достала свою длинную серебряную иглу и окунула её в зелье.

Голова сильно кружилась, в глазах темнело, но в трясущихся руках всё ещё оставалась сила.

— Времени больше не осталось.

Струсив лишние капли с конца иглы, она отперла дверь и, полная решимости, направилась к мужу, готовясь осуществить задуманное.

— Душа моя, что происходит? Тебе нездоровится? Я не знал, что уже и думать, — Витольд пошел в сторону жены и нежно обнял её. Он был так рад её видеть, что не сразу обратил внимание на темные круги под её изумрудными глазами.

Ядвига вымученно улыбнулась и солгала:

— Тебе не о чем беспокоиться. Со мной всё хорошо.

— Почему ты заперлась в старой комнате и отчего так долго не покидала её?

— Прости. Мне нужно было время, чтобы восстановить силы после поездки, — девушка положила голову на грудь мужа и прикрыла глаза, прислушиваясь к мерному биению его сердца. — Спасибо, что отнёсся с пониманием.

Крепкие мужские руки сомкнулись на тонкой талии, притягивая её ближе.

— Хоть мне было и трудно, но я не посмел потревожить твой покой.

Он с такой нежностью смотрел на жену, что она не сдержалась. Предательское сердце заныло, забилось чаще, а губы сами потянулись к его нежным сладостным устам.