— Ох, мой хороший, теперь всё поладится, коли я знаю, что сын мой в добром здравии.

— Отец не бранится, не обижает?

— Ворчит постоянно, окаянный, да только то пустое. Привыкла давно, а вот без тебя тошно было, тоскливо. Душа не на месте.

— Ну полно тебе убиваться, со мной все добре.

Внезапно из соседней комнаты раздался раздраженный бас хозяина:

— Кого ещё нелёгкая принесла?! Кто к нам пожаловал, Вольга?

Мать вздрогнула, побледнела и обернулась, пытаясь спрятать за спиной сына, который был на две головы выше неё самой.

Наконец в переднюю вышел Радзимиш. Крепкий мужчина с сильными мозолистыми руками, привыкшими к труду, суровым и твердым взглядом, утяжеляющимся густыми черными бровями, хмуро сходящимися на переносице. Его грубая мужицкая простота лишь подчеркивала крутой нрав и горячесть.

— Как посмел ты ослушаться родительского слова и вернуться, щенок?! Да за такую дерзость я шкуру с тебя спущу! — завопил хриплым голосом мужчина.

Но Николаса было не испугать пустыми угрозами и физической силой отца. За прошедший год парню многое довелось пережить, многому научиться. Теперь уже он не тот неумелый мальчишка, а закаленный в суровых условиях мужчина.

— Мало тебе позора, который навлек ты на нашу семью?!

— Радзимиш, прошу, не гневайся! — обливаясь горькими слезами, взмолилась мать.

— Замолчи, женщина!

Не обращая внимания на бледную, как полотно, жену, мужчина шагнул в сторону сына и схватил его за грудки, замахиваясь тяжёлым кулаком. Он бы нанес удар дерзкому мальчишке, если бы тот не вцепился в запястье отца и не сорвал с отвращением его руку со своей груди.

— Никогда более ты не посмеешь меня ударить! — процедил он сквозь зубы, меча молнии янтарными глазами. — Тем более, что я пришел сюда только ради матери. Честь, о которой ты так громко восклицаешь, не пострадает. Я ухожу и больше не переступлю порог твоего дома.

— Щенок! — в ярости выплюнул отец, но более отпрыск не обращал внимание на жестокого бездушного родителя.

С тяжёлым сердцем Николас подошёл к матери, заглянул в её убитые горем, но добрые глаза, оставил целомудренный поцелуй на щеке приговаривая:

— Не тревожься, матушка, со мною все будет ладно. Ты лучше себя береги, а мне уже пора.

— Куда же ты, сынок? — едва слышно прошептала она, не желая отрывать взора от любимого сына.

— Дело важное и срочное у меня имеется. Пойду я.

Уходя Николас мазнул по отцу холодным взглядом, полным презрения, и затворил за собой дверь.

— Если он вернётся… — зашипел Радзимиш, но Вольга не позволила ему договорить. Она топнула в сердцах ногой и обрушилась на мужа с дикой бранью.

— Молись богам, чтобы он вернулся, Радзимиш! В противном случае не прощу тебя! Прокляну! Не позволю более твоему упрямству и дряхлой гордости лишить меня сына! Коли прогонишь его в очередной раз, я уйду вместе с ним! Помяни моё слово!

Не желая больше глядеть на мужа, она закрыла лицо руками и бросилась во двор, задыхаясь в душной хате.

Веслав насторожился, когда услыхал стук в дверь. Изредка на его пороге появлялись деревенские с просьбой получить целебное снадобье от Ядвиги, когда Зофья была не в силах помочь. Веслав внимательно выслушивал посетителя и приказывал дожидаться у ворот, а сам передавал слова пришедшего дочери, не позволяя ей ни с кем видеться. Он сам собирал и приносил ей необходимые травы, коренья и цветы, а она сушила их, измельчала в своей ступке дубовым пестом, да варила в котелке, оставляя снадобье доходить в печи. Мужчина видел, как исхудала и побледнела его дочь в неволе, но менять своего слова не намеревался. Вот и в этот раз староста думал, что очередная баба пришла просить зелья для захворавшего дитятки. Он отворил дверь и застыл на месте. Глаза его округлились, а лицо побагровело от ярости, когда на пороге своего дома он увидел проклятого мальчишку, который был изгнан из деревни год тому назад.

— Как посмел ты вернуться и ступить на порог моего дома?! — змеиным голосом зашипел Веслав. — Что ты тут делаешь?!

Гордо расправив плечи, Николас уверенно ответил:

— Мне необходимо повидаться с Ядвигой.

Староста едва не задохнулся в гневе от подобной наглости.

— Убирайся подобру-поздорову, пока я не взял в руки лук и не запустил стрелу в твою голову.

Он хотел с грохотом захлопнуть дверь, но Николас остановил ее, цепляясь пальцами за сбитые доски.

— Прошу, поверьте: если бы дело не было крайней важности, я бы не осмелился тревожить Ваш дом своим присутствием. Не пустые беседы пришел с вашей дочерью вести.

Как бы сильно старший мужчина не ненавидел юнца, но он был не глуп, и по одному его лицу только понял, что говорит тот правду, да и дело серьезное.

— Говори, чего хотел, а после убирайся отсюда. Так и быть, я передам твои слова дочери.

— Боюсь, что должен просить её идти со мной в горы.

Злая усмешка заиграла на заросшем густой черной бородой лице Веслава, а после он и вовсе разошелся надменным смехом.

— Ополоумел ты что ли, коли посмел явиться ко мне с такой просьбой?!

Но непрошеному гостю было не до смеха. Он сдвинул густые брови у переносицы и сказал:

— Не до шуток мне в столь трудный час. Старик умирает, и только Ядвига способна его излечить.

Кажется, Веслава ни капли не тронули его слова.

— Она передаст ему травы. А теперь убирайся. Можешь наведаться к Зофье, может, она тебе чего подскажет.

Внезапная ярость охватила молодое горячее сердце. Николас вспыхнул, как факел, и гневно зарычал, сжимая в досаде кулаки:

— Оставьте травы при себе. Старик вскоре помрёт, если Ядвига не пойдёт со мной. И его смерть будет на ваших руках, что из-за своего упрямства не позволили дочери делать то, ради чего боги одарили её своей милостью!

Более парень не боялся гнева упрямого старосты. Он был готов стоять до конца и пойти на что угодно, только бы добиться своего. За срок изгнания он привык и успел полюбить старого отшельника. Тот принял его в свой дом, обогрел, накормил и стал относиться как к своему родному сыну, передавая тому свои знания, накопленные за долгие лета уединенной жизни. И теперь Николас не мог позволить старику умереть, когда тот был ещё не готов покинуть Землю Матушку.

Веслав хмуро глядел на пришельца, поджав тонкие губы, и размышлял.

— Быть по-твоему. Жди здесь. Скоро мы в путь снарядимся.

Оставляя своего врага на пороге, Веслав затворил за собой дверь и пошел за дочерью.

Ядвига всегда старалась при матери улыбаться, и только лишь наедине с собой она могла показать то, что чувствовала на самом деле. Ощущая себя одинокой, покинутой и лишённой свободы птицей, которой отрезали крылья, она всё больше мрачнела, теряя надежду на спасение из заточения. Толстые книги и заготовки трав, привезенные отцом, стали для бедняжки единственным утешением. И если днём ещё удавалось хоть немного отвлечься, то ночью на Ядвигу лавиной обрушивались тягостные мысли. Но чаще всего она думала о соседском юноше, которого обрекли на страшную долю.

«Где он сейчас? Что с ним стало?» — раз за разом проносилось в её голове. Она вспоминала его сияющие янтарные глаза, добрую нежную улыбку, звонкий заливистый смех и сильные руки, так часто поддерживающие её. Ядвига никогда и представить не могла, что так сильно будет тосковать по нему, но сейчас пустота в душе только росла.

Девушка стояла у стола и в очередной раз перекладывала травы, чтобы они скорее высохли, когда в комнату вошёл отец.

— Собирайся в дорогу, — нехотя буркнул он и отвёл взгляд в сторону.

Ядвига удивлённо уставилась на него, не веря собственным ушам.

— Не делай вид, что не слышала. Я сказал, чтобы ты собиралась. Да травы с отварами всякие прихвати. Кажется, там дело серьезное.

— Ты… ты позволишь мне выйти из дому?!

— Именно так, но после ты вернёшься домой. Наказание я не отменял.

Сперва девушка хотела спросить, куда они пойдут, но понимая, что это не имеет никакого значения, скоро засобиралась. Она накинула на плечи теплую шаль, собрала в сумку зелья и снадобья, да сухие стебельки, и, едва не задыхаясь от восторга, выпорхнула из комнаты. Веслав, вооружившись луком и стрелами, пошел за дочерью.